В конце октября 1916 года Шухов прочитал в газете: в севастопольской бухте затонул флагманский корабль Черноморского флота линкор «Императрица Мария». Командующий флотом вице-адмирал Александр Колчак лично возглавил операцию по спасению моряков. То была печально знаменитая катастрофа — 20 октября 1916 года на этом совсем новом корабле (спущен на воду в ноябре 1913 года) взорвался пороховой погреб, в итоге корабль затонул с большим количеством военного снаряжения и боеприпасов, а число погибших моряков составило 225 человек. Ни тогда, ни сейчас истинную причину взрыва выявить не удалось. Поговаривали о диверсии. Поднимать корабль решили почти сразу. Но как это сделать? Здесь нужно было неординарное инженерное решение. Сотрудник Шухова Таланкин рассказал в своих воспоминаниях об оригинальной идее главного инженера — поднимать затопленные суда путем закачивания в них воздуха. Идею начали осуществлять уже в 1916 году: в загерметизированные отсеки корабля закачали сжатый воздух, вытесняя им воду, ожидая, что всплывет киль и затем удастся отбуксировать судно в док.
«В глубине бухты, — писал очевидец, — у северной стороны плавает килем вверх взорвавшийся в 1916 году линкор «Императрица Мария». Непрерывно русские вели работы по его подъему, и спустя год, килем вверх колосс удалось поднять. Под водой была заделана пробоина в днище… Немыслимо тяжелая работа! День и ночь напролет работали насосы, которые выкачивали из корабля находящуюся там воду и одновременно подавали воздух. Наконец его отсеки осушили. Сложность состояла теперь в том, чтобы поставить его на ровный киль. Это почти удалось — но тут корабль снова пошел ко дну. Заново приступили к работе, и спустя некоторое время «Императрица Мария» снова плавала вверх килем. Но как придать ей верное положение, на этот счет решения не было»{183}.
В итоге все же в мае 1918 года всплыл почти весь корпус корабля, который в августе 1918 года отбуксировали в док. Но реанимировать судно не удалось, его отправили на металлолом в 1927 году. Примечательно, что через 39 лет, также в октябре на севастопольском рейде случится не менее странная катастрофа — взрыв на линкоре «Новороссийск», в результате которого погибли гораздо больше людей — 829 человек. Причины взрыва также неизвестны.
Приходящие в тыл противоречивые известия с фронта служили своеобразной лакмусовой бумажкой, проверявшей настроения обывателей на «вшивость». Ранее в книге уже говорилось об избытке иностранных фамилий на вывесках московских контор и магазинов, и в том числе на Мясницкой, где работал Шухов. Когда-нибудь сие провоцирующее обстоятельство должно было послужить конечной цели — возбудить общественное мнение, давно уже мучившееся вопросом «Кто виноват?». Виноватых нашли быстро — людей с нерусскими фамилиями, всех этих Листов, Гужонов, Бари и пр. Главными ответчиками быстро сделали немцев, которых имелось в избытке во всех слоях российского общества и даже в Зимнем дворце — как в кастрюле с перебродившим тестом, расползшимся по столу. И потому так же оперативно нашли ответ на второй вопрос: «Что делать?» — конечно, громить! Первой ласточкой стал разгром германского посольства в столице. Затем забросали камнями карету великой княгини Елизаветы Федоровны, урожденной Елизаветы Александры Луизы Алисы Гессен-Дармштадтской. Она приходилась сестрой императрице Александре Федоровне и была вдовой великого князя Сергея Александровича, погибшего в результате мощного теракта в 1905 году в Кремле (москвичи тогда шутили: «Великий князь пораскинул мозгами»). Елизавета Федоровна вряд ли была достойна того, чтобы в нее кидались камнями, ибо давно уже искупила свою вину (немецкое происхождение) беспримерной благотворительностью: основанием Марфо-Мариинской обители, общин сестер милосердия и многим другим. Император Николай II, в котором русской крови была 1/64 часть, быстро подсуетился и 18 августа 1914 года переименовал Санкт-Петербург в Петроград — так приятнее было отеческому уху.
Но Москву-то не переименуешь! Конечно, Шухов не мог без грусти и осуждения смотреть на развернувшуюся антинемецкую истерию. Среди инженеров и его соавторов в разных проектах немало было тех, кто носил нерусские, немецкие фамилии, да хотя бы Кнорре и Лембке — с ними он разрабатывал схему московского водопровода. А Книппер? А Лолейт? А заказчики — Дангауэр и Кайзер, миллионер фон Мекк? А архитекторы — Клейн, Шехтель, Эрихсон, наконец, Рерберги? Да с кем же тогда работать-то? И что ждет Россию впереди при таком развитии событий?
