Управление информационным потоком в криминалистике
В марте 2004 года произошла серия взрывов в пригородном поезде, следующем из Мадрида. Погибло 192 человека и более 2000 получили ранения. На месте преступления обнаружили отпечаток пальца на полиэтиленовом пакете, и испанцы направили улику через Интерпол во все правоохранительные органы мира. Несколько дней спустя специалисты криминалистической лаборатории ФБР неопровержимо идентифицировали владельца отпечатка – некоего Брэндона Мэйфилда, гражданина США, проживающего в Орегоне.
Лучшего кандидата на роль подозреваемого не приходилось и желать. Отслужив в вооруженных силах США, бывший военный женился на египтянке и обратился в ислам. Имея юридическое образование, Мэйфилд представлял интересы обвиняемых (и впоследствии осужденных) экстремистов, пытавшихся пробраться в Афганистан с намерением вступить в ряды Талибана. ФБР в свое время включило Брэндона в перечень лиц, потенциально связанных с террористической деятельностью.
За Мэйфилдом установили наблюдение, его дом напичкали микрофонами, телефон поставили на прослушку. Слежка не принесла никакой существенной информации, и ФБР в итоге решило задержать подозреваемого. Впрочем, обвинение ему так и не предъявили. Выяснилось, что на протяжении последних десяти лет он не покидал пределы Штатов. Мэйфилд находился в следственном изоляторе, когда испанские следователи, уже уведомившие ФБР о том, что не считают его отпечаток пальца идентичным образцу на пакете, сообщили американским коллегам: установлено идеальное совпадение с другим лицом.
Через две недели Мэйфилда освободили. Правительство США принесло ему свои извинения, выплатив в качестве компенсации два миллиона долларов, после чего организовало всестороннее расследование обстоятельств допущенной ошибки. Окончательный вывод звучал так: «Ошибка вызвана «человеческим фактором»236. Методологических и технических сбоев не выявлено».
К счастью, подобные промахи в силу человеческого фактора достаточно редки, и все же каждый из них поучителен. Каким образом лучшие американские дактилоскописты ошибочно идентифицировали образец на пакете с отпечатком пальца человека, который и близко не был к месту преступления? Мы ответим на этот вопрос, изучив сам процесс исследования папиллярных узоров и поняв, что в нем общего с иными примерами вынесения профессионального суждения. Итак, дактилоскопия, которую мы привыкли воспринимать как науку точную, на самом деле подвержена влиянию психологических искажений, присущих криминалистам. Подобные искажения создают повышенный шумовой фон, вызывая куда больше ошибок, чем мы способны представить. Мы рассмотрим меры, принимаемые сообществом криминалистов в целях решения проблемы. Увидим, каким образом стратегии гигиены принятия решений применяются к различным компонентам среды, и остановимся на жестком контроле потоков информации, используемой для вынесения суждения.
Отпечатки пальцев
Отпечатки пальцев представляют собой оттиски, оставленные гребешковой поверхностью кожи на различных поверхностях. Мы находим информацию об их применении для идентификации личности еще в глубокой древности, однако современная дактилоскопия восходит к концу XIX века. Первую научную работу, предлагающую изучение следов пальцев рук в качестве метода идентификации, опубликовал шотландский врач Генри Фулдс.
На протяжении нескольких следующих десятилетий дактилоскопия увеличивала свое влияние в вопросе оперативного учета преступников, постепенно вытесняя метод антропометрических измерений, разработанный французским полицейским Альфонсом Бертильоном. Сам же Бертильон в 1912 году и систематизировал официальный подход к сопоставлению отпечатков пальцев. Сэр Фрэнсис Гальтон, открывший для нас концепцию «мудрости толпы», развивал аналогичную систему дактилоскопии в Англии.
Отметим, что отцов-основателей дактилоскопии не слишком жалуют в научных кругах, и в этом нет ничего удивительного. Гальтон считал, что отпечатки пальцев – полезный инструмент для классификации людей по расовой принадлежности, а Бертильон (вероятно, в силу антисемитских предрассудков), выступая в 1894 и 1899 годах судебным экспертом по делу Альфреда Дрейфуса, дал решающие, хотя и ошибочные показания.
