Воздух здесь был другим. Не тяжёлая, гнилостная влага Джакарты. А стерильный, разреженный холод, который царапал лёгкие при каждом вдохе. Он пах снегом и пустотой.
Внизу, на склоне, маячила клиника. Уродливый шрам из стекла и бетона на теле горы.
Хавьер вернулся в комнату.
Молча натянул чёрную одежду. Проверил, как сидит пистолет в кобуре под курткой. В потемневшем зеркале на дверце шкафа отразился силуэт. Он не стал вглядываться. Не хотел знать, кто это.
Его война закончилась. То, что он делал сейчас, было не спасением.
Это было исполнение приговора.
Чьего — он и сам уже не знал.
2
Воронов
Воздух в фургоне «Мерседес» — густой, спёртый — давил на виски. Пахло горячим пластиком, остывшим кофе и чем-то ещё. Раздражением.
Воронов ненавидел тесноту. Она была оскорбительна. Как плохая проза.
— Помехи, майор.
Голос техника, молодого парня по имени Антон, был тонким, почти писклявым. Пальцы техника бегло стучали по клавишам, но мониторы выдавали лишь серую, рябящую статику.
— Алгоритм плавающий. Не стандартный. Нас видят. И целенаправленно глушат.
Воронов медленно перевёл взгляд на Лебедева. Капитан сидел в углу, погружённый в свой планшет. Единственный спокойный объект в этой вибрирующей от нервов коробке. И это бесило Воронова больше, чем шум на экранах.
— Они нас видят, — произнёс Воронов, придавая голосу отеческую усталость. — Ослепили. Значит, знают, что мы здесь. План нужно корректировать. Мы не можем идти вслепую. Это тактически безграмотно и… неэстетично.
Лебедев наконец поднял глаза. Пустые. Ни тревоги, ни уважения. Взгляд трейдера, оценивающего рисковый актив.
— План один, майор. Штурмовая группа входит через сервисный туннель. Как и договаривались. Быстро и жёстко. Со спутником или без.
— Жёстко? — в груди у Воронова заворочался холод. — Капитан, мы не мясники из частной конторы. Нам нужен Кросс. Живым. Его мозг — вот главный актив. А вы предлагаете проломиться туда, как Раскольников, только без всякой философии.
— Я предлагаю выполнить задачу, — прервал Лебедев. Голос без интонаций, как у синтезатора речи. — Кросс будет жив, если не встанет на пути у штурмовой группы. А если встанет — у нас будут его архивы. Приказ из Центра был предельно ясен: результат любой ценой. Про «эстетику» там ничего не было.
Воронов ощутил, как к горлу подкатывает тошнота. Этот мальчишка. С его дорогими швейцарскими часами и отсутствием в глазах чего-либо, кроме цифр. Продукт нового времени. Времени, где всё было лишь транзакцией. Покупка, продажа, списание убытков. Жизни — в той же графе.
— Вы — продукт своего времени, капитан, — тихо сказал Воронов, отворачиваясь к мёртвым экранам.
Он искал решение, но на самом деле просто не хотел видеть лицо Лебедева. Краем глаза он уловил движение. Капитан, решив, что майор отвлёкся, достал второй смартфон. Личный. На экране светился график. Криптовалюта. Красная линия резко рухнула вниз.
Челюсти Лебедева сжались. На лице промелькнула неподдельная досада, куда более искренняя, чем всё, что он выказывал по поводу миссии. Он быстро провёл пальцем по экрану, закрывая убыточную позицию.
Война. Страна. Идея. Всё это было для него фоном. Шумом. Реальностью были эти зелёные и красные линии.
Воронов выпрямился.
Раздражение ушло, сменившись ледяной ясностью. Он понял. Главный враг сидел не в бункере на горе. Он сидел здесь, в метре от него.
Он повернулся к Лебедеву.
— Действуйте. Но помните, капитан. Если вы принесёте мне только трупы и несколько жёстких дисков… я сочту это вашим личным провалом. И доложу об этом соответственно.
Слова упали в спёртый воздух фургона, не найдя отклика. Они прозвучали пусто.
Он только что отдал приказ на операцию, которую больше не контролировал. Он чувствовал себя шахматистом, у которого с доски смели все фигуры, оставив одного беспомощного короля.
3
Рихтер
Тишина.
В мобильном командном центре, развёрнутом в арендованном шале, царила почти абсолютная тишина. Голубоватое свечение десятка экранов высокого разрешения. Запах дорогого кондиционера.
Хелен Рихтер сидела в кресле из чёрной кожи. Она пила чёрный кофе из простой белой чашки.
На главном экране — кристально чистое изображение с беспилотника. Подавив русский спутниковый канал, её система давала ей тотальный обзор. Перспективу кукловода. Она видела всё.
Фургон русских, неумело спрятанный в лесу. Красные капли тепловых сигнатур их штурмовой группы, вытекающие из машины и ползущие к сервисному туннелю.
Она видела и одинокую фигуру, карабкающуюся по отвесной скале. Фигуру, которая двигалась с отчаянной, животной эффективностью. Хавьер Рейес.
Она поднесла чашку к губам. Голос в гарнитуре был ровным, лишённым тембра.
— Статус команды «Альфа»?
— На позиции, — ответил безликий голос снайпера. — Оптика чистая. Цель «Волк» на скале, сектор четыре. Цели «Медведи» входят в предбанник туннеля.
