Недомётаны стога,
В мороси трава умолкла,
И сама река намокла,
Как намокли берега.
Стынут косы без косьбы,
А на каждую поляну,
Как по осени, с обману
К свету выбрались грибы.
День, другой – и до утра
Просинело небо звёздно.
Ничего ещё не поздно:
Только самая пора!
«А всё же истаяли соки…»
А всё же истаяли соки
В травинках, в листве на весу,
И весть эту скоро сороки
По свету всему разнесут.
Так много я осеней прожил,
Вослед им глаза проглядел,
Что чую всей кровью и кожей:
Стремительно-близок предел.
Поверх переспелого лета
Осин разжигая огни,
Помчатся за убылью света
Последние красные дни…
Начало
Начало, осень, пёстрый праздник:
Цветы и речи, и звонок,
И сын – улыба-первоклассник,
Переступающий порог.
В толпе нерослой новобранец,
Любимый сын, любимый внук, –
На нём ещё домашний глянец,
А за плечами – новый ранец
Для вечной тяжести наук.
И вся торжественность момента
На все иные времена
На фото и на киноленты
В подробностях занесена.
На поздравленья со слезами
И пожеланья – в добрый путь! –
Пытаемся его глазами
Из памяти своей взглянуть:
Восторга больше, чем тревоги;
И без дыхания почти –
Шажок вперёд по той дороге,
Где нет обратного пути.
Пора листопада
Пора листопада. И в осень
Поодаль от ярких лесов
Мой день начинается в восемь
В краю заводских корпусов.
Меня не смущает нимало,
Что в воздухе тонком спроста
Слагаются – запах металла
И запах сухого листа.
В цехах азиатского лета,
Где отсветы брызжут со стен,
Доступны и сердцу заметы
Негромких земных перемен.
Давно понимаю: программа
В лесах и заводах – родня,
Расписано в планах до грамма
Количество ночи и дня,
Прибавок дождей в водоёме,
И жёлтый, и белый груздок,
И в заданном чтобы объёме,
И чтоб в установленный срок.
И кое-какие итоги
Уже обозначить пора:
У дней золотых на пороге
Холодные стынут ветра.
Покуда не поздно светает
И на сердце птичьем светло,
Окрепшие, сильные стаи
Подняться спешат на крыло.
И листья снижаются плавно.
И это всё значит: настал
В графе государственных планов
Четвёртый, последний квартал.
На Урале
Июнь – ещё не лето,
июль – уже не лето, –
Так на Урале испокон веков…
Сентябрь
Из паутины эполеты
Уж нацепил на плечи грибников.
В реке стемнела
Звонкая вода,
И, открываясь в предвечернем блеске,
Парят
леса, поля и перелески
Меж небом и землёй…
Но вот звезда
Затеплится
Над зябкою планетой.
Зима наутро выставит посты.
И, просияв, замрёт душа от этой
Пронзительной и тихой красоты.
«Извечному забвенью вопреки…»
Извечному забвенью вопреки –
Ещё о лете каждая травинка.
По берегу – непыльная тропинка,
Где хаживали ранью рыбаки.
Идёшь березняком, не ждёшь чудес,
Но вдруг поманит всполохом боярка, –
Отведай немудрящего подарка:
Припас, гляди-ка, на прощанье лес.
В три тополя селенье за рекой,
И церковки облупленная башня.
И наизнанку вывернута пашня
Хозяйственной крестьянскою рукой.
По улице, где стихли трактора,
Под серыми сырыми небесами
Взахлёб, изнемогая голосами,
Гуляет свадьба с самого утра.
И рядом, и в ознобном далеке
В последней красоте неотразимо
Лицо земли… Земля уходит в зиму,
Всё до конца исполнив, налегке.
«Придите, светлые слова…»
Придите, светлые слова,
На зябкий лист земли осенней.
От угасающих растений
Светло.
Кружится голова.
По краю леса – прям и крут
Скалисто-серый склон овражный,
И вниз
Недвижно и невлажно
Ручьи листвяные текут.