Полицейские чиновники вскоре пришли к выводу, что исследования папиллярных узоров могут применяться не только в качестве метода учета рецидивистов. В 1892 году аргентинец Хуан Вучетич стал первым полицейским, сравнившим невидимый невооруженным глазом (скрытый) след пальца с отпечатком большого пальца подозреваемого. С тех пор практика сличения скрытых отпечатков (оставленных на месте преступления) с образцами (снятыми в лабораторных условиях у известного лица) стала наиболее распространенной формой получения улик в криминалистике.
Если вы когда-нибудь слышали о сканере отпечатков пальцев (подобные устройства применяются в иммиграционных службах многих стран), то, скорее всего, вам представляется, что сличение папиллярных узоров – несложная механическая процедура, которую легко автоматизировать. Однако сопоставление скрытых отпечатков с места преступления с эталонным образцом – гораздо более точная наука, чем сравнение пары совершенно четких отпечатков. Плотно прижатый к экрану специального сканера палец даст эксперту хороший, соответствующий стандарту отпечаток, тогда как скрытые отпечатки нередко фрагментарны, нечетки, смазаны либо искажены. Подобный след не обладает ни качественными, ни количественными характеристиками лабораторного образца. Скрытые следы часто накладываются на иные отпечатки, оставленные одним и тем же лицом или совершенно посторонним человеком, содержат включения пыли и других инородных частиц, присутствующих на поверхности. Потребуется суждение эксперта, чтобы определить, совпадает ли подобный отпечаток с папиллярным узором пальца подозреваемого. В этом и заключается человеческая составляющая процедуры.
Получив скрытый отпечаток, эксперт обычно следует правилам, предусмотренным стандартом ACE-V (анализ, сопоставление, оценка и подтверждение). В первую очередь скрытый отпечаток анализируют на предмет достаточности его характеристик для сопоставления. Если информации достаточно, производится сравнение с эталонным образцом. После сопоставления приходит очередь оценки, результатом которой может стать идентификация (отпечатки принадлежат одному и тому же лицу) или исключение (отпечатки принадлежат разным лицам). Третий вариант – вывод о неопределенности результата. Решение об идентичности отпечатков запускает четвертый этап – дополнительное подтверждение.
Практика свидетельствует, что на показания свидетелей полагаться рискованно; «чистосердечные» признания также могут оказаться ложными. Отпечатки пальцев же считались (во всяком случае, до наступления эры анализа ДНК) наиболее надежной уликой. Вплоть до 2002 года улики в виде идентификации отпечатков пальцев не вызывали со стороны американского правосудия абсолютно никаких вопросов. Несокрушимой выглядела и информация, размещенная на сайте ФБР237: «Отпечаток пальца является безошибочным способом идентификации личности». Ошибки происходили крайне редко и списывались на некомпетентность исполнителя или случайный сбой.
Точность дактилоскопического метода десятилетиями не подвергалась сомнению, ибо доказать обратное было затруднительно. Степень достоверности исследования, указывающего на лицо, совершившее преступление, нередко является тайной за семью печатями. В случае с Мэйфилдом и ряде аналогичных ситуаций ошибки криминалистов носят особенно вопиющий характер. В случае, если подозреваемый оспаривает выводы следователя, улики в виде отпечатков пальцев, разумеется, становятся решающими.
Мы уже отмечали, что «истинное значение» известно далеко не всегда, что не мешает измерить уровень шумовых помех. Какова степень шума в дактилоскопическом анализе? Сформулируем вопрос точнее. Дактилоскопист, в отличие от судьи, оглашающего приговор, или оценщика страховых рисков, не оперирует цифрами, однако выносит категорическое суждение. Как часто два эксперта расходятся во мнениях и почему? Впервые изучением подобных вопросов занялся Итиэль Дрор, нейробиолог и специалист в области когнитивного мышления из Университетского колледжа Лондона. Дрор провел целый ряд экспериментов по ревизии шумовых помех в области, которая, как считалось, воздействию шума не подвержена.
Ситуативный шум в дактилоскопии
Поставить под сомнение деятельность дактилоскопистов? Специалисту по когнитивному мышлению, психологу, это может показаться несколько странным. В конце концов, что мы видим в телевизионных сериалах вроде «Места преступления»? Ученых в латексных перчатках, вооруженных микроскопами. Дрор первым пришел к пониманию, что исследование отпечатков пальцев по сути своей – процесс оценки, требующий вынесения суждения. Являясь экспертом в области когнитивного мышления, он допустил, что там, где есть место суждению, обязательно найдется место и шумовым помехам.
