Ночь, двое стоявших у окна в пустом классе и тишина, подчеркнутая изредка доносящимися снизу голосами.
– Что вы молчите, барон? – первой нарушила затянувшуюся паузу девушка.
– Наслаждаюсь звуками вашего голоса, – признался Раден.
– Я, кажется, ничего не говорила, – с легким смешком напомнила Ольга.
– Я не вообще, я сейчас… – Давно гусар не был настолько смущен. Он даже стал больше косить от своего смущения, чувствовал это и смущался еще больше. На этот раз – своего вида.
Барон вновь умолк. Приходящие в голову слова казались банальными. Другие – излишне откровенными, способными ненароком оскорбить девушку.
– Я сегодня, кажется, убила человека, – неожиданно призналась Ольга. – Выстрелила из винтовки, а он упал. Тогда ничего не думала, грохот, свист пуль, а сейчас вспомнила и… Он же был живым!
– Все погибшие когда-то были живыми.
– Но этого сразила я!
Барон вздохнул. Кадровый военный, он был далек от подобных переживаний.
– Вы определитесь, Ольга Васильевна. Одно из двух – или никаких мыслей о свершенном, или стрелять не надо вообще. Да и запомните: в бою на той стороне людей не бывает. Есть враги, которых надо уничтожать всеми средствами. Вы сами доказывали нам, что ни в чем не уступаете мужчинам, а теперь… Только не подумайте, будто я призываю вас к чему-то. То есть нет, призываю, – поправился ротмистр, – но к одному. Подумайте, нужно ли вам это? Доказательства вашей доблести, попытки сравняться с солдатами. Зачем?
– Вы спрашиваете зачем? – с оттенком горечи произнесла Ольга. – Скажите, барон, вы мечтали когда-нибудь? Я говорю о мечте, а не о желании. Желания есть у каждого человека.
– Мечты, наверно, тоже, – не согласился Раден. – А я… Разумеется, мечтал. В корпусе и училище мечтал поскорее получить золотые погоны, мечтал о встрече с государем. Наконец, на войне мечтал о победе.
– Ваши мечты были вполне реальны, – вздохнула Ольга.
– Только моя последняя мечта осталась неосуществленной, – горько заметил барон.
Девушка словно не слышала его. Она сейчас пребывала в плену собственных мыслей и не нуждалась в собеседнике.
– Когда началась война, я очень пожалела, что родилась не мужчиной. В первый же день дядя добровольно надел мундир, ушли на фронт многие знакомые, а нам оставалось только ждать их возвращения. Кто-то отдавал жизнь за государя и родину, совершал подвиги, делал нужное дело, для меня же все оставалось почти по-прежнему. Те же уроки в гимназии, тот же дом – словом, все, словно не было войны. Мне так хотелось сбежать, поступить в какой-нибудь полк, но кто бы меня принял? Даже переоденься я в мужской костюм, никто бы не поверил, что перед ним юноша.
Девушка сделала короткую паузу, и барон не выдержал, вставил то, что было на сердце:
– Разумеется, с вашей красотой… – и едва не поперхнулся, испугавшись возможной ответной реакции.
– Не надо, барон, – попросила девушка. – Я не хочу…
– Простите, Ольга Васильевна.
– А война все шла и шла, – не замечая извинения, продолжила Ольга. – Все больше знакомых появлялось на страницах газет с надписью: «Они отдали жизнь за Родину». Казалось, этому не будет конца. И тогда я стала учиться. Да, меня никто не примет, но если суметь доказать, что я не хуже других владею оружием, умею ездить на коне, выдерживаю физические нагрузки? Все свободное время мы с подругами тренировались, готовились, а едва закончилась гимназия, еще и работали в госпитале, ухаживали за ранеными, помогали им, чем могли… Я страстно мечтала попадать в цель с первого выстрела и очень переживала, когда это не удавалось. А потом началась революция, анархия, развал. Вернулся с фронта дядя, забрал нас к себе, и былые мечты стали казаться чем-то далеким, неосуществимым. До тех пор пока не появились вы… И я…
Продолжить Ольга не успела. Где-то далеко часто залаяли пулеметы, и прошлое уступило место настоящему.
– Слышите? – напряглась Ольга.
Как будто этого можно было не слышать!
– Где стреляют? – Раден пытался сориентироваться, однако сразу это ему не удалось.
– По-моему, у вокзала.
– Значит… – договаривать ротмистр не стал.
И не имело особого значения, кто вторгся в ночной город: знакомый Горобец или неведомые деятели из Рудни. Важным был лишь факт, что отряд опоздал, не подоспел вовремя, и теперь предстояло как-то продержаться имеющимися силами.
Формально сил было много, на деле – вот эта школа с сотней юношей да с десятком прибившихся офицеров.
Или вновь воспользоваться талантами не успевшего уехать Всесвятского, попробовать убедить запасных вступить в бой? Хорошо хоть, что Ольга здесь, а не в городе!
– Извините, я к подполковнику. – Какие бы чувства ни испытывал Раден, долг звал его побыстрее занять свое место в общем строю. – И ради Бога, Ольга Васильевна, будьте осторожнее. Смелость не в том, чтобы лезть под пули…
Хотелось сказать еще многое, не менее важное, да не было времени…
– Продержаться мы продержимся. Но что будет с городом, господа?
