Ситуативный шум
Профессиональный баскетболист готовится к штрафному броску: он уже занял позицию на линии. Вот игрок настроился – и пробивает. Он отрабатывал эту последовательность действий бесчисленное количество раз. Окажется ли мяч в корзине?
Мы этого не знаем – как не знает и сам спортсмен. Примерно три четверти бросков в играх Национальной баскетбольной ассоциации обычно попадают в цель. Разумеется, одни игроки результативнее других, однако совсем без промахов не обходится никто. Лучшие в истории54 баскетболисты отправляют в корзину чуть больше 90 % штрафных мячей. (На момент написания этой книги к ним относятся Стефен «Стеф» Карри, Стив Нэш и Марк Прайс.) У игроков с худшими результатами штрафных бросков процент попадания равен примерно 50 %. (Великому Шакилу O’Нилу55 удавалось забрасывать лишь в 53 % случаев.) Хотя кольцо неизменно находится на высоте 10 футов и удалено от штрафной линии на 15 футов, а стандартный вес мяча – 22 унции, воспроизведение последовательности движений, необходимых для результативного броска, дается весьма непросто. В этой ситуации мы ожидаем вариативность – как среди результатов множества спортсменов, так и у одного игрока. Штрафной бросок – тоже своего рода лотерея. Конечно, шансы на успех будут выше, если пробивает Карри, и ниже, если О’Нил, но все равно это не что иное, как лотерея.
Откуда же берется эта вариативность? Нам известно, что на игрока, стоящего на штрафной линии, влияют бесчисленные факторы: усталость от долгой игры, напряжение из-за минимального разрыва в счете, шумная поддержка болельщиков или свист фанатов команды-соперника. Если промахивается игрок уровня Карри или Нэша, мы прибегаем к одному из вышеперечисленных объяснений. Но мы не можем знать наверняка, какую именно роль играют все эти факторы. Разброс в результатах бросков баскетболиста – тоже один из видов шума.
Вторая лотерея
Никого не удивляет разброс в результатах штрафных бросков или в показателях других физических процессов. Мы привыкли, что наше тело время от времени ведет себя по-разному: меняются пульс, давление, рефлекторные реакции, тембр голоса, твердость руки. И как бы мы ни старались точно воспроизвести свою подпись, каждый раз она выходит слегка иной.
Несколько сложнее наблюдать вариативность наших умственных процессов. Конечно, нам всем приходилось менять свое мнение, иногда даже просто так, без явной причины. Фильм, над которым мы до слез смеялись прошлым вечером, сегодня кажется весьма посредственным и проходным. Человек, которого мы вчера строго осуждали, теперь видится нам заслуживающим снисхождения. Довод, который мы находили неудачным и расплывчатым, вдруг становится ясным и принципиально важным. Однако, как подсказывают подобные примеры, обычно такие перемены происходят, когда дело касается незначительных и довольно субъективных вопросов.
На практике наше мнение действительно может поменяться без видимых причин – и это касается даже тщательно взвешенных и выверенных оценок экспертов. Например, нередки случаи, когда врачи, которых дважды знакомили с анамнезом одного пациента, давали два заключения, значительно отличавшихся друг от друга (см. главу 22). Когда на крупном конкурсе вин в США эксперты56 повторно дегустировали одно и то же вино и только в 18 % случаев давали ему одинаковые оценки (обычно это были вина не самого высокого качества). Эксперт-криминалист может прийти к разным выводам, изучив одни и те же отпечатки пальцев дважды с разницей в несколько недель (см. главу 20). Опытные консультанты по программному обеспечению57 могут предложить весьма отличные друг от друга оценки сроков выполнения одного и того же задания, если их спросить об этом дважды в разные дни. Проще говоря, подобно баскетболисту, не способному производить идентичные броски, мы не всегда выносим идентичные оценки, имея дело с одними и теми же фактами повторно.