Решив проверить гипотезу, Дрор в первую очередь сосредоточился на ситуативном шуме, заключающемся в вариативности суждений одного и того же эксперта при первом и втором подходе к изучению улики. Цитируем Дрора238: «Если эксперт не является надежным (не может прийти к согласию с самим собой), тогда его профессионализм и основания для вынесения суждений находятся под вопросом».
Исследование отпечатка пальца является идеальным испытательным стендом для ревизии ситуативных шумовых помех, поскольку пары отпечатков, в отличие от случаев, с которыми сталкиваются врачи и судьи, запомнить не так легко. Безусловно, должно пройти некоторое время, чтобы из памяти дактилоскописта стерлись особенности ранее изученных следов.
В ходе исследования Дрора несколько открыто мыслящих смельчаков-криминалистов согласились на участие в эксперименте в любой произвольно выбранный день в течение следующих пяти лет и не возражали, чтобы в этот конкретный день их не предупреждали о начале эксперимента. Исследование следовало проводить в процессе рутинной работы дактилоскописта. Если в подобных обстоятельствах суждение эксперта меняется по сравнению с предыдущим выводом, значит, на него оказывает воздействие ситуативный шум.
Заданность восприятия в криминалистике
В ходе двух экспериментов Дрор внес важные изменения в сценарий. Увидев одни и те же отпечатки пальцев во второй раз, некоторые эксперты получали дополнительную наводящую информацию по делу. Например, дактилоскописту, ранее идентифицировавшему совпадение двух отпечатков, между прочим сообщали, что «у подозреваемого имеется алиби» или «баллистическая экспертиза пришла к выводу, что подозреваемый тут ни при чем». Другим же экспертам, ранее выдавшим заключение о невиновности подозреваемого или о неопределенности результата, на этот раз дали понять, что «детектив уверен в виновности задержанного», «свидетели его опознали» или «подозреваемый признался в совершении преступления». Дрор назвал эксперимент «тестом на предвзятость суждения». Вброшенная наводящая информация активировала психологическое искажение (заданность восприятия) в том направлении, которое и предусматривал вброс.
Оказалось, что эксперты и в самом деле подвержены влиянию давления со стороны. Когда дактилоскопист в условиях наличия предвзятой информации исследовал те же отпечатки, что изучал ранее, его мнение менялось. В ходе первого эксперимента239 четыре из пяти экспертов, получив сильный сигнал в контексте «исключено», поменяли предыдущее суждение об идентификации отпечатка. Во время второго эксперимента240 шестеро дактилоскопистов изучали четыре пары отпечатков. Вброс наводящей информации привел к изменению четырех решений из двадцати четырех. Да, большинство суждений остались прежними, однако для подобного рода деятельности ошибку в одном из шести случаев следует признать существенной. Полученные результаты неоднократно подтверждались и другими исследователями.
Эксперты вполне предсказуемо чаще меняли свое суждение в сложных случаях при наличии наводящей информации, в основном меняя вывод с «определенного» на «неопределенный». В любом случае, если «дактилоскопист241 принимает решение, опираясь больше на контекстный фон, чем на фактическую информацию, содержащуюся в изучаемом образце», это внушает серьезное беспокойство.
Воздействие наводящей информации не ограничивается лишь выводами дактилоскописта (идентификация, неопределенный результат, исключение). Подобное давление на самом деле меняет не только восприятие отпечатка, но и интерпретацию увиденного. В одном из исследований242 Дрор и его коллеги показали, что эксперты, работающие в условиях давящего контекста, в буквальном смысле не видят те вещи, которые замечают их коллеги, делающие свое дело без давления извне. Получив скрытый отпечаток вместе с эталонным, дактилоскопист обнаружит значительно меньше подробностей папиллярного узора (так называемых минуций), чем увидел бы, получив лишь скрытый отпечаток. Позднее проводилось еще одно независимое исследование243, которое подтвердило данный вывод, сопроводив его замечанием: «Однако природа происходящего неочевидна».
