Я понял, что Приходько уперся, и сдался. Там, где не действует грубый нажим, можно пустить в ход хитрость.
— Ладно, — небрежно махнул я рукой. — Пусть будет по-твоему. Но ведь Анне еще придется раздеваться? Перед операцией, например, или для процедур по омоложению кожи тела. Ты предлагал ей такие процедуры?
— Пока нет.
— Значит, предложи.
— У нас процедуры не из дешевых.
— Ты сомневаешься в моей платежеспособности? — взвился я. — Давай я выпишу тебе счет. Прямо сейчас.
— Ну хорошо, хорошо… Я назначу Анне процедуры, которые… Боже! На что ты меня толкаешь? Сдался тебе этот шрам!
— Неужели ты его не видел?
— Никакого шрама не было! — клятвенно заверил меня Приходько. — Даже если бы и был, тебе-то что до этого?
— Действительно, что? — подавленно пробормотал я. — Прости, Гена… я, кажется, схожу с ума…
— На тебя столько всего свалилось, — сочувственно закивал он. — Не мудрено, что крыша едет. Небось, тебе теперь придется возглавить отцовский бизнес?
— Уже возглавил. Во всяком случае, пытаюсь разобраться, что к чему. Голова каждый день гудит, трещит; ночью кошмары мучают.
Я почти не лгал, живописуя свой вопиющий внутренний разлад. И Анна играла в этом разладе не последнюю роль…
Итак, моя сестра легла в клинику на операцию, а частный детектив приступил к своим обязанностям.
Через день он отчитывался по телефону о своих наблюдениях. Анну прооперировали и поместили в комфортабельную палату, откуда она не выходила.
Когда ей сняли швы, я решил проведать ее, но получил отказ.
Я ломал голову над тем, есть у Анны шрам или нет, и придумывал разные способы решения вопроса. Самый простой — раздеть ее насильно и убедиться, что у меня с мозгами все в порядке. Но это потом, когда она выпишется, и я смогу навестить ее в арендованной квартире. Пока мне оставалось только гадать и ждать вестей от Гены.
Тот продолжал стоять на своем — нет шрама, и баста. Его слова подтверждала и подкупленная мной медсестра, которую приставили ухаживать за Анной. Доктор прописал пациентке снотворное, и ночью, когда та крепко уснула, медсестра заглянула ей под рубашку. Никаких следов повреждений кожи не обнаружилось.
Приходько беззлобно подтрунивал надо мной, а я места себе не находил. Чертов шрам стал для меня камнем преткновения, в который я то и дело утыкался, пребольно набивая себе лоб. Видел я его или не видел? Что на меня нашло тогда? Временное помутнение рассудка? Или Анна чем-то опоила меня… каким-то зельем, вызывающим галлюцинации? Ее мать лечила травами людей, а что лечит, то и калечит — в зависимости от дозы.
Матушка допытывалась, почему я такой нервный и раздражительный. Я валил все на бизнес, который высасывал из меня соки. Хотя, вопреки опасениям, я постепенно осваивался в руководстве компанией и делал успехи. Заместитель отца хвалил меня и заявил, что мы сработаемся.
Если бы не моя поездка в Старый Крым, я бы чувствовал себя хозяином положения. Знакомство с Анной внесло коррективы в мою жизнь. В ней появилась тайна, которую я непременно должен разгадать.
В ту среду в разгар совещания по маркетингу зазвонил мой мобильный. Я схватил трубку, извинился и вышел в коридор.
— Привет, Коля, — обескураженно произнес Приходько, и я понял, что речь пойдет о «моей протеже». — Ты был прав насчет шрама.
— Ах, вот как! — вскричал я. — Что же заставило тебя признать мою правоту, великий эскулап?
— Шрам…
— Неужели? — язвительно протянул я. — Разве он появился? Откуда ни возьмись — бац! И на гладкой коже — безобразный след от ожога.
Гена не заметил моего сарказма и удивленно подтвердил:
— Появился! Представляешь? Мне доложила об этом докторша, которая проводила твоей протеже процедуру омоложения кожи тела. Это уже второй сеанс. На первом шрама не было! — возбужденно произнес он. — Редчайший случай! Я такого в своей практике не встречал.
— Да ты что? — продолжал я валять дурака. — Не может быть! Предлагаю тебе написать научную статью: «Шрамы, которые загадочно исчезают и появляются». Думаю, твои коллеги будут в ударе.
— Ты напрасно иронизируешь. Это так и есть! Морозова сама в шоке. Мы в полной растерянности! Хотели собрать консилиум, но пациентка против. Она закатила истерику.
— Кто такая Морозова? — спросил я.
— Кандидат наук. Она занимается в нашей клинике проблемами регенерации кожи.
— А что Анна? Как она объясняет сей феномен?
— Никак. Рыдает и отказывается говорить. Даже со мной. У нее нервный срыв. Послеоперационный синдром, вероятно. Необычная реакция! Лечь на операционный стол с одним лицом, а встать с другим — испытание для неустойчивой психики.
— Она уже видела свое новое лицо?
— Не совсем. Швы мы сняли, но отеки и синяки будут сходить еще недели две. Я объяснил Анне, что это временное явление. Казалось, она выслушала меня спокойно, и поди ж ты!
— Странно…
— Я бы сказал, весьма странно, — поддержал меня Гена.
— И что, в медицине такое бывает? Я имею в виду шрам, который то есть, то нет.
