— Заботьтесь, кто вам мешает?
— Как же так? — внезапно огорчился посетитель. Его эйфория сменилась подавленностью. — Отец был уверен, что Анна — его дочь.
— У вашего «отца» не было детей, — брякнула Глория, сообразив, как нелепо звучат ее слова, и улыбнулась. — Как его звали? Напомните.
— Андрей Никитич…
— У Андрея Никитича не могло быть детей. И не было.
— А я?
— Вы не его сын…
У нее на устах застыли ужасные слова, которые она обязана была бы произнести вслух. Ведь Крапивин приехал, чтобы услышать прогноз на будущее. Но она не смогла…
— Я подозревал! — изумленно воскликнул Крапивин. — Я чувствовал! У меня бы не возникло влечения к родной сестре… Но она-то, Анна! Какова лгунья! Я почти поверил ей! Я полный кретин! Меня развели, как лоха! Значит, сбылось пророчество…
Он запнулся, побагровел, привстал, взмахнул руками и обессиленно рухнул обратно в кресло.
— Вы подумали о вашей матери? — догадалась Глория.
Крапивин что-то промычал и мотнул головой. Скулы его ходили ходуном. Наконец он выдавил:
— Как она могла? Отец считал ее лучшей из женщин, а она его обманывала…
— Это была ложь во благо.
— Благой лжи не бывает!
— Ошибаетесь. Ваша мать знала, что ее муж мечтает о ребенке, и подарила ему сына. Не важно, каким способом. Андрей Никитич заполучил наследника, он жил счастливо и умер в уверенности, что его род не прервется.
— А мать Анны? Вероника Ремизова? Она тоже лгала?
— Думаю, курортный роман между ней и Андреем Никитичем — не выдумка. Страсть — штука неконтролируемая, она вспыхивает и гаснет, не подчиняясь ни людям, ни библейским заповедям. Ваш э-э… отец был видным, красивым мужчиной…
— Вы же не знали его.
— Я вижу его образ, — Глория показала на кресло слева от гостя. — Он сидит рядом с вами.
Крапивин нервно покосился на пустое кресло и невольно отодвинулся.
— Всю жизнь все твердили, что мы с отцом похожи, — ошарашенно пробормотал он. — Мне самому так казалось.
— Это правда, — улыбнулась Глория.
— Выходит… у моей матери был любовник? Кто?
— Вам лучше спросить об этом у нее.
— Человек, с которым она… который… — Крапивин дернулся и замолчал. Слова застревали у него в горле.
— Ваш настоящий отец, несомненно, похож на Андрея Никитича. У них во внешности много общего.
— Мне-то какое дело? Я не собираюсь знакомиться с ним! Моим отцом был и остается…
Он осекся.
— Трудно называть вещи своими именами, — сочувственно произнесла Глория. — Ваше право считать отцом того человека, который вас вырастил и воспитал. Биологический фактор играет ничтожную роль.
— Наверное…
Крапивин еще не оправился от шока, в который повергло его заявление хозяйки дома.
— А… кто отец Анны? — промямлил он.
— Чтобы понять это, мне нужно ее увидеть.
— Хотя зачем? — хрустнул пальцами Николай. — Какая, в сущности, разница? Вероятно, мамаша зачала ее от алкаша-метеоролога, с которым встречалась до моего…
— До Андрея Никитича, — кивнула Глория.
— Ну да… до него. Женщины любят дурачить доверчивых простаков. Небось, надеялась разбить чужую семью. Не вышло.
— Ремизовы долго молчали, и мать, и дочь. Не торопились заявлять о себе.
— Понимали, что им ничего не светит! — разозлился посетитель. — Мамаше Анны стыдно было рожать от местного алканавта. Вот она и сочинила романтическую байку о заезжем любовнике, и ребеночка на него записала. Сказочка для кумушек сработала. А когда дочка подросла, и для нее сгодилась. Умирая, мамаша посоветовала ей воспользоваться мнимым родством. Авось, прокатит!
— На смертном одре не до сказок.
Крапивин сердито отмахнулся от ее реплики. У него сложилась своя версия событий.
— Вероника Ремизова не хотела, чтобы дочь повторила ее судьбу, — азартно излагал он. — Счастье собственного ребенка превыше совести и боязни греха. Умирающая мать пошла на обман ради Анны, которую боялась оставлять в бедности и неустроенности.
— Это было бы простительно, — заметила Глория.
Но молодой человек ее не услышал.
— А мой… отец попался на удочку, — сокрушался он. — Он очень хотел детей, и напоследок фортуна преподнесла ему взрослую дочь! Мог ли он отказаться? Он ни на мгновение не усомнился, что Анна — его кровинка. Боже мой! Матушка понятия не имела, чем обернется ее… хитрость. Я вырос во лжи! Не удивительно, что вранье вокруг меня нарастает снежным комом. Одна ложь порождает другую…
Глава 25
Лавров несколько раз был близок к тому, чтобы наплевать на все и позволить себе чихнуть. У него, как назло, ужасно щекотало в носу. А ведь ему еще приходилось по ходу беседы делать кое-какие заметки в блокноте.
Он не мог дождаться, пока Крапивин завершит свою исповедь. Однако на этом его мучения не закончились. Длиннющий подробный монолог посетителя сменился диалогом между ним и Глорией. Пошли вопросы-ответы, затем молодой человек пустился в рассуждения по поводу своего отца-не-отца, своей сестры-не-сестры и своей матери-обманщицы.
