Лебедев увидел это. Главный приз. Утерян.
Он не почувствовал ничего. Ни злости, ни разочарования. Просто отметил факт.
Кросс, умирая, сделал последнее, почти бессознательное движение. Его пальцы сжались на ручке кейса. На торце корпуса, рядом с замком, загорелся крошечный красный светодиод. Лебедев заметил его краем глаза. Индикатор разряда батареи? Блокировка? Неважно. Главное — кейс у него. Он мысленно отмахнулся от детали, сосредоточившись на отходе.
Бой закончился. Оставшийся боец «Aethelred» был мёртв.
— Чисто, — доложил один из бойцов Лебедева.
Лебедев вошёл в лабораторию, перешагивая через тела. Подошёл к Кроссу. Пнул его носком ботинка. Никакой реакции. Он кивнул своим людям.
— Упакуйте носители. И тело. Уходим.
Один из бойцов поднял кейс. Другой начал возиться с телом доктора. Лебедев достал свой криптофон. На экране зелёная линия акций «Aethelred» продолжала падать.
Он улыбнулся. Хороший день.
«Оракул-один» опустил винтовку. Ствол ещё хранил тепло. Он сидел на своём наблюдательном пункте, скрытый маскировочной сеткой и альпийскими кустарниками.
Провал.
Худший вид провала — не по твоей вине. Приказ не поступил. Он сделал всё идеально. Подготовка. Расчёты. Позиция. Но приказ так и не пришёл.
Он выдохнул, выпуская облачко пара в холодный горный воздух. Злость, беспомощная и холодная, прошла и улеглась на дне желудка.
Он достал из нагрудного кармана криптофон. Не для звонка. Открыл трейдинговое приложение. Акции «Aethelred» падали отвесно. Он усмехнулся, продавая короткую позицию, которую открыл утром. Колебание начальства только что принесло ему три месячных оклада.
Это был его ритуал. Его способ вернуться. Из мира, где жизнь измерялась поправкой на ветер, в мир, где всё измерялось в деньгах.
Он заблокировал телефон, убрал его и начал методично, без суеты, разбирать свою винтовку. Каждое движение выверено. Каждая деталь ложилась в своё гнездо в кейсе из армированного пластика. Он был винтиком в огромной, сложной машине. Сегодня машина дала сбой. Но это не его дело. Его дело — смазывать, калибровать и быть смертоносным.
Он защёлкнул замки кейса. Встал, закинул его за спину.
И, не оглядываясь, начал спускаться по склону, растворяясь в вечерних сумерках.
Глава 13: Горькая победа
Тишина — не вакуум, а груз.
Она была физической, давила, вытесняя воздух. Пахла порохом, бетоном и чем-то тёплым, животным — кровью, потом, страхом.
Хавьер смотрел вниз. Воронов лежал на боку. Уголок рта приоткрыт, оттуда на серый пол стекала тонкая нить слюны, смешанной с кровью. Грудь майора медленно, почти незаметно поднималась и опадала. Дышал.
Хавьер не чувствовал ничего. Ни победы, ни злости, ни облегчения. Только гул в голове и тупую, ноющую боль в каждом суставе, в каждом мускуле. Будто из него вынули все кости, а потом вставили обратно, но не так, как было.
Пустота.
Он отшатнулся, прижался спиной к гермозатвору. Холодный металл впился в лопатки сквозь тонкую ткань куртки. В нескольких шагах валялся его пистолет, отброшенный во время схватки. Оружие казалось чужим, бесполезным предметом из другой жизни.
Всё. Он заперт. Проиграл.
Внезапно из динамика на стене раздался треск. Сухой, как ломающаяся кость.
— Рейес…
Голос Кросса. Рваный, искажённый помехами, но это был он.
— Терминал… разблокирую вручную. Тридцать секунд. Коридор три-гамма. Служебный лифт. Двигайся.
Щелчок. И снова тишина, тяжёлая, как свинец.
Хавьер не думал. Он просто действовал. Оттолкнулся от стены, игнорируя вспышку боли в рёбрах, и побежал. Ботинки гулко били по бетону, эхо отскакивало от стен, будто преследуя его. Три-гамма. Он завернул за угол, едва не поскользнувшись на рассыпанных гильзах. Мигающий красный свет сменился ровным, больничным сиянием аварийных ламп.
С тяжёлым скрежетом гермозатвор позади него начал медленно подниматься.
Он нашёл их у старого грузового лифта. Его двери были приоткрыты, в щели торчал ржавый лом. Кросс сидел на полу, привалившись к стене. Левый рукав его пиджака потемнел от крови, стал почти чёрным. Лицо — серое, как пыль на полу.
Рядом стояла Люсия.
Она смотрела прямо перед собой. На стену. Её руки висели вдоль тела, как у плохо собранного манекена. Она была здесь, но её не было.
— Ранен, — констатировал Хавьер.
— Царапина, — выдохнул Кросс. В правой руке он мёртвой хваткой сжимал кейс. — Гараж. Минус четвёртый. Помоги.
Хавьер шагнул к сестре. Встал так близко, что мог бы коснуться её, просто качнувшись вперёд. Заглянул в глаза. Пустота. Два выгоревших объектива.
— Люсия? — его собственный голос прозвучал чужим.
Ничего.
Он взял её за руку. Ледяная. Она позволила. Её пальцы остались безвольными в его ладони. Он повёл её к лифту, она пошла. Шаги механические, ровные, будто отмеряла их по метроному.