Мы уже сравнивали процесс назначения андеррайтера, судьи или врача с лотереей, создающей системный шум. Ситуативный шум – продукт второй лотереи. Результаты этой лотереи зависят от конкретного момента вынесения суждения экспертом, от его расположения духа, от набора похожих случаев, которые еще свежи в его памяти, а также от бесчисленных других особенностей ситуации. Вторая лотерея, как правило, намного более абстрактна, чем первая. К примеру, мы можем вообразить, что во время первой лотереи назначается другой андеррайтер, однако возможные альтернативные суждения андеррайтера, назначенного на практике, все так же остаются умозрительными вероятностями. Нам известно лишь то, что окончательное суждение было выбрано из множества возможных. Ситуативный шум – это вариативность среди этих неявных возможностей.
Измерение уровня ситуативного шума
Измерить уровень ситуативного шума непросто во многом по той же причине, по которой новость о его существовании часто является для нас сюрпризом. Тщательно обдумывая свое профессиональное мнение, эксперты подбирают доводы, которые выступают в качестве подходящего обоснования их суждения. Если им приходится объяснять свое решение, они обычно прибегают к аргументам, которые находят убедительными. Когда же экспертам предлагают решить эту проблему повторно и при этом они ее узнаю`т, они воспроизводят ответ, данный ранее, с целью свести свои усилия к минимуму и обеспечить последовательность. Вот наглядный пример из сферы образования: если учитель ставит студенту за сочинение «отлично», а спустя неделю перечитывает работу и видит свою первоначальную оценку, маловероятно, что теперь он оценит это сочинение по-другому.
По этой причине, если задачи, которые решают эксперты, легко запомнить, измерить ситуативный шум напрямую довольно непросто. К примеру, если показать андеррайтеру или судье дело, по которому они уже вынесли решение, скорее всего, они смогут его узнать и просто повторить свое предыдущее заключение. Один обзор исследований вариативности в профессиональных суждениях (формально известный как «ретестовая надежность») включал множество экспериментов, в которых специалистам дважды предлагалось сделать заключение по одному и тому же вопросу в течение одной сессии. Нет ничего удивительного в том, что испытуемые не противоречили сами себе58.
В экспериментах, упомянутых нами ранее в этой главе, эту проблему удалось обойти, усложнив специалистам узнавание ранее виденных задач. Винные эксперты проводили дегустацию вслепую. Дактилоскопистам показывали уже проанализированные ими отпечатки пальцев, а экспертов по программному обеспечению спрашивали о задачах, над которыми они работали ранее, только делалось это несколько недель или месяцев спустя после первого предъявления, к тому же испытуемых не поставили в известность о том, что с этими данными они уже сталкивались.
Существует еще один, более косвенный, способ подтвердить присутствие ситуативного шума: можно воспользоваться большими данными и методами эконометрии. Если у нас имеется большой объем данных о решениях, принятых профессионалами, иногда аналитики могут проверить, подвергались ли они влиянию ситуативных, несущественных факторов, таких как время суток или температура воздуха. Статистически значимое влияние подобных факторов на вынесение решений – свидетельство ситуативного шума. Если оценивать обстановку реально, на то, что все источники ситуативного шума будут найдены, особенной надежды нет, однако те, что обнаружить все-таки можно, демонстрируют, насколько велико их разнообразие. Чтобы научиться контролировать ситуативный шум, нужно попытаться понять порождающие его механизмы.
Один в поле воин
Ответьте на такой вопрос: какой процент мировых аэропортов сосредоточен в США? Когда вы над этим задумались, вероятно, вам в голову пришел некий ответ. Но это нельзя сравнить с вызыванием в памяти вашего возраста или номера телефона. Вы знаете, что эта оценка приблизительна. И все же это число не случайно: вы понимаете, что, дав ответ 1 % или 99 %, вы явно ошибетесь. При этом ваша прикидка находится в целом ряду возможных альтернатив, которые вы не стали бы исключать. Если бы к вашему варианту ответа прибавили или отняли один процентный пункт, вероятно, вы не сочли бы результат намного более правдоподобным. (Если вам любопытно, правильный ответ59 32 %.)
Два исследователя, Эдвард Вул и Гарольд Пашлер60, решили попробовать задать этот вопрос (и множество ему подобных) не один раз, а дважды. В первый раз испытуемым не сообщали, что им придется отвечать на этот же вопрос снова. Вул и Пашлер предположили, что средняя величина значений двух ответов будет точнее, чем каждый ответ, взятый по отдельности.
Данные эксперимента подтвердили их гипотезу. В целом первый ответ был точнее61, чем второй, но самой точной оценкой оказалось их среднее арифметическое.