Лавров даже посочувствовал бы ему, если бы не свербеж то в носу, то в горле. Из-за этого он слушал невнимательно, отвлекался и кое-что пропустил.
Едва за Крапивиным закрылась дверь, как Роман оглушительно чихнул. Ширма чудом не повалилась от такого чиха.
Санта отправился провожать посетителя, а Глория расхохоталась.
— Апчхи-и-и! Апчхи! — не мог остановиться Лавров. — Апчхи!
Он кинулся к окну, схватил свою японскую игрушку, — бинокль с встроенной внутрь миниатюрной фотокамерой — и отодвинул занавеску. Щелк!.. Щелк!.. Щелк!..
— Что ты делаешь?
— Снимки на память, — не оборачиваясь, бросил Роман. — В разных ракурсах. Чхи! Пригодятся. Ап-чхи!
— Что с тобой?
— Что? — взвился он. — Посидела бы тут с мое, не задавала бы глупых вопросов!
— Тебе было скучно?
— Я чуть не провалил весь твой сеанс ясновидения.
— Сеанс не удался, — нахмурилась она.
Лавров отошел от окна, положил бинокль на стол и возразил:
— По-моему, наоборот. От последнего твоего заявления парень был в шоке. Он еще неделю будет под впечатлением того, что его отец — не его отец, а его сестра вовсе ему не сестра. Тьфу! Не хотел бы я оказаться на его месте. Этот Крапивин увяз по самые помидоры. Он дважды застал свою барышню над еще тепленьким трупом и пальцем не пошевелил, чтобы вызвать полицию. Теперь его можно обвинить в пособничестве преступнику… преступнице, — поправился начальник охраны. — Он хоть понимает, во что вляпался?
Глория покачала головой.
— Вот и я того же мнения, — обрадовался Лавров. — У мужика башню снесло. Конкретно! Эта Анна-Жанна умеет влиять на психику. Человек превращается в зомби и пляшет под ее дудку. Он перестает соображать и слепо выполняет волю ловкой бабенки.
— Это вряд ли.
— Скажешь, Крапивин отдает себе отчет, что творит?
— В значительной степени да.
Лавров опять чихнул в носовой платок и вопросительно уставился на Глорию.
— Ты серьезно? Полагаешь, он в своем уме? Ты вообще слышала, какую ахинею нес этот Крапивин? Про картину с игроками в карты, про бубнового туза, про какие-то стигматы, про ожерелье, которое больше двух веков в розыске?
— Калиостро предупредил меня об этом визите… — задумчиво произнесла Глория. — Полагаю, он ввязался в аферу с ожерельем в надежде заполучить реликвию Великих Моголов. Но тогда все сорвалось. Камни исчезли, а сам он угодил на скамью подсудимых.
— Допустим. А чего хочет от тебя господин Крапивин?
— Он полагает, что Анна… вернее, Жанна де Ламотт, должна знать, куда она спрятала бриллианты. В этом я с ним согласна.
— Он ничего такого не говорил.
— Крапивин думал об этом, но вслух высказать свою идею не рискнул.
— Почему же ты его не прищучила? — возмутился Роман.
— Зачем?
— Крапивин имеет дело с убийцей. Как он не боится, что эта барышня и его укокошит?! Апчхи! Ап… чхи-ии-и!
— Хватит чихать.
— Скажи своему Санте, чтобы он почаще убирал! — недовольно пробурчал Лавров. — У меня полный нос пыли набился, пока вы с Крапивиным тут болтали.
— Его Жанна не укокошит, — запоздало ответила Глория.
— Что? А-а… Ты уверена?
— Крапивин ей нужен. Давай выстроим ассоциативный ряд: Жанна — Крапивин — «Шулер с бубновым тузом» — бубновый туз — ожерелье… — Она запнулась на мгновение и добавила: — …княгиня Голицына.
— Та самая? Анна Сергеевна, про которую мы говорили?
— Запомнил? Молодец.
Лавров, наконец-то заслуживший похвалу, приободрился.
— Княгиня Голицына не просто приятельница Жанны де Ламотт… то есть де Гаше. Они стали близкими подругами. Их объединило мистическое отношения к жизни, и на этом фундаменте выстроились особые отношения, которые непременно должны были иметь продолжение… за чертой смерти! — торжественно изрекла Глория.
— На что ты намекаешь?
Туманные образы путались в ее сознании, события не разворачивались. Ей явно чего-то не хватало, чтобы привести в действие «канал связи», откуда к ней поступала информация.
— Ну… не знаю.
Лаврова беспокоило не бриллиантовое ожерелье и не тайны французского двора, а более прозаическая вещь: убийца, разгуливающий на свободе. Вернее, разгуливающая.
— Эта ваша Жанна… тьфу, Анна, убила двух человек. В том числе детектива, которого нанял Крапивин. Его хватятся, рано или поздно. Правда, шансы отыскать тело практически равны нулю.
— По-твоему, Крапивин обязан заявить в полицию?
— Боюсь, он отрезал себе путь к спасению.
— Он не может предать любимую женщину.
— Любимую? — презрительно процедил бывший опер.
— Каждый любит, как умеет, как получается. Крапивин прикрывает Жанну по двум причинам. По любви и по расчету.
— В чем же его расчет? Барышня, насколько я понял, без гроша за душой.
— А бриллианты? Нашим клиентом движет не алчность, его одолевает неуемное любопытство. Никто, кроме Жанны де Ламотт, не сможет указать место клада.