— Игнорировать «Волка», — произнесла Хелен. — Он — отвлекающий фактор. Пусть создаёт шум. Наша задача — внутри. «Медведи» пусть войдут первыми. Они обеспечат необходимый хаос.
— Принято. Ждём приказа.
Хелен переключила канал связи, обращаясь к своей команде, уже ждавшей на крыше клиники. Она бросила взгляд на соседний монитор. Три файла.
Доктор Кросс.
Люсия Рейес. Статус: Выпускница.
Кассиан Венгер. Статус: Архитектор. Погиб.
Пауза.
Её пальцы бессознательно прошлись по безымянному пальцу левой руки. Вспышка из прошлого: Лагос, дым, крики. Запах горелого пластика на языке. Она на мгновение замерла, затем сделала выдох. Просто данные. Нерелевантный прецедент.
Просто работа.
— Протокол: «Хирургическое вмешательство», — её голос был лишён тембра, будто сгенерирован машиной. — Цели: Кросс. Выпускница. Все свидетели. Уровень зачистки: максимальный. Архив уничтожить физически. Потери среди гражданского персонала… приемлемы. Выполнять.
Она откинулась в кресле.
Сделала ещё один глоток кофе. Горький. Обжигающий.
На её экранах три вектора хаоса сходились в одной точке. Одиночка на скале. Группа дилетантов в туннеле. И её команда, спускающаяся с небес. Она видела не хищников, а лишь переменные в своём уравнении.
Она нажала «Выполнить».
Теперь оставалось только наблюдать.
Глава 9: Внутри Редюи
Ночь в горах не имела ничего общего с городом. Никакого натриевого света, разбавленного облаками. Только первобытная, почти осязаемая чернота, в которой ветер, срываясь со скал, звучал как низкий, утробный рык.
Хавьер висел на верёвке, вжимаясь в ледяную скалу. Каждый выдох — белое облачко, которое тут же рвал и уносил ветер. Сотней метров ниже огни клиники «Альпенруэ» мерцали на дне долины, будто на дно ущелья высыпали горсть холодных, острых осколков света.
Красиво. И лживо.
Он нашёл её. Аварийный воздуховод номер семь. Старая, забытая лазейка, отмеченная на выцветших военных схемах полувековой давности. Архивы Штази. Подарок от «Эха».
Ржавая решётка поддалась не сразу. Скрежет металла о камень — резкий, вибрирующий. В этой густой тишине звук показался оглушительным, будто по стеклу тишины провели алмазом. Хавьер замер, вслушиваясь. Ждал криков, света прожекторов.
Ничего. Только вой ветра.
Протиснувшись внутрь, он замер. Лаз был узким, как могила. Пахло ржавчиной и мёртвой, стоялой водой. Металл цеплялся за куртку, царапал ткань. Зашитые мышцы в боку отозвались тупой, знакомой болью. Привычный фон. Белый шум, который он давно научился не замечать.
Первое, что его ударило, — это не тишина. Это было её давление. Густое, плотное, оно давило на барабанные перепонки, как вода на глубине. Второе — воздух. Холодный, сухой, неподвижный. Он пах бетонной пылью, антисептиком и чем-то ещё. Тонкий, едва уловимый органический подтон. Запах больничных отходов, въевшийся в стены.
Технический коридор нижнего уровня. Голый бетон, отполированный тысячами шагов. Под потолком — лотки с толстыми, похожими на удавов кабелями. Тусклые лампы в проволочных клетках отбрасывали длинные, уродливые тени.
Хавьер двинулся вперёд. Не думая. Тело помнило.
Шаг бесшумный, вес на носке. Спина прямая. Голова в постоянном движении, сканирует пространство. Пистолет в руке — привычная, холодная тяжесть. Он не был солдатом. Он был инструментом, который снова достали из ящика.
Первый перекрёсток. На стене — купол камеры. Объектив смотрел в другую сторону. Стандартный сектор обзора, слепая зона на несколько секунд. Он вжался в стену, дожидаясь, пока механизм начнёт поворот. Из-за угла показались двое. Чёрная тактическая форма, нашивки «Aethelred Security». Сытые сторожевые псы. Лениво переговаривались о футболе.
Хавьер отступил глубже в тень. Он мог их убрать. Два быстрых, тихих движения. Но это оставит след.
Он пришёл сюда не убивать.
Пока что.
Он пошёл дальше, ориентируясь на низкочастотный гул, который шёл из самого сердца бункера. Он не смотрел на схему. Он чувствовал планировку. Логика военного объекта была выжжена в его подсознании. Центральный узел всегда в центре. В самом защищённом месте.
На одной из дверей — выцветшая табличка. Реликт Холодной войны. Надпись на немецком и русском.
«УБЕЖИЩЕ 12-Б. ВМЕСТИМОСТЬ: 50 ЧЕЛОВЕК».
Хавьер замер.
Всего на секунду. Он представил это место полвека назад. Вой сирен. Люди, бегущие по этим коридорам. Место, построенное, чтобы спасать жизни, теперь их стирало.
Левый кулак сжался сам по себе, суставы хрустнули.
Прочь. Он прогнал мысль. Какая разница? Это просто работа. Он двинулся дальше, оставляя табличку в тени.
Гул становился громче. Хавьер шёл на него, как на маяк. Коридор упирался в массивную стальную дверь с электронным замком. Рядом — небольшое окно из толстого, армированного стекла.