Время на дворе стояло тяжелое. Вести с фронта приходили одна хуже другой, русская армия отступала пол натиском германцев. 27–29 мая 1915 года в Москве на волне антинемецкой истерии вспыхнули погромы. Жгли, крушили, грабили магазины, лавки, владельцами которых были носители немецких и прочих подозрительных фамилий — «Юлий Генрих Циммерман» (музыкальные инструменты), «Эйнем» (кондитерская), «Мандль» (мануфактура), аптеки Ферейна и многие другие. Шпиономания коснулась даже хозяина первого дома-небоскреба в Гнездниках Эрнста Рихарда Нирнзее. Мало того что заказов у Нирнзее поубавилось. На волне пробудившейся любви к родине заказывать у архитектора с немецкой фамилией проекты стало как-то не патриотично. Да и вообще — а не специально ли архитектор и выстроил его здесь, чтобы следить, подглядывать, вынюхивать? Для усмирения народных волнений московский главнокомандующий Юсупов ввел комендантский час, запрещавший москвичам находиться на улицах с десяти часов вечера и до пяти часов утра без специальных пропусков. Однако к осени дальнейшие события на фронте еще более усугубили и без того тревожную ситуацию в Москве…
А Шухову митинговать некогда — на Киевском вокзале идет монтаж дебаркадера, на Брянском возводят опоры перекрытий залов ожидания. Но это еще отголоски мирного времени. Что же касается военных заказов, то, помимо батопортов и дроболитейных башен, с 1915 года самыми масштабными из них стало создание новых типов мин и минных заграждений, а также проектирование артиллерийских платформ.
В январе 1915 года Морское ведомство обратилось в контору Бари с особо важным заказом на разработку конструкций мин и сетей заграждения против подводных лодок. В общей сложности под руководством Шухова было разработано более сорока типов мин, в том числе с сетями заграждения против подводных лодок, легких мин для небольших глубин, мин с ударным механизмом, приводящимся в действие натяжением якорного троса, цепных глубоководных мин, мин с пружинными и гидравлическими ударниками и т. д. Мины оказались самой массовой шуховской продукцией — заказ для конторы Бари составил 10 тысяч штук!{184} Надо ли доказывать, какую неоценимую пользу мины Шухова принесли русскому флоту, защищая морские гавани и порты от вражеских атак.
Мины были настолько хороши, что германцы научились их вытравливать: «Постановку мин русские выполнили очень хорошо. Может быть, они получили достаточный опыт во время Русско-японской войны в азиатских водах и поэтому так хорошо наловчились в этом деле. Все турецкие порты на черноморском побережье были перекрыты русскими минными заграждениями. Перед Зунгулдаком, Синопом, Самсуном и Трапезундом русские постоянно ставили мины. Этим они нам очень сильно мешали. Сопровождение транспортов с войсками и пароходов с углем стало очень рискованным предприятием. Мы радовались каждый раз, если транспорт благополучно проходил все подходы к портам и не взлетал на воздух. Но эта минная напасть имела также и другую сторону. Для успешной защиты проливов были необходимы минные заграждения перед входами в Босфор и в Дарданеллы. В Турции морских мин не хватало. Поэтому русские мины, вытраленные специально обученными командами на катерах, на которых этот груз для конспирации маскировался овчинами и овощами, доставлялись в Константинополь. Затем в Константинополе русские мины приводились в боевую готовность и выставлялись в наших собственных минных заграждениях»{185}.
Занимаясь минами, Шухов выезжал в Севастополь, где встречался с адмиралом Колчаком, высоко ценившим вклад Владимира Григорьевича в обороноспособность страны. Колчак посодействовал, чтобы подряд на мины был передан именно конторе Бари, чему молчаливо сопротивлялись чиновники Военного ведомства. Причину саботажа понять можно — слишком низкая стоимость исполнения заказа, заявленная Шуховым, не позволяла сделать значительные «откаты», доля которых обычно составляла до 10 процентов. Об этом весьма красноречиво через десять лет написал Худяков. Думается, что вообще Шухов для чиновников был неудобным со своими изобретениями — много с них не украдешь. Впрочем, эта ситуация чем-то напоминает неудавшийся проект шуховского водоснабжения Москвы — причина та же.
Летом 1916 года Шухов занимался артиллерийскими платформами. Артиллеристы ждали от него решения давно назревшей проблемы: как облегчить использование крупнокалиберных орудий в полевых условиях? Дело в том, что само тяжелое осадное орудие для точной стрельбы по цели должно стоять на специальной платформе, которую вслед за пушкой обычно тащат в конной упряжке два-три десятка лошадей, настолько она тяжела и неудобна. Во время войны спрос на лошадей резко вырос. Кроме того, сам трудозатратный и долгий принцип перевозки платформ значительно снижал боеспособность военных артиллерийских частей. Вряд ли нужно говорить о том, во что превращались дороги весной и осенью. Шухову со своими инженерами следовало придумать такую схему перевозки платформ, чтобы они легко транспортировались и на гораздо меньшей конной тяге, а платформа выдерживала не только трехтонное орудие, но и отдачу от выстрела. И еще: орудие должно легко менять траекторию обстрела. Парадоксальность задания заключалась в том, что платформа должна была быть и легкой, и тяжелой одновременно.
Нагрузку платформы и траекторию выстрела удалось рассчитать путем математических вычислений, для чего были учтены вес пушки, длина ствола, вес и скорость движения снаряда в канале ствола. С этим справились, но вот как перевозить платформы? Здесь явно требовалось остроумное решение. Три дня бились сотрудники конторы над необычной задачей, но так ничего и не придумали. Всех, как всегда, удивил Шухов. Его решение оказалось традиционно простым. Вспомнив, что самое гениальное изобретение человечества есть колесо, он предложил не изобретать велосипед и сдела