В своем исследовании Вул и Пашлер опирались на хорошо известное явление под названием «мудрость толпы»: усреднение значений независимых оценок разных экспертов обычно приводит к повышению точности. В 1907 году Фрэнсис Гальтон, знаменитый исследователь-эрудит, приходившийся родственником Дарвину, обратился к 787 деревенским жителям с предложением отгадать вес быка-рекордиста на сельской ярмарке. Точный вес быка (1198 фунтов) никто из крестьян назвать не смог, однако среднее арифметическое их ответов равнялось 1200, всего на 2 фунта больше верного ответа, а медиана – 1207, что тоже почти рядом. Эти крестьяне и были «мудрой толпой»: хотя их ответы по отдельности содержали много шума, смещения в них не было. Гальтон был удивлен таким результатом, ведь он был не слишком высокого мнения о способности простонародья к здравомыслию, однако ему поневоле пришлось заявить, что результаты эксперимента «оказались более достойным подтверждением надежности решения, принятого демократическим путем, чем того можно было ожидать».
В сотнях других ситуаций результаты суждений «толпы» оказываются похожими. Конечно, если задаваемые вопросы настолько сложны, что достоверный ответ могут дать только эксперты, коллективный разум будет прав далеко не всегда. Но если, к примеру, люди угадывают количество конфет в прозрачной банке, или пытаются предсказать погоду в их городе через неделю, или прикидывают расстояние между двумя городами в одном из штатов, среднее арифметическое ответов большого количества людей, скорее всего, будет близким к правде.
Это можно объяснить простой статистикой: когда мы усредняем несколько независимых суждений (или измерений), мы получаем новую, менее шумную62, хотя и не менее смещенную, чем отдельно взятые суждения, оценку.
Вул и Пашлер захотели выяснить, будет ли тот же эффект иметь место в случае с ситуативным шумом, а именно: можно ли подобраться к истинному значению ближе, усреднив значения двух ответов одного человека – точно так же, как при усреднении ответов разных людей? Обнаружилось, что это действительно так. Вул и Пашлер дали полученным результатам выразительное название внутренняя толпа.
Усреднение двух ответов одного человека не оказывает такого же положительного воздействия на точность, как использование независимого второго мнения. Вул и Пашлер писали об этом так: «Если вы зададите себе один и тот же вопрос дважды, польза от этого63 будет в десять раз меньше, чем если вы спросите мнение другого человека». Спрашивать себя повторно не слишком эффективно, но это можно исправить, если выждать какое-то время, прежде чем отвечать на вопрос второй раз. Вул и Пашлер задавали испытуемым один тот же вопрос по прошествии трех недель – результаты такой тактики были уже несколько точнее: лишь в три раза меньше, чем использование второго мнения. Не слишком плохой показатель для метода, не требующего дополнительных данных или сторонней помощи. И конечно, такой результат объясняет значение старой доброй рекомендации всем тем, кому предстоит принять решение: «Утро вечера мудренее».
Работая над проблемой практически одновременно, но независимо от Вула и Пашлера, два немецких исследователя, Стефан Херцог и Ральф Хертвиг64, предложили другое применение принципа «внутренней толпы». Они не только задавали испытуемым вопрос повторно, но вдобавок просили дать ответ, который будет максимально отличаться от первого, не теряя при этом правдоподобия. Такая постановка задачи заставила участников эксперимента задуматься о моментах, которым они не придали значения в первый раз. Инструкция по выполнению задания звучала следующим образом:
Шаг первый: представьте, что ваш первоначальный ответ ошибочен. Шаг второй: найдите несколько возможных объяснений этой ошибки. Какие из ваших предварительных допущений или рассуждений могли быть неверны? Шаг третий: подумайте, какой вывод можно сделать на этой основе? Была ли ваша первая оценка завышена или занижена? Шаг четвертый: посмотрев на проблему с новой точки зрения, дайте альтернативный ответ.
