Ольга Васильевна тоже ехала с группой, как и обещал помещик, в качестве проводника. Она гордо восседала на переднем сиденье, одетая в дорожное платье, с ридикюлем в руках. В ридикюле, как было сразу после отъезда сообщено всем спутникам, помимо обычных дамских мелочей лежал карманный маузер номер один калибра семь шестьдесят пять.
Четвертым участником поездки был поручик Изотов, настолько крупный, что пулемет «льюис» казался в его руках игрушкой. Он и послан был из-за своего умения обращаться с этой машинкой. Отпускать группу с одними винтовками Аргамаков не решился. Пусть дорога пару недель назад была вполне безопасной, но все в мире стремительно меняется, причем исключительно к худшему.
И наконец, водителем был младший унтер-офицер Ивар Ясманис из Риги. До войны он работал на «руссо-балте», возил тузов из правления и потому мог легко остаться в тылу. Вместо этого спокойный латыш отправился на фронт добровольцем, а затем без колебаний вступил в отряд Аргамакова.
Сейчас он сосредоточенно крутил руль да временами бубнил про себя. Скорее всего, проклинал бесконечные повороты, подъемы да ухабы, явно не придающие дороге должного комфорта.
Паккард натужно преодолел очередной склон, скатился вниз и остановился у крохотного ручейка.
– Все, – заявил Ясманис и заглушил мотор.
Остальные тревожно переглянулись, дружно подумав о поломке.
Нет, что ни говори, конь не только привычнее, но и намного удобнее. Это вам не бездушный механизм, в котором сам черт ногу сломит. Но до Смоленска верхом было несколько далековато.
– Что-нибудь серьезное? – с некоторой тревогой в голосе осведомился Сухтелен.
– Нет. Мотор нагрелся. Надо дать ему остыть и добавить воды в радиатор, – невозмутимо сообщил водитель.
– Долго?
Ясманис зачем-то посмотрел на небо, будто ожидал оттуда подсказки, беззвучно подвигал губами и вынес вердикт:
– Минут десять. Можно бы и быстрее, однако очень плохая дорога.
Говорил он по-русски чисто, и лишь более твердое произношение выдавало, что этот язык для него неродной.
– Скоро Красное, а там дорога будет намного лучше, – порадовала всех Ольга.
Она хотела первой выпорхнуть из автомобиля, и Раден едва успел оказаться на земле быстрее и галантно протянуть девушке руку. Помощь Ольга приняла и сразу с очаровательнейшей улыбкой попросила:
– Благодарю. Однако, господа, будьте любезны исполнить одну мою просьбу.
– С удовольствием, – отозвался Сухтелен, а Раден поправил:
– Почему же просьбу? Приказ. Мы почтем за честь выполнить любое ваше распоряжение.
В глазах девушки мелькнуло что-то озорное, но тон голоса был намеренно строгим:
– Тем лучше. Я приказываю вам на всем протяжении пути относиться ко мне не как к существу слабому, требующему непрерывной опеки, а как к своему товарищу.
Округлое лицо Радена словно вытянулось.
– Но, Ольга Васильевна…
– Кто обещал выполнять мои приказы, ротмистр? – Девушка старательно изобразила на своем лице возмущение.
Сухтелен и Изотов весело посмотрели на своего спутника. Тот выглядел явно смущенным. И лишь водитель равнодушно шагнул к капоту. Весь его вид говорил одно: «Мало ли кто что обещал? Кому какое до этого дело?»
– Однако не такой же безжалостный, – наконец справился с замешательством Раден.
– Приказы не ведают категории жалости, барон, – с улыбкой напомнил ему Сухтелен.
– Значит, договорились? – спросила Ольга.
– Категории договора они не ведают тоже, – продолжал забавляться подполковник.
От открытого радиатора валил пар, и пассажиры предпочли отойти чуть в сторонку. При этом офицеры не забывали про винтовки, а Изотов небрежно держал на плече пулемет.
Поля и перелески вокруг были безлюдны, только без оружия мужчины давно чувствовали себя хуже, чем без штанов. Даже при даме. Или тем более.
– Вы, мужчины, страшные ретрограды, – звонко произнесла Ольга. – На дворе двадцатый век, а вы до сих пор не хотите признать равенство женщин. Одни вы способны на все, ваши же подруги должны тем временем терпеливо сидеть по домам и ждать, когда вы переделаете всю работу. А мы не хотим ждать и ограничивать свой мир домом. Мы такие же люди и умеем не меньше, чем вы. Видите ту ветку?
Девушка показала мужчинам на росшее шагах в пятнадцати дерево. Какую из его ветвей она имела в виду, никто не понял, но на всякий случай кивнули все.
– А теперь смотрите! – Ольга сноровисто выхватила маузер, вскинула его, прицелилась и нажала на курок.
Конец одной из веток отлетел в сторону, и глаза девушки вспыхнули торжеством.
– Впечатляет, – кивнул Сухтелен.
Он посмотрел на Ольгу с явным уважением, а затем резко выдернул наган и выстрелил почти не целясь.
Ветка стала еще короче, а Сухтелен деловито выбил пустую гильзу и вогнал в гнездо новый патрон.
На хорошеньком лице Ольги промелькнула досада. Видно, ей хотелось быть лучше всех.