Поля обугленно-черны,
Лежат в усталости вчерашней,
Лишь светит над холодной пашней
Желток
Соломенной копны.
На сердце лёгкость иль беда:
Легко взлететь, легко проститься, –
Легко, как улетают птицы,
Такие скорые. Куда?
Бежать ли мне за косогор
Крылатым путникам вдогонку?
Кричать ли мне по-птичьи тонко?
Я вслед им развожу костёр.
Нужны ль кому мои слова?
Пусть пахнет гарью ветер странствий!
А стаи взвешены едва
В стеклянной глубине пространства.
Гореть костру, светло гореть,
И я до светлой мысли дожил:
Такую землю кто-то должен
Закрыть собою… И согреть.
На переломе
Снег, дождь, дурацкая погода;
Напоминает – кинозал,
Где от прихода до ухода
Просмотру равен интервал.
И зрители с небрежной ленью,
За что – не ведая вины,
С порога в светопреставленье
Участвовать вовлечены.
Ты чувствуешь себя неловко –
С зонтом и в шапке меховой;
Троллейбусы на остановке
Буксуют в каше снеговой.
Морозно, слякотно, простудно,
Скорей забавно, чем смешно,
Но только в сторону абсурда
Как понарошку смещено.
Из мешанины и разлада
Вдруг проступили сквозь экран
Деревья, провода, ограды –
И заняли передний план.
Всё только порознь бестолково,
И воедино сведено –
Как фильм Никиты Михалкова,
Где всё, как в жизни и в кино.
И так – до самого момента,
Когда, почти сведя с ума,
Вдруг не иссякнет кинолента,
Дверь – настежь, и уже зима…
«Декабрь вышагивает в гору…»
Декабрь вышагивает в гору,
И за делами помним мы:
Над деревнями
В эту пору
Столбятся белые дымы.
Слетает
изморозь с берёз,
Ярее дни в краю родимом.
И даже в городе
Мороз
Слегка припахивает дымом.
Мотогонки на льду
Ну вот и январь настоящий,
Поспешным шажком под окном
Уже спозаранку скрипящий,
Ядрёный – мороз с молоком.
Рассвет в куржаке, как затменье.
И в нём проступает белей
Цветущего сада виденье:
Извивы кленовых ветвей.
Пред этой работой без пятен
Остолбеневаешь в дверях,
Неистов обман и понятен –
А всё не рассыплется в прах.
К полудню отрывисто-звонки
Все звуки, – за тридевять вёрст
Сегодня слыхать: мотогонки! –
И, слышно, с участием звёзд.
На древних пилотов похожи,
Сдирая колёсами лёд,
Наездники в шлемах и коже
Рванулись в виражный полёт.
В овальном котле стадиона
Все двадцать заездов подряд
Спортивные страсти района
Со свистом и паром кипят.
С погодой не вышло ошибки,
Известное дело: и встарь
Катаньями славился шибко
У нас на Урале январь.
«Сорок градусов! – Не плюса…»
Сорок градусов! – Не плюса. –
Задохнулся и бегу
По путёвке профсоюза
Рейсом солнечным в Баку.
От морозов и от плана!
На стремительном на Ту
Я спасительно и плавно
Набираю высоту.
Буду чинно и невинно,
Сослуживцы, в вашу честь
Пить живительные вина
И мороженое есть.
И осматривать степенно,
Суету стерев с лица,
Исторические стены
Ширваншахского дворца.
Но в гостинице под утро
Раньше я других вскочу,
Хрипловатый репродуктор
На «известиях» включу.
С беспокойством в тщетной ссоре
Буду слушать дни подряд:
«На Урале минус сорок,
Ночью минус пятьдесят…»
А когда вернусь обратно
И примусь за ремесло,
Скажут: – Было жарковато,
Пережили, пронесло…
Кольцово
И взлёт, и посадка, и снова
В кругу скоростей и забот
Меня привечает Кольцово,
Свердловский аэропорт.
Спасибо за тихое чудо:
Мне грудь наполняет густой,
Невесть долетевший откуда
Медовый сосновый настой.
Рассвет над холмами. И сонно