Приходько напряженно засопел в трубку.
— В медицине всякое бывает, но врачи предпочитают помалкивать о подобных явлениях. Ты когда-нибудь слышал о стигматах?
— Краем уха.
— Это язвы, которые открываются на теле здоровых людей в моменты религиозного экстаза. Они возникают в тех местах, где Иисуса при распятии прибивали к кресту гвоздями, а потом бесследно исчезают.
— Анна не религиозна, — возразил я.
— Слишком экзальтированное воображение тоже может спровоцировать стигматы. Они бывают различной формы и не всегда в виде кровавых ран.
— Ты хочешь сказать, что шрам у Анны — это стигмат?
Я так разволновался, что принялся шагать по коридору, не глядя перед собой, и чуть не сбил с ног пожилую бухгалтершу.
— Простите… это я не тебе, Гена! — рявкнул я, задыхаясь от возбуждения. — Я хочу приехать в клинику и поговорить с Анной. Сейчас же!
Отчего-то я подумал, что шрам-стигмат напрямую связан с тайной сестры.
— Она отказывается от посещений, — объяснил доктор, охлаждая мой пыл.
— У нее никого нет в Москве, кроме меня. У нее вообще никого больше нет, — настаивал я. — Она нуждается в поддержке.
— Она просила не пускать тебя в палату, если ты придешь. Извини, Коля, но я вынужден принять сторону пациентки.
Я с трудом сдержал готовые сорваться с языка ругательства. Оказывается, тот, кто платит, не всегда заказывает музыку.
— Обожди денек-другой, — примирительно зажурчал в трубке голос Приходько. — Анна успокоится, и ты наведаешься к ней. Нельзя форсировать, мой друг. Женщины — существа тонкие, ранимые и капризные. Но хмурое небо рано или поздно прояснится. Обещаю окружить твою протеже заботой и вниманием. Она оттает и согласится встретиться с тобой. Не волнуйся! Анна здесь не обижена. С ней возятся, ее опекают. Персонал у нас вышколен и добросовестно отрабатывает деньги клиента.
— Ладно, пока! — с сердцем произнес я, отключаясь. — У меня совещание.
Я не сразу сообразил, что стою, упершись носом в огромный фикус, и что проходящие мимо сотрудники, не занятые на летучке, удивленно косятся на меня.
Я все-таки выругался, прямо в овальные глянцевые листья фикуса, выплеснув невинному растению накопленное недоумение и злость. На кого я злился? На Анну? На отца? На себя?
— Главное, у меня с головой порядок, и шрам существует не только в моих больных фантазиях, — пробормотал я, шагая от фикуса к двери кабинета, который раньше занимал отец. На табличке все еще были указаны его инициалы: А. Н. Крапивин. — Задал ты мне задачку, па…
Глава 13
Меня обнадежили слова хирурга о послеоперационных синяках и отеках на лице Анны. С таким фейсом на люди не покажешься. Не зря она не желает встречаться даже со мной. В конце концов, она в первую очередь женщина.
Я посоветовался с детективом, и тот согласился, что нет необходимости сутками торчать у клиники.
— Тогда поезжай-ка ты в Крым, — огорошил я его. — Надо кое-что прощупать, навести кое-какие справки. Но чтобы через неделю был тут, как штык. Вот тебе командировочные, вот адресок тамошнего кладоискателя по прозвищу Сим. Я ему обещал с техникой подсобить, а свое слово я держу. Отвезешь ему пару металлоискателей, заодно и поболтаешь о бриллиантах Марии-Антуанетты. Похоже, их умыкнули, зато с тех пор они нераздельно связаны с именем французской королевы. Поинтересуйся этими камешками, только осторожно, с умом.
Томашин посмотрел на меня, как на чокнутого, но молча кивнул.
— И еще тебе задание: разузнай все, что сможешь, о Веронике Ремизовой, матери нашей подопечной. Какой она была, чем дышала, с кем любовь крутила, — добавил я. — Отчитываться будешь по телефону каждый вечер. За исключением форс-мажорных обстоятельств. Уразумел?
Сыщик снова кивнул.
— К ментам не суйся ни при каких обстоятельствах, — строго наказал я. — Ни при каких! Хоть резать тебя будут, в ментуру ни ногой. Запомнил?
— Да, — коротко сказал он.
— Ну, с богом!..
Томашин, не медля, отправился в аэропорт, а я поехал к клинике пластической хирургии. Стоял прохладный дождливый вечер. Дождевые капли барабанили по крыше моего «мерса». Окна палаты, где лежала Анна, светились. Я сидел в машине, задрав голову и уставившись на эти окна. Гадал, чем она сейчас занимается? О чем думает? Что чувствует? Из клиники она выйдет другим человеком. Зачем ей понадобилась эта дорогостоящая и болезненная метаморфоза? Чтобы скрыться от кого-то? Замести следы?
— Глупо, — шептал я, постукивая пальцами по рулю. — А сестричка явно умнее, чем хочет показать. За всем этим что-то кроется. И я выясню что. Уж будьте уверены, госпожа Ремизова!
Сигнал мобильного вывел меня из дедуктивных размышлений и поиска мотивации загадочной барышни.
— Алло, — сухо произнес я в трубку и услышал разъяренный женский голос. Это была Лора, моя любовница, о которой я напрочь забыл. Знакомство с сестрой основательно вышибло меня из колеи.