Дрор ввел новый термин, описывающий воздействие наводящей информации: заданность восприятия криминалиста. С тех пор указанное искажение выявлено в различных областях криминалистики, включая анализ брызг крови, расследование поджогов, анализ остатков скелета и криминалистическую патологическую анатомию. Даже анализ ДНК244, считающийся новым золотым стандартом криминалистики, и тот подвержен влиянию заданности восприятия, во всяком случае, в ситуациях, когда эксперту приходится оценивать сложные комбинации ДНК.
Восприимчивость экспертов-криминалистов к заданности восприятия – проблема не теоретическая, поскольку пока не предпринимается никаких системных действий, направленных на ограждение криминалистов от наводящей информации. А ведь эксперты часто получают ее245 в сопроводительных рапортах, приложенных к поступающим в лабораторию уликам. Нередко эксперты находятся в непосредственном контакте с полицией, прокуратурой и другими криминалистами.
Заданность восприятия заставляет нас задуматься еще об одной проблеме. Независимая верификация результата вторым экспертом – важная функция защиты от ошибок, встроенная в стандарт ACE-V. И все же нередко случается, что на подтверждение отправляют лишь положительное решение об идентификации. В результате мы сталкиваемся с серьезным риском заданности восприятия, поскольку верификатор знает246: вывод первого эксперта – положительный. Таким образом, последняя стадия процедуры не дает ожидаемого результата, на достижение которого и направлен сбор независимых суждений – ведь, по сути, верификация уже не является независимой.
Заданность восприятия в случае Мэйфилда сработала за счет наслоения (каскада) информации. Не один и не два, а три эксперта ФБР согласились с ошибочной идентификацией. Позднее, при расследовании происшествия247, было отмечено, что на первого эксперта повлияла сильнейшая корреляция, подмеченная автоматизированной системой, осуществлявшей поиск пары к исследуемому отпечатку по базам данных. Очевидно, дактилоскопист не получал «наводящей информации» о биографии Мэйфилда, и все же результат, выданный компьютером по итогам стартового поиска, «сработал на пару с естественным давлением, возникающим при работе с особо важными случаями». Этого хватило, чтобы сгенерировать изначальную заданность восприятия. Как только первый эксперт сделал ошибочный вывод об идентификации, «загрязнение перекинулось на последующие стадии», – продолжают составители отчета. Так вышло, что первый эксперт оказался весьма авторитетным человеком, руководителем и «остальному персоналу агентства было неловко ему возражать». Первоначальная ошибка начала реплицироваться и усугубляться, что привело в итоге к почти полной уверенности в том, что Мэйфилд все же виновен. Поразительно, однако даже уважаемый независимый эксперт248, назначенный судом в качестве защитника Мэйфилда, проверив доказательства, согласился с ФБР, что идентификацию отпечатка можно подтвердить.
Подобный феномен может сработать и в иных отраслях криминалистики, а ведь дактилоскопия считается одной из наиболее объективных ее отраслей. Если уж дактилоскопист может подвергнуться психологическому давлению – что говорить о смежных дисциплинах? Более того, если эксперт по баллистике в курсе, что отпечаток идентифицирован, подобное знание способно исказить и его суждение. Допустим, криминалист-одонтолог знает, что в результате анализа ДНК личность подозреваемого установлена. Вероятность вынесения одонтологом заключения о том, что следы зубов преступника не соответствуют анатомическому строению челюстей подозреваемого, скорее всего, несколько снизится. Ситуации, приведенные в данных примерах, вызывают наслоение искажающих эффектов249: подобно коллективным решениям, описанным в главе 8, ошибка первого эксперта, вызванная заданностью восприятия, становится наводящей информацией, влияющей на второго специалиста, его же мнение, в свою очередь, оказывает воздействие на третьего и так далее.