Подобно Вулу и Пашлеру, Херцог и Хертвиг усреднили значения двух полученных ответов. Исследователи назвали этот метод диалектическим бутстрэпингом[8]. Результаты его применения оказались гораздо точнее, чем результаты эксперимента, участники которого просто давали первый и второй ответы один за другим. Поскольку испытуемым пришлось посмотреть на задачу в новом свете, они как бы задали тот же вопрос другой версии себя – таким образом, над задачей думали два человека из «внутренней толпы», чьи мнения несколько отличались. В итоге среднее значение ответов оказалось ближе к истинному. При подходе с «диалектическими» оценками точность снижается только в два раза по сравнению с использованием мнения другого человека.
Подводя итог результатам исследования, Херцог и Хертвиг говорят о том, что, принимая решение, вы оказываетесь перед выбором между разными процедурами. Если есть возможность получить независимую оценку других экспертов, воспользуйтесь ею: настоящая «мудрость толпы» имеет высокие шансы улучшить результат. Если вы не можете этого сделать, подумайте над вторым ответом сами, создавая эффект «внутренней толпы». Вторую попытку можно осуществить по прошествии времени, тем самым несколько дистанцируясь от своего первого мнения, или же попытаться критически подойти к своей первой оценке, посмотрев на задачу под другим углом. И наконец, вне зависимости от того, помощью какой «толпы» вы воспользуетесь, если у вас нет веской причины выбрать один из вариантов, самый оптимальный подход – усреднить значения ваших ответов.
Помимо прикладного значения, такие исследования подтверждают важную идею о процессе вынесения суждений. Вул и Пашлер сформулировали ее так: «Испытуемый скорее выбирает ответ65 из распределения вероятностей, сложившегося у него в голове, чем отвечает, основываясь на совокупности своих знаний». Это наблюдение созвучно тому, как вы выбирали ответ на вопрос об аэропортах США. Ваша первая прикидка никак не отражала всю полноту ваших знаний или хотя бы знания, в которых вы наиболее уверены. Это была всего лишь точка на прямой возможных ответов, которые смог породить ваш разум. Вариативность, наблюдаемую в суждениях одного человека по одному вопросу, нельзя сравнивать со случайным отклонением при решении некоторых узкоспециализированных задач: все наши суждения неизменно подвержены влиянию ситуативного шума.
Источники ситуативного шума
По крайней мере один источник ситуативного шума знаком каждому: это настроение. Все мы принимали решения под влиянием чувств, и, конечно, для нас не секрет, что душевное состояние других людей тоже может сказываться на их суждениях.
Влияние настроения на принятие решений – предмет большого количества психологических исследований. Заставить участников эксперимента временно испытывать радость или печаль, а затем измерить вариативность в их суждениях необычайно легко, и для этого у исследователей имеется целый набор различных приемов. Например, испытуемым предлагается записать грустные или веселые воспоминания из своей жизни. Иногда участникам исследований попросту показывают короткие отрывки из кинокомедии или слезливой мелодрамы.
Несколько психологов посвятили изучению эффекта манипуляций с настроением людей целые десятилетия работы. Одним из самых продуктивных исследователей настроения, возможно, является австралиец Джозеф Форгас66, на чьем счету около сотни научных публикаций на эту тему.
Результаты экспериментов Форгаса подтверждают ваши возможные догадки: пребывая в хорошем настроении, люди в целом более позитивны. Им проще вызвать в памяти счастливые воспоминания, чем печальные, они более благосклонны к окружающим, проявляют больше щедрости и готовности помочь и т. д. Плохое настроение оказывает противоположный эффект. Форгас писал: «Одна и та же улыбка67 воспринимается как дружелюбная человеком в хорошем настроении и как натянутая, когда наблюдатель не в духе. Разговоры о погоде человек в приподнятом настроении назовет неспешными, а в дурном – просто занудными».
Другими словами, настроение оказывает существенное влияние на ваши мысли: что вы замечаете вокруг себя, что вспоминаете и как это все интерпретируете. Однако у настроения есть и другой, более неожиданный эффект: оно способно влиять на сам процесс мышления. И в этом случае последствия могут быть довольно неожиданными. Хорошее настроение может оказаться палкой о двух концах, а плохое – иметь свои положительные стороны.
