вочка, похожая на нее и тоже выжидательно смотревшая на него карими глазами.
— Нехода здесь живет? — спросил Свиридов. — Кажется, Федором Кузьмичом его звали.
— Федор Кузьмич? — удивилась женщина. — Да он почти восемь лет как умер. А вы кто же будете?
— Я его знакомый, жил в этом доме во время войны. А вы кто будете? — спросил он в свою очередь.
— А я жинка его сына, Миколы, — сказала женщина.
— Николая? — и Свиридов вспомнил восьмилетнего деловитого мальчика, влюбившегося в искусную руку художника. Это так говорило о времени, о быстротечности времени, что Николай уже женат, а девочка, это, наверно, его дочь, и даже, может быть, есть у него еще дети. Так оно и оказалось: у Николая был еще годовалый сын, а Николай находился сейчас в Полтаве на съезде: по следу отца он был теперь председателем колхоза «Червонная зорька», и это был уже не ход времени, а его бег.
— А Катя где? — спросил Свиридов не сразу.
— А Катя здесь не живет… она агрономом работает. Заходите, — предложила женщина, — как раз тесто раскатываю… обождете — пышками горячими угощу.
— Спасибо, — сказал Свиридов. — Я ведь только на минутку.
— Вы, наверно, с Дмитренко приехали, это его машина.
— Да, с ним… ну что ж, передайте мужу и Кате передайте: заезжал художник, который жил в их доме во время войны; наверно, они меня совсем забыли, воды с той поры не то что с Ворсклу, а с целый океан утекло. Скажите — тот художник, который отца рисовал и Катю тоже рисовал, совсем молоденькую.
— Скажу, — ответила женщина. — Вы все-таки зайдите в дом.
Он зашел в дом, и в доме, видимо, перестроенном или, может быть, даже заново построенном, не узнал ничего, разве только бальзамины и петунии на окнах, прямые потомки тех, которые знал он когда-то. Но чабрецом пахло по-прежнему, пучки сухих трав были заткнуты за фотографии на стенах, и Свиридов узнал на фотографии Нехоку, но молодого, с молодой женой, державшей маленькую дочку на коленях, вероятно, Катю…
Женщина с некоторым любопытством смотрела на него, на фотоаппарат, висевший у него на груди: художники все-таки особое племя, они умеют запрятывать в свои папки целые куски жизни и уносить эти куски с собой, и по ним восстанавливать, что было когда-то…
— Тоже Катенька, — сказала женщина, показав на свою дочку. — А это Федор, в память деда.
Федор лежал еще в колыбели, но она была уже мала для него, и, наверно, скоро ему купят кроватку; пока он сучил крутыми блестящими ножками и грыз слюнявым ртом кулачок: вероятно, у него прорезывались зубы.
А еще через полчаса Дмитренко, уже поговорив с кем было нужно в сельпо, завел мотор, и Свиридов, сидя рядом с водителем, помахал рукой женщине, стоявшей с дочкой Катенькой у порога дома, и женщина помахала ему вслед. Не было в селе ничего от того, что он помнил и знал, не было ничего от его молодости и смелых сил той поры, и только криница с удилищем журавля да еще лозинки над речкой были прежние, а впрочем, и лозинки, наверно, выросли уже новые, на смену тем, которые знал он когда-то.
— Ну как? — спросил Дмитренко. — Неудачно? Я и забыл, что в Полтаве сейчас съезд передовиков… Нехода у нас по району давно в числе первых и держит курс, другие посбились, а он держит.
Поля были уже голы, и жестко желтела стерня давно сжатой пшеницы. До шоссе по проселку было восемь километров, утром, видимо, был заморозок, дорогу подсушило, и она пылила.
— Я вас теперь в Цыганские хутора подброшу, — сказал Дмитренко осведомленно, — там у нас кружевная артель на выставку в Брусель кружева готовила.
— Ну что ж, давайте на Цыганские хутора, где кружева для выставки в Брюсселе готовили.
Но Дмитренко не уловил разницы в произношении названия города. Вскоре они выехали на шоссе. Тучи уже низко шли над полями, тяжело набухшие осенью.
Есть ощущение, что текст оборван. В исходном файле в конце предложения стоит точка с запятой, далее страницы отсутствуют. Найти другую версию текста в сети не удалось.
— Примечание оцифровщика.
INFO
Филиал № 3. Арт. 1158. Цена 44 коп.
Объем 96 лист. РТУ РСФСР 557-58
SСAN, ОСR: WЕАРОN
FB2 — mefysto, 2023