Итак, установив, что наводящая информация приводит к перемене мнений, Дрор с коллегами обнаружили еще несколько доказательств ситуативного шума. Порой дактилоскопист может изменить свое суждение250 относительно изученной ранее пары отпечатков, даже если наводящая информация отсутствует. Как и следует ожидать, подобные перемены мнения встречаются реже, нежели в случаях давления, и все же они имеют место. С учетом данных выводов по заказу ФБР в 2012 году было проведено масштабное исследование251. На этот раз исследователи выбрали семьдесят двух экспертов, попросив их вновь оценить двадцать пять пар отпечатков, с которыми те уже работали примерно семью месяцами раньше. Эксперимент, проведенный со столь представительной группой высококвалифицированных экспертов, подтвердил, что дактилоскописты время от времени подвергаются влиянию ситуативного шума – наблюдалось изменение каждого десятого суждения. В основном перемена мнения шла от положительного и отрицательного результата к «неопределенному», однако ни одной ложной идентификации экспериментаторы не отметили. Один из тревожных выводов исследования заключается в том, что в некоторых случаях решение об идентификации отпечатка, которое привело к осуждению обвиняемого, по прошествии времени меняло знак на «неопределенность». Один и тот же эксперт, рассматривающий отпечатки пальцев повторно, может на второй раз испытывать неуверенность даже в отсутствие наводящей информации и в максимально стабильной рабочей обстановке.
Насколько шум чреват ошибками?
Итоги экспериментов заставляют задаться вопросом о вероятности процессуальных ошибок. Мы не должны закрывать глаза на тему надежности экспертов, дающих показания в суде. Достоверность информации предполагает надежность эксперта, а какой достоверности следует ожидать от специалиста, не способного прийти к согласию с самим собой?
Какое же именно количество результативных ошибок вызвано промахами криминалистов? Обзор 350 случаев вмешательства «Проекта Невиновность»252 – некоммерческой организации, занимающейся апелляциями по ошибочным приговорам, – закончившихся реабилитацией несправедливо осужденных, приводит нас к выводу, что неверные заключения криминалистов внесли существенный вклад в обвинительный приговор в 45 % случаев. Статистика ужасает, однако вопрос в другом: судьи и присяжные желают знать, насколько следует принимать на веру показания эксперта, приведенного к присяге, в том числе и дактилоскописта, насколько велика вероятность результативной экспертной ошибки?
Наиболее аргументированный ответ на подобные вопросы мы найдем в отчете, представленном Консультативным комитетом президента по вопросам науки и технологий (PCAST) – группой ведущих ученых и инженеров. В 2016 году PCAST представил вниманию специалистов подробный обзор253 вовлечения криминалистики в судебные процессы. Данный документ обобщает имеющиеся свидетельства недостоверности дактилоскопического анализа, акцентируя внимание на вероятности ошибочной идентификации (ложноположительных результатах), подобной той, что имела место в деле Мэйфилда.
Свидетельств оказалось на удивление мало, и PCAST выражает обеспокоенность тем фактом, что работа по сбору подобной информации до последнего времени просто не проводилась. Наиболее надежные данные поступили из единственного источника: отчета о масштабном исследовании точности дактилоскопической идентификации254, проведенном экспертами ФБР в 2011 году. В проекте приняли участие 169 экспертов, каждый из которых в ходе исследования сравнил приблизительно по сотне пар скрытых отпечатков и эталонных образцов. Основной вывод проекта заключался в том, что выявлено всего несколько случаев ошибочной идентификации и лишь один ложноположительный результат на шесть сотен верных.
Подобная доля ошибок несущественна, однако в обзоре отмечается, что процент ложных результатов «гораздо выше255, чем считается в обществе (и, соответственно, в кругу присяжных), на основании регулярных заявлений о точности дактилоскопического анализа». Более того, инициаторы проекта не использовали подход с наводящей контекстной информацией, и каждый из участников исследования знал о том, что участвует в эксперименте. Упущения могли сказаться на недооценке количества ошибок, происходящих в реальной работе. Некоторое время спустя во Флориде проводилось повторное исследование256, и в результате выявлено куда большее количество ложноположительных заключений. Вариативность итогов экспериментов, опубликованных в специальных источниках, говорит о том, что необходимы дополнительные исследования как в части точности решений дактилоскопистов, так и в части порядка их принятия.
Выделим и обнадеживающий результат экспериментов, который, впрочем, характерен не для каждого исследования: похоже, эксперты нередко допускают ошибки по причине осторожности. Каждый криминалист сознает последствия своих заключений и отдает себе отчет, что потенциальная ошибка может обойтись чрезвычайно дорого. Учитывая высокую степень доверия к дактилоскопии, ложная идентификация имеет тем более трагические последствия. Существуют и другие типы ошибок, цена которых несколько ниже. В частности, эксперты ФБР замечают: «в подавляющем большинстве реальных дел257 отрицательный вывод об идентификации отпечатка основывается на тех же предпосылках, что и заключение о неопределенности результата». Иными словами, уже одного факта обнаружения отпечатка пальца на орудии убийства достаточно для осуждения обвиняемого, и наоборот – отсутствие подобного отпечатка еще не аргумент для снятия обвинения.