Вопрос Мандрыки заставил большинство присутствующих потупить взоры.
В кабинете начальника школы на скорую руку собрались почти все офицеры, кроме тех, кто сейчас командовал приготовившимися к бою юнкерами. Были тут и граждане правительства. Вовремя уехать не успели, теперь же и не хотели никуда уезжать.
– Боюсь, городу мы ничем не поможем, – твердо произнес сидевший рядом с Мандрыкой Сухтелен. – Вести на улицах ночной бой имеющимися силами бессмысленно. Неизбежно потеряем связь друг с другом, а затем…
– Если бы удалось поднять запасных… – без всякой уверенности проговорил Кузьмин. – Да куда там!
Взгляды офицеров поневоле сосредоточились на Всесвятском. После первых же выстрелов глава правительства утратил значительную часть былого лоска и сейчас сидел так, словно старался превратиться в невидимку.
– Даже если бы удалось их поднять, пока приведем в человеческий вид… Вы же сами видели, какой это контингент, господа, – возразил Сухтелен.
– Но против нас всего лишь банда… – раздался голос Вагина.
Он сидел в заднем ряду и время от времени с надеждой смотрел на Всесвятского.
– И запасные – такая же банда. А по боевым способностям – еще хуже. Банда хоть подчиняется главарям, – безжалостно отрезал Сухтелен.
Его слова прервал короткий стук в дверь, и выросший на пороге юнкер доложил:
– Господин полковник! К вам посланник от Шнайдера!
Глаза юнкера были слегка обалдевшими, и через секунду остальные поняли причину этого.
Посланник оказался посланницей, настолько притягательной, что многие из присутствующих едва не забыли о цели короткого совета.
– Слушаю. – Мандрыка был одним из немногих, сохранивших полное спокойствие.
– Меня послали передать вам, что на Смоленск напала банда из Рудни, – не здороваясь, сообщила Вера.
– Знаем, – кивнул полковник.
– И еще. Шнайдер организовал оборону дома правительства. Говорит, чтобы вы прислали ему подмогу.
– А вот это вряд ли реально.
– Шнайдер сам руководит э… обороной? – заинтересованно спросил Всесвятский.
– Нет. Он оставил за себя своего знакомого, а сам отправился поднимать отряды охраны порядка.
– А… – разочарованно протянул первый гражданин.
– Шнайдер сказал, что лично поведет отряды на помощь защитников, – отрезала Вера.
– Если так, то мы там не нужны, – сделал вывод Мандрыка. – Только постреляем друг друга в темноте.
– Да и неясно, куда вообще будет направлен удар. Правительство здесь, – Сухтелен кивнул на молчаливо сидящих граждан, – а дом, он и есть дом. Пустая коробка.
– Господа офицеры! – Мандрыка поднялся, и остальные немедленно последовали его примеру. – Наша задача – продержаться до рассвета. Дальше будем действовать по обстановке. Моим заместителем на время боя назначаю подполковника Сухтелена. А теперь – всем по местам.
Офицеры торопливо двинулись к выходу. Лишь Либченко подошел к Вере и улыбнулся ей как старой знакомой.
– Здравствуй, Верочка! Ты все такая же обворожительная!
– А ты такой же вежливый, – кивнула в ответ девушка и намного тише, так чтобы никто не услышал, добавила: – Яша просил передать, что случай крайне благоприятный. Упускать ни в коем случае нельзя.
– Понятно, но, боюсь, у меня ничего не получится. Я весь на виду, – так же тихо ответил капитан.
– Яша сказал: надо.
Либченко скользнул взглядом вслед уходящим офицерам. В его почему-то покрасневших глазах сверкнула мысль, и он поспешил поделиться ею с Верой:
– Видишь того молодого прапора?
– Какого?
– С перевязанной рукой. Мне кажется, что его легко можно будет приобщить. А потом можно будет убрать. Не жалко. Никто ничего не узнает. Подумают, с ума сошел. Только тебе приобщить его будет легче.
– Конечно. – Секретарша Шнайдера посмотрела вслед удаляющемуся прапору и сладострастно улыбнулась.
Хотя эту же улыбку можно было назвать и плотоядной.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Луны больше не требовалось. Два горящих поблизости дома давали достаточно освещения. В красном недобром свете просматривались площадь с лежащими неподвижными фигурами, изрешеченный замолкший броневик у подъезда, какие-то брошенные вещи.
Горело не только перед площадью. Пожары вспыхивали тут и там, с разных концов города доносились отчаянные крики, изредка хлопали выстрелы…
Именно – изредка. Перестрелки прекратились почти повсюду, и лишь со стороны юнкерской школы время от времени доносились стройные залпы, перекрываемые пулеметным огнем. В остальных местах сопротивление было сломлено, а то и не начиналось.
Не было и обещанной подмоги. Запасные, похоже, вообще не выходили из казарм, не то держа нейтралитет, не то сдавшись ворвавшимся в город грабителям. Где были и что делали отряды Шнайдера и Муруленко, вообще оставалось только гадать.
До рассвета, по прикидкам Орловского, оставалось чуть больше двух часов. Что будет потом, думать не хотелось. Маячила слабая надежда на подход армейского отряда, да только когда это произойдет? Откуда неведомому командиру знать, что сейчас творится в несчастном городе?