Внутри пахло старым железом и машинным маслом. Кросс с трудом поднялся, опёрся на плечо Хавьера. Пока кабина с лязгом и стонами ползла вниз, никто не проронил ни слова. Хавьер не отрывал взгляда от сестры. Она смотрела на цифры этажей, безразлично сменявшие друг друга над дверью.
Гараж встретил их гулкой пустотой. Единственная лампа под потолком выхватывала из мрака призрачные силуэты машин, покрытых толстым слоем пыли.
— «Штайр-Пух», — Кросс кивнул в дальний угол, на угловатый военный внедорожник. — Швейцарцы. Практичные. Ключи в замке.
Хавьер открыл заднюю дверь, помог Кроссу ввалиться внутрь. Обошёл машину, распахнул переднюю пассажирскую. Усадил Люсию. Она села, положила руки на колени и замерла. Будто ждала следующего приказа.
Он сел за руль. Повернул ключ. Двигатель закашлялся, чихнул и с натужным рёвом завёлся, разрывая сонную тишину.
— Люсия? — снова попытался он. Тихо. Умоляюще. — Слышишь? Это я. Хави. Мы уходим.
Она не шевельнулась.
— Я заберу тебя домой. Я обещал… я…
Голос сломался. Он протянул руку, коснулся её щеки. Гладкая, холодная. Ни один мускул не дрогнул. Он отдёрнул пальцы, будто коснулся неживого холода.
— Не трать силы, — прохрипел сзади Кросс. — Её здесь нет. Её дом теперь — «Шум».
Хавьер сжал руль так, что костяшки побелели. Включил передачу. Внедорожник медленно выкатился из темноты. Тяжёлые ворота гаража, покорёженные взрывом, не закрылись до конца. В узкую щель пробивался серый предрассветный свет.
Свобода.
Когда машина вырвалась наружу, в лицо ударил воздух. Ледяной, кристально чистый. Он обжёг лёгкие, заставил закашляться. Хавьер жадно глотнул его, потом ещё. Ждал облегчения, очищения.
Но ничего не произошло.
Он вёл машину по узкому серпантину. Внизу, в долине, как рассыпанные угли, мерцали огни городка. В свете приборной панели лицо Люсии было похоже на посмертную маску. Идеальные, знакомые черты. Но без жизни.
Всю дорогу сюда он был оружием. Тараном. Инструментом разрушения. Навыки, которые он ненавидел, — ломать, стрелять, убивать, — привели его к цели. Он победил. Он сидел рядом со своим трофеем.
И только сейчас, в этой тишине, он начал понимать.
Он посмотрел на свои руки на руле. Руки, которые могли сломать шею, выбить дверь, вырвать информацию. Руки, которые спасли её тело.
Он перевёл взгляд на её пустое, спокойное лицо.
Он мог защитить её от пули. Но не от тишины. Мог убить любого врага. Но не мог заставить её моргнуть.
Он смотрел на дорогу, но перед глазами был только бесконечный бетонный коридор. Он дошёл до конца. И упёрся в стену.
— Чисто!
Голос Лебедева ударил резко, по-военному. Он стоял на пороге лаборатории. Взгляд — быстрый, цепкий, оценивающий. Разорение. Гильзы на полу, как рассыпанные семечки. Разбитые мониторы. Перевёрнутые столы. Два трупа его людей. Три — охраны корпоратов.
Приемлемые издержки.
Его группа двигалась слаженно, без лишних слов, каждый знал свою задачу. Техник уже возился у серверного шкафа. Медик склонился над фигурой у дальней стены.
— Капитан! — позвал он. — Живой!
Лебедев подошёл. Доктор Кросс. Лежал в луже крови, которая быстро впитывалась в его дорогой пиджак. Глаза открыты, смотрят на Лебедева. Без страха. С каким-то странным, почти весёлым любопытством.
— Стабилизировать. Немедленно, — приказал Лебедев. — Главный актив. Нужен живым.
Медик разрезал рубашку, прижал к ране гемостатическую губку.
— Давление падает. Похоже, задето лёгкое…
Кросс вдруг улыбнулся. Едва заметно, уголком рта. Из горла вырвался тихий, булькающий звук. Не то стон, не то смешок. Лебедев расценил это как последнюю, бессильную насмешку.
И свет в его глазах погас.
— Блядь, — выдохнул медик. — Ушёл.
Лебедев смотрел на мёртвое тело. Не злость. Не разочарование. Просто сбой в плане. Неприятный, но не критический.
— Техник, доклад!
Парень в очках оторвался от планшета.
— Плохо, капитан. Протокол «Мёртвая рука».
— Человеческим языком.
— Архивы шифровались динамическим био-ключом. Проще говоря… ключ генерировался нейронной активностью его мозга. В реальном времени. Когда он умер… — техник беспомощно развёл руками, — ключ исчез. Всё это теперь — просто терабайты цифрового мусора.
Лебедев стиснул зубы. Сейф есть. Ключ испарился. Вся операция, все потери — ради груды бесполезного железа.
— Упаковать. Всё. Серверы, диски, бумаги, — бросил он. — Может, в Центре что-то вытащат. Группа два, найти майора Воронова. Последний раз — сектор дельта.
Пока Лебедев отдавал приказы, сержант Орлов присел на корточки рядом с телом Кросса. Угрюмый, немолодой мужик, прошедший две чеченские. Он методично обшаривал карманы убитого. Привычка.
В нагрудном кармане нашёлся потёртый бумажник. Орлов открыл. Кредитки, несколько сотен франков и старая, сложенная вчетверо фотография. Он осторожно развернул. На выцветшем снимке улыбалась женщина с уставшими глазами, обнимая девочку лет пяти с двумя смешными косичками. Парк аттракционов. Солнеч