Об осторожности свидетельствует и тот факт, что криминалист думает минимум дважды, принимать ли положительное решение об идентификации. В ходе упомянутого нами исследования, проведенного ФБР, установлено, что менее трети сличаемых пар скрытых и эталонных отпечатков одного и того же лица были признаны идентичными (и признаны абсолютно верно). Дактилоскописты дают гораздо меньше ложноположительных оценок258, нежели ложноотрицательных. Да, их выводы подвержены смещению в обоих направлениях, однако далеко не в равной степени. Дрор отмечает: «Психологическое давление на криминалиста куда чаще приведет259 к отрицательному или неопределенному результату оценки, чем к однозначной положительной идентификации».
Дактилоскописты обучены расценивать ошибочное решение как «смертный грех», которого следует избегать любой ценой. Надо отдать им должное: принцип этот эксперты соблюдают неукоснительно. Остается лишь надеяться, что их ответственность все же исключит ошибки, подобные допущенной в деле Мэйфилда и ряде других.
Прислушиваясь к шуму
Отмечая наличие шумовых помех в криминалистике, мы никоим образом не хотим бросить тень на дактилоскопистов, а говорим лишь о том наблюдении, которым делились неоднократно: там, где есть место суждению, найдется и шум. Шумовой фон даже выше, чем нам представляется. Анализ отпечатков пальцев кажется нам настолько объективной процедурой, что многие из нас и мысли не допускают, что его результат – лишь разновидность суждения. Подобный анализ оставляет место и для непоследовательности, и для несогласованности, а порой и для ошибок. Как бы низка ни была доля ложных идентификаций, все же ее значение не равно нулю. Как отмечает PCAST, жюри присяжных должно держать в уме эту возможность.
Первым шагом на пути снижения шума должно стать признание вероятности его наличия. Подобное допущение не является аксиомой для сообщества дактилоскопистов, многие из которых изначально скептически отнеслись к ревизии шумовых помех, проведенной Дрором. Уже само предположение, что эксперт неосознанно подпадает под влияние контекстной информации, вызывает у многих профессионалов нервный тик. Председатель «Общества дактилоскопистов» пишет в ответ на исследование Дрора: «Любой дактилоскопист… который допускает те или иные колебания в процессе принятия решения… является настолько незрелым специалистом, что ему стоит поискать работу в Диснейленде»260. Руководитель крупной криминалистической лаборатории отмечает, что доступ к информации о расследовании «дает криминалисту некоторое моральное удовлетворение, позволяя ему получать удовольствие от работы и никоим образом не влияет на изменение суждения»261. Даже ФБР262 в процессе внутреннего расследования по случаю Мэйфилда пришло к выводу, что «эксперты, осуществляющие верификацию заключений первого специалиста, обычно в курсе его суждения, и все же подобная информация не сказывается на заключении верификатора». Обе ремарки равнозначны отрицанию эффекта заданности восприятия.
Допустим даже, что криминалисты полностью осознают риски психологического давления; подобная осведомленность – еще не гарантия иммунитета к влиянию мертвой зоны когнитивных искажений. Признавая наличие ошибок у других, своих промахов не видишь – таково общее правило. В источниках приведены сведения об опросе четырехсот263 профессиональных криминалистов из двадцати одной страны мира. 71 % из них соглашается, что «когнитивные искажения являются поводом для беспокойства в сфере криминалистики», и лишь 26 % считают, что «на их собственные суждения влияют когнитивные искажения». Иными словами, почти половина профессионалов полагает, что в решения коллег проникает шум, не оказывая при этом никакого эффекта на их собственные выводы. Шум – проблема невидимая, и ее не замечают даже специалисты, чья работа – находить то, что недоступно невооруженному глазу.
Управление информационным потоком
Благодаря настойчивости Дрора и его коллег отношение к проблеме постепенно меняется, и все больше криминалистических лабораторий начинают принимать меры по снижению шума. Например, PCAST в своем отчете высоко оценил усилия лаборатории ФБР по переформатированию стандартов в целях минимизации влияния заданности восприятия.