Во время переговоров, например, хорошее настроение участников является подспорьем – люди более склонны к сотрудничеству, и это вызывает положительную реакцию окружающих. Переговорщики в приподнятом настроении добиваются лучших результатов, чем участники в подавленном состоянии. Конечно, сам успех переговоров тоже способен поднять настроение, но в подобных экспериментах определенное душевное состояние участников обеспечивается до начала встречи, и ход переговоров на них влияния не оказывает. Также хороших результатов часто добиваются переговорщики, настроение которых меняется68 с приподнятого на раздраженное, – не забудьте этим воспользоваться, имея дело с несговорчивым партнером!
С другой стороны, пребывая в хорошем расположении духа, мы с большей готовностью идем на поводу у первого впечатления, не подвергая его критическому анализу. В одном из экспериментов Форгаса участникам предложили прочитать короткое философское эссе69, к которому прилагалась фотография автора. У одних это был стереотипный профессор философии – мужчина средних лет в очках. Другим досталась фотография молодой женщины. Как вы догадываетесь, это была проверка на восприимчивость к стереотипам: оценят ли испытуемые эссе, приписываемое мужчине средних лет, выше, чем эссе, якобы написанное молодой женщиной. Конечно, именно так и произошло. Но важно то, что разница в оценках оказывалась выше, когда испытуемые были в хорошем настроении. Испытывая положительные эмоции, люди менее объективны при вынесении суждений.
В других исследованиях изучалось влияние настроения на уровень доверчивости. Гордон Пенникук с коллегами провели много экспериментов, во время которых наблюдали за тем, как люди реагировали на бессмысленные, псевдоглубокие утверждения70. Из существительных и глаголов, произвольно взятых из высказываний известных гуру, были составлены грамматически правильные предложения вроде «Целостность усмиряет бесчисленные явления» или «Скрытые смыслы преобразуют непревзойденную абстрактную красоту». Склонность соглашаться с подобными утверждениями известна как восприимчивость к чуши. (Слово «чушь» практически стало научным термином с легкой руки философа из Принстонского университета Гарри Франкфурта, который в своей проницательной работе под названием «О чуши»71 предложил отличать чушь от других видов неправильной подачи фактов.)
Само собой, некоторые люди восприимчивы к чуши более других. На них можно произвести впечатление «внушительными утверждениями72, выдаваемыми за правдивые и содержательные, но на деле бессмысленными». Но и здесь подобная доверчивость не является какой-то постоянной и неизменной чертой. Если поднять людям настроение, они становятся более восприимчивы к чуши и в целом более легковерны73, с трудом распознавая обман и недостоверную информацию. С другой стороны, если свидетели преступления74, имеющие дело с недостоверной информацией, пребывают в скверном настроении, им лучше удается ее игнорировать и не давать, таким образом, ложных показаний.
Влиянию настроения подвержены даже моральные суждения. В одном исследовании ученые знакомили испытуемых с классической проблемой философии морали – проблемой вагонетки75. В этом мысленном эксперименте пятеро человек рискуют погибнуть под колесами неуправляемой вагонетки. Испытуемые должны представить себя на месте человека, стоящего на мосту, под которым она вскоре должна проехать. Им нужно решить, столкнуть ли вниз на рельсы тучного прохожего, чтобы таким образом остановить вагонетку. Если они это сделают, прохожий погибнет, но зато пятеро человек останутся в живых.
Проблема вагонетки демонстрирует конфликт подходов к моральному суждению. Утилитаризм, связанный с именем английского философа Джереми Бентама, утверждает, что лучше пожертвовать одной жизнью ради спасения пяти. Деонтологическая[9] этика, ассоциируемая с философией Иммануила Канта, запрещает убивать даже во имя спасения нескольких человек. В проблеме вагонетки заложена явная эмоциональная составляющая: столкнуть человека с моста своими руками кажется невыносимо отвратительным поступком. Делая выбор в пользу утилитарного подхода, испытуемые вынуждены преодолеть свое неприятие насилия по отношению к незнакомцу. Участники эксперимента, утверждающие, что смогли бы это сделать, обычно оказываются в меньшинстве (меньше 10 %).
Впрочем, когда испытуемым улучшают настроение с помощью пятиминутного видео, они в три раза чаще заявляют, что столкнули бы прохожего с моста. Считаем ли мы заповедь «не убий» непререкаемой или готовы пожертвовать жизнью одного незнакомца ради спасения пяти других – выбор должен быть продиктован нашими глубочайшими ценностями. Однако, похоже, на самом деле этот выбор зависит от только что просмотренного нами видеоролика.