– Бедное дерево, – примиряюще вздохнул Раден. – Хорошо хоть, что вы не решили срубить его под корень.
И, противореча собственным словам, укоротил злосчастную ветку еще на несколько вершков. Ольга обратила внимание, что маузер, такой же, как у нее, барон держал в левой руке.
– Хотите хоть этим продемонстрировать превосходство? – недоброжелательно поинтересовалась девушка.
– Что вы, Ольга Васильевна. Просто мой правый глаз видит значительно хуже левого, – пожал плечами Раден.
Ольга машинально посмотрела на шрам, рассекавший лоб барона до правого глаза, и потупилась в невольном смущении.
– Простите. Я не подумала…
– Полноте. Другие теряли головы, и ничего, живут, – словно намекая на что-то, поведал ротмистр.
Изотов с иронией посмотрел на своих спутников и потянул с плеча пулемет:
– Насколько я понимаю, господа, теперь моя очередь. Дал очередь в очередь.
И оглушительно рассмеялся над собственным каламбуром.
– Ладно. Хватит расходовать патроны, – махнул рукой Сухтелен. – С такими забавами к Смоленску нам останется только шашками махать.
– Как скажете. – Изотов вернул «льюис» на плечо.
– Что до вас, уважаемая Ольга Васильевна, то полностью готов признать ваше умение владеть пистолетом. Честно говоря, не ожидал от хрупкой барышни и был удивлен, – галантно произнес Сухтелен и добавил: – А все же хочется надеяться, что ваш талант пропадет втуне. Не потому, что я радею за исключительные права мужчин. Да и не права это, а обязанности. Однако чем реже мы на собственной земле будем прибегать к оружию, тем лучше.
После краткой речи подполковника воцарилось затишье. Только Ясманис деловито лил воду из ведра в радиатор, и это был едва ли не единственный звук, нарушавший окрестную тишину.
– Слышите? – вдруг насторожился Раден.
Остальные напряглись. Где-то стрекотал кузнечик, из ближайшего перелеска доносилось пение птицы, но это лишь подчеркивало царившую вокруг безмятежность.
– Стреляли, – пояснил ротмистр.
– Вы уверены? – на всякий случай спросил Сухтелен.
– Да. Из винтовки. Только где-то далеко в той стороне, – Раден махнул рукой куда-то вправо.
Лицо Ольги приняло воинственно-встревоженный вид. Остальные ограничились кивками без тени эмоций.
Мало ли кто, где и почему сейчас стреляет? Тем более далеко и в стороне от движения. На фронте тоже где-то постоянно постреливали. А разве весь мир не стал теперь тем же фронтом, только без четко проведенной линии и конкретных врагов?
– С вашего позволения, мадемуазель, перекур, – сделал свой вывод Сухтелен. – Не знаю, кому как, господа, мне гораздо приятнее ехать верхом, чем на последних достижениях человечества да по нашим российским дорогам.
Ольга милостиво кивнула. О том, что данный жест противоречит ее же собственным словам о равноправии, девушка не подумала. Или привыкла к просьбам мужчин в подобных случаях, как к самому собой разумеющемуся, словно была старшей по званию.
Дав разрешение, Ольга покинула мужчин, направилась к росшим в стороне кустам. Офицеры деликатно отвернулись, а затем и вообще сели на траву рядом с дорогой.
– Угощайтесь, господа! – Сухтелен протянул раскрытый портсигар с папиросами.
– Интересно, далеко еще до Смоленска? – выдохнув дым, спросил Раден. – В том смысле, что раз там относительно нормальная жизнь, то должны рестораны работать. Правда, вид у меня явно не уставной, но так свобода…
Последнее он произнес с некоторой усмешкой. Мол, даже в самом неприятном при большом желании можно найти хоть одну положительную сторону.
Вид же действительно к уставному никакого отношения не имел. Гусарские чикчиры, солдатская гимнастерка с нацепленными на нее золотыми погонами, Владимир с мечами на груди, офицерская портупея, фуражка тоже офицерская, но поношенная, помятая…
– Вы продали свое курляндское поместье, милейший барон? – с добродушной улыбкой осведомился Сухтелен. – Рестораны требуют денег, чтоб их черти побрали. А уж по нынешним временам…
– Вот, уже и помечтать нельзя, – притворно вздохнул Раден. На замечание о деньгах он не обиделся. – Может, мне главное не сам процесс, а его предвкушение. Официанты, я в парадной форме, рядом очаровательная девушка… Нет, говорите что угодно, господа, но что-то в этом есть.
– И чего-то нет, – уже без улыбки отозвался подполковник. – Парадной формы, к примеру. А девушка, хоть без сомнения и очаровательна, но, похоже, вместо хорошего обеда с большей радостью постреляла бы из своего маузера. А вот и она, господа. Попрошу потише.
Офицеры дружно поднялись.
– Мечты прекрасны, господа, но нас ждет, увы, дорожная проза, – закрыл тему Сухтелен. – Ивар, долго еще?
– Можно ехать, господин подполковник, – отозвался Ясманис, первым усаживаясь на свое место.
– Прошу, господа, – кивнул подполковник.
Паккард тронулся с места и с натугой стал забираться на очередной холм.
– Сейчас будет развилка, – стараясь перекрыть шум мотора, прокричала Ольга. – И нам тогда направо. Оттуда до Красного версты три.