Смотровое окно.
Он заглянул внутрь.
И мир сузился до этого холодного прямоугольника.
Лаборатория. Залита ровным, белым светом, который убивал тени. Стены и пол из матового, бесшовного материала. Стерильность была абсолютной, почти агрессивной. Вдоль стен — стойки с мигающими серверами.
В центре, в анатомическом кресле, похожем на трон из будущего, сидела она.
Люсия.
Её волосы, каштановые, вечно растрёпанные, были острижены почти под ноль. На обритой голове виднелась сетка тонких датчиков. Провода уходили в спинку кресла. Простая серая туника, такие же штаны.
Но не это было главным.
Её лицо. Оно было пустым. Не грустным, не испуганным. Словно лицо, с которого стёрли все эмоции, оставив лишь базовую геометрию. Её глаза, которые он помнил живыми, смеющимися, злыми, теперь смотрели прямо перед собой. Не видя. Не фокусируясь.
Он понял, что не дышит, только когда лёгкие обожгло огнём.
Рядом с ней стоял мужчина в идеально белом халате. Аккуратная седая бородка, очки в тонкой оправе. Доктор Кросс. Не похож на монстра. Похож на университетского профессора. В руках — планшет.
Хавьер прижался к толстому стеклу. Приложил к нему диск контактного микрофона. В наушнике — тихий, гулкий голос Кросса, искажённый вибрацией бетона.
— Хорошо, Люсия. Ещё один тест. Простая ассоциативная связка. Посмотри на экран.
На стене перед ней ожил монитор. Горный пейзаж.
— Альпы, — сказал Кросс. — Что ты чувствуешь?
Люсия молчала.
— Пульс — шестьдесят два. Кортизол в норме. Реакции нет, — продиктовал он в пустоту, глядя на свой планшет.
Картинка сменилась. Лицо незнакомца. Потом кошка. Ничего.
Её взгляд скользил по изображениям, не задерживаясь.
А потом Кросс вывел на экран другую фотографию.
Где-то под рёбрами тугой, холодный узел перехватил движение крови. Он знал это фото. Старое, выцветшее. Ему шестнадцать, ей — четырнадцать. Пляж. Он, нелепый, тощий, обнимает её за плечи. Оба щурятся от солнца. Хохочут. Её смех был таким громким, что чайки разлетались.
Он вжался в стекло, стараясь не издать ни звука, даже дыханием.
Сейчас. Она должна что-то почувствовать. Вспомнить. Хоть что-то. Движение брови. Вздох.
Ничего.
Она смотрела на двух смеющихся подростков с тем же пустым безразличием, с каким смотрела на кошку. Она смотрела на своё собственное счастье, как на пустую стену.
Кросс сделал пометку.
— Любопытно. Эмоциональная привязанность к ключевым фигурам прошлого стёрта полностью. Никакого всплеска активности в миндалевидном теле. — Он повернулся к ней. — Люсия, посмотри. Видишь мальчика? Это Хавьер. Твой… брат. Помнишь этот день?
Пауза. Кросс смотрел на монитор с её жизненными показателями.
— Никакой эмоциональной реакции. Пульс — шестьдесят два удара в минуту. Стабильно.
Он смахнул фотографию с экрана.
— Очень хорошо. Протокол Кассиана… он почти безупречен. Но где же погрешность? Он всегда оставлял лазейку.
И в этот момент Хавьер всё понял.
Он пришёл сюда, ведомый виной. Думал, спасает сестру из лап чудовища.
Он опоздал.
Той Люсии, которую он искал, в этой комнате не было. В кресле сидела женщина, которая носила её лицо.
Его рука лежала на рукоятке пистолета. Палец нашёл спусковой крючок. Инстинкты кричали. Ворвись. Убей его. Забери её.
Но он не мог.
Он смотрел на её мёртвые глаза. Что он будет делать, если ворвётся? Убьёт Кросса? И что? Уведёт за руку эту женщину с чужим, пустым взглядом? Скажет, что он её брат?
Она его не узнает.
Энергия, которая толкала его через полмира, просто кончилась. Провода выдернули из сети. Осталась только тишина. Такая же, как в её глазах.
Он был заперт снаружи, по ту сторону стекла. Он смотрел на призрак своей сестры, и впервые за всю свою жизнь, полную жестоких и простых решений, он не знал, что делать.
Его палец застыл на спусковом крючке.
Не нажимая.
Не отпуская.
Глава 10. Правда доктора Кросса
Палец на спуске не дрожал. Он замер. Как и дыхание в груди.
Стекло. Толстое, холодное, с зеленоватым торцом. Оно не искажало, оно просто отделяло. Создавало дистанцию. Там, за ним, был аквариум. Стерильный, залитый ровным белым светом. А в нём — экспонат.
Хавьер смотрел, и топливо, что гнало его через полмира — ярость, замешанная на вине — просто выгорело. Словно кто-то выдернул силовой кабель прямо из его позвоночника.
Люсия.
Её волосы, остриженные грубо и коротко, открывали незнакомую, беззащитную линию черепа. Кожа казалась тонкой, почти прозрачной, под ней не было крови — только синеватые нити вен. И глаза.
Её глаза смотрели вперёд, сквозь мониторы, сквозь человека в белом халате, сквозь стену. Они были пусты. Не просто пусты — в них не было даже отражения света. Два объектива, в которых выгорела матрица.