Необходимая методология сравнительно проста. Мы сейчас говорим о гигиене принятия решений, которая применяется во многих областях: управление информационным потоком снижает вероятность интуитивных решений. При вынесении любого суждения какая-то доля информации неминуемо оказывается лишней. Большой объем информации не всегда полезен, особенно если он потенциально способен исказить ваше решение, заставив заранее положиться на интуицию.
Именно в этом духе и осуществляются преобразования в криминалистических лабораториях: главная цель – обеспечить независимость суждения эксперта, предоставив ему минимально необходимый объем информации. Иными словами, лаборатории стараются максимально оградить дактилоскописта от подробностей расследования и выдавать информацию порционно. В этом суть подхода, разработанного Дрором и его коллегами: линейной последовательности раскрытия информации264.
Дрор предложил еще одну рекомендацию, иллюстрирующую все ту же стратегию гигиены принятия решений: эксперту необходимо регистрировать каждый этап своего суждения, документировать все стадии анализа скрытого отпечатка еще до того, как начнется сличение с эталонным образцом. Подобная последовательность действий поможет дактилоскописту избежать риска подсознательной идентификации скрытого отпечатка и эталона. Более того, суждение нужно фиксировать на бумаге до получения контекстной информации, способной оказать психологическое давление на эксперта. Если суждение дактилоскописта меняется после ознакомления с подробностями расследования, причины изменения также следует отражать письменно. Данные требования ограничивают риск принятия незрелых интуитивных решений на протяжении всего процесса.
Та же логика послужила предпосылкой для третьей рекомендации – важнейшей части стратегии гигиены принятия решений. Верификатор не должен быть в курсе суждения первого эксперта.
Присутствие шумового фона в криминалистике, безусловно, вызывает беспокойство: решение дактилоскописта – вопрос жизни и смерти подозреваемого. Этот момент показателен. Мы очень долго не подозревали о возможности ошибок в идентификации отпечатков пальцев, а теперь осознали, что далеко не всегда следует доверять суждению эксперта; поняли, что ревизия шумовых помех способна выявить неожиданно серьезный шумовой фон. И все же возможность снизить влияние негативных факторов, совершив не самые сложные преобразования, должна вдохнуть оптимизм в тех, кто пытается улучшить качество принимаемых решений.
Основная стратегия гигиены принятия решений – управление информационным потоком – найдет широкое применение в качестве преграды на пути ситуативного шума. Как мы уже отмечали, спусковым механизмом для ситуативных шумов могут послужить многочисленные факторы, в том числе настроение человека или даже температура воздуха. Невозможно рассчитывать на то, что вам удастся держать эти факторы под контролем, однако почему бы не попробовать поставить заслон наиболее очевидным из них? Вы уже знаете, что на формирование суждения влияют гнев, страх и иные эмоции, и, вероятно, отметили для себя, что отличной практикой станет переосмысление решения через некоторое время, когда источники ситуативного шума, скорее всего, поменяются.
Может возникнуть и менее очевидная ситуация: ваше суждение поменяется под воздействием иных провоцирующих факторов, которые создаст поступающая к вам информация, даже если она и будет точной. Вспомним пример с дактилоскопистами: как только вы узнаете мнение других людей, заданность восприятия произведет на вас нежелательное преждевременное впечатление, заставив закрыть глаза на иную, противоречащую первому впечатлению информацию. Хичкок снял два фильма, названия которых наиболее емко выражают суть сказанного: хороший эксперт всегда будет сохранять «Тень сомнения» и не станет «Человеком, который слишком много знал».
К разговору об управлении информационным потоком
«Там, где есть место суждению, найдется и шум, – это относится и к анализу отпечатков пальцев».
«У нас есть дополнительная информация о расследовании, однако не будем рассказывать криминалистам все сразу, пока они не определятся, иначе лишние сведения могут исказить их суждение. Расскажем только то, что им совершенно необходимо знать».
«Второе мнение не будет независимым, если второй эксперт знает мнение первого. С третьим экспертом дело обстоит еще хуже; это и есть каскад наводящей информации».
«Для того чтобы бороться с шумом, сперва следует признать, что он вообще существует».