Человек — Кросс — что-то говорил ей. Тихо, размеренно. Голос не проникал сквозь стекло, но Хавьер видел, как движутся его губы, как он показывает ей картинки на планшете. Лес. Улица большого города. Старая, выцветшая фотография: они у озера, Люсии лет семнадцать, она смеётся, щурясь от солнца.
Ничего. Ни единого движения.
Рядом с ней зелёная линия кардиомонитора вычерчивала ровный, безразличный ритм. Хавьер не слышал звука, но этот монотонный рисунок уже вгрызался в мозг, как сверло.
Пистолет в его руке стал тяжелым, бессмысленным куском металла. Хавьер опустил его. Убивать Кросса сейчас — всё равно что стрелять в экран телевизора, по которому показывают плохие новости.
Он не знал, что делать.
Вся его жизнь была построена на простых, жестоких командах: цель, огонь, отход. И впервые он не знал следующего шага.
Пальцы сами нашли панель доступа. Код, который он полчаса назад срисовал у охранника. Шесть цифр. Сенсорные кнопки поддались под пальцами без щелчка.
Дверь в лабораторию разошлась с тихим, вежливым шипением.
Воздух внутри был другим. Холодный, с привкусом антисептика и ещё чего-то — слабого, сладковатого запаха остывающего пластика.
Доктор Кросс обернулся. В его глазах не было ни страха, ни удивления. Только спокойный, почти академический интерес. Худой, подтянутый, лет пятидесяти. Дорогой костюм под белым халатом. Очки в тонкой оправе. Он походил на университетского профессора, а не на монстра.
— Мистер Рейес, — сказал он. Голос был ровным, безэмоциональным, именно таким, каким Хавьер его и представлял. — Я вас ждал.
Хавьер не ответил. Он прошёл мимо, к креслу, где сидела Люсия. Его мир сузился до этого кресла. На столике рядом, как улики на месте преступления, лежали её вещи. Блокнот. Ручка. И старый плёночный «Зенит» с треснувшим объективом. Его фотоаппарат. Тот, что он отдал ей много лет назад.
— Люсия?
Собственный голос прозвучал хрипло, чужеродно. Он разорвал тишину, которую нарушал лишь беззвучный писк монитора в его голове.
Она не моргнула. Не повернула головы. Грудь ровно вздымалась и опускалась. Она дышала.
И это было всё.
Холодное, тяжёлое нечто начало снова заполнять пустоту внутри. Ярость. Хавьер медленно повернулся к Кроссу. Рука сама легла на рукоять пистолета.
— Что. Ты. С ней. Сделал?
Каждое слово — отдельный камень, брошенный в тишину.
— Я? — Кросс снял очки и принялся протирать их белоснежным платком. Жест был медленным, выверенным, почти ленивым. — Я лишь предоставил ей условия для работы. Безопасное место. Вы исходите из ложных предпосылок, мистер Рейес.
— Я исхожу из того, что ты сейчас сдохнешь, — Хавьер шагнул вперёд, сокращая дистанцию.
— Остановитесь, — Кросс поднял руку, и в его голосе впервые прозвучала сталь. — Вы думаете, что пришли сюда спасти жертву. Но это не так. Ваша сестра — самый смелый и самый безрассудный человек из всех, кого я встречал.
Хавьер замер.
— Она пришла ко мне сама, — продолжил Кросс, надевая очки. — Её похищение — инсценировка. Тщательно продуманный ею сигнал, чтобы вытащить из тени всех. Aethelred. Русских. Она знала, что они клюнут. Знала, что им нужен я. Она хотела, чтобы они все пришли сюда. В одно место, в одно время.
Он сделал паузу, давая словам впитаться в стерильный воздух.
— Она — приманка. А вы, мистер Рейес… вы были тараном, который должен был проломить для них дорогу.
Слова ударили. Не в лицо — в солнечное сплетение, вышибая воздух. Вся его миссия. Вся его вина, которую он тащил на себе, как мешок с камнями. Все бессонные ночи, когда он прокручивал в голове её последнее, оборвавшееся сообщение.
Всё это было… частью её плана.
Он не спаситель. Он — инструмент. Тупой, силовой инструмент в руках собственной сестры.
Он снова посмотрел на её пустое лицо. Та Люсия, что кричала на него в их последнюю ссору, что называла его сломленным, сама шагнула в этот огонь. Добровольно.
— Зачем? — выдохнул он.
— Затем, что она, в отличие от вас, верила, что «Шум» можно понять. И обратить, — Кросс указал на мониторы. — Она предложила себя в качестве идеального подопытного. Чистый лист. Она хотела, чтобы я изучил процесс на ней. Нашёл лекарство. Для таких, как вы.
Для таких, как он.
Этот ровный, бездушный ритм на мониторе стал саундтреком его рухнувшего мира. Он был не просто инструментом. Он был причиной.
В этот момент пол под ногами дрогнул.
Глухой, утробный гул прошёл по бетону, заставив вибрировать стеклянные колбы на полках. Где-то далеко, очень далеко, со стороны главного входа, что-то взорвалось.
Свет в лаборатории моргнул, погас на секунду и снова зажёгся, но уже другим — тревожным, кроваво-красным. Включилась сирена. Не оглушительная, а настойчивая, пульсирующая, как мигрень.
Взрыв, раскатившийся по бетону, был не просто звуком. Он был сигналом.
Кросс отреагировал мгновенно. Ни тени паники. Он метнулся к терминалу у стены, схватил заранее подготовленный ударопрочный кейс.
— Они здесь, — бросил он через плечо. — Рихтер. Она никогда не приходит договариваться.