Мы так подробно описали эксперименты с эффектом настроения, чтобы подчеркнуть важную истину: вы не всегда являетесь одной и той же личностью. По мере смены настроения (которую вы, безусловно, осознаёте) меняются и некоторые особенности ваших когнитивных механизмов (что вы осознаёте не вполне). Если вы решаете сложную проблему, требующую вынесения суждений, ваше настроение в этот момент может повлиять на выбор подхода к решению задачи и на итоговые заключения, даже когда вы полагаете, что настроение здесь совершенно ни при чем, и когда вы можете уверенно доказать правильность данного ответа. Одним словом, вы производите шум.
Ситуативный шум при вынесении суждений возникает и под воздействием множества других случайных факторов. Среди внешних причин выделяют две главные подозреваемые: стресс и усталость. Их воздействию не должно быть места в профессиональных оценках, однако они играют свою роль. Изучив данные о почти 700 000 приемов у терапевтов, ученые обнаружили, что врачи гораздо чаще назначают опиоидные препараты в конце длинной смены76. Но ведь пациент, пришедший на прием в 16:00, совершенно не обязательно страдает от боли сильнее, чем тот, что пришел к 9 утра. Да и факт, что врач по горло завален работой и ничего не успевает, не должен влиять на то, какие лекарства он назначает. И в самом деле: в назначениях других обезболивающих препаратов, таких как нестероидные противовоспалительные средства, а также при выдаче направлений на физиотерапию подобной тенденции не наблюдается. Когда врачи страдают от нехватки времени, они явно склонны выбирать решения «на скорую руку», несмотря на серьезные минусы. Другие исследования показали, что к концу дня врачи чаще выписывают антибиотики77 и реже – прививки от гриппа78.
На профессиональные суждения может повлиять даже погода. Поскольку такие решения зачастую принимаются в кондиционируемых помещениях, воздействие погоды может быть опосредовано настроением (то есть погода не затрагивает принятие решений напрямую, но меняет настроение, которое, в свою очередь, действует на ход принятия решения). Существует связь между плохой погодой79 и улучшением памяти, судьи выносят более строгие приговоры во время жары, а на показатели фондовых рынков положительно влияет солнечный свет. В некоторых случаях влияние погоды не настолько очевидно. Исследование Ури Симонсона показало, что в пасмурные дни члены приемных комиссий колледжей обращают больше внимания на успехи абитуриентов в учебе, а в солнечные – на их достижения в других сферах. Для своей статьи с описанием результатов исследования ученый подобрал довольно запоминающееся название: «Ботаники блистают в хмурый день»80.
Еще один источник случайного разброса в суждениях – порядок рассмотрения дел. Когда эксперт раздумывает над задачей, решения, принятые непосредственно перед этим, выступают в качестве негласной системы координат. Специалисты, которым приходится выносить ряд решений одно за другим, такие как судьи, кредитные эксперты и бейсбольные арбитры, имеют тенденцию к восстановлению некоего баланса. После череды решений, склоняющихся в одну сторону, они чаще, чем это может быть оправдано, принимают решения, склоняющиеся в противоположную сторону. В результате неизбежны ошибки и несправедливые решения. Например, судьи, занимающиеся предоставлением убежища в США, на 19 % менее склонны предоставить убежище кандидату в случае, если по предыдущим двум делам решение было положительным. Ваши шансы на получение кредита возрастут, если заявки двух предыдущих кандидатов были отклонены; при этом вам скорее откажут, если две предыдущие заявки были одобрены. Такое поведение отражает когнитивное искажение, известное под названием ошибка игрока81: мы, как правило, недооцениваем вероятность случайных последовательностей.
Определение масштабов ситуативного шума
Какова доля ситуативного шума в общем системном шуме? Хотя показателя, применимого ко всем ситуациям, не существует, складывается некое общее правило. Масштабы описанных в этой главе эффектов ниже, чем масштабы постоянных межэкспертных и внутриэкспертных различий в принятии решений.
Например, как уже было отмечено, шансы получить убежище в США падают на 19 %, если дело рассматривается судьей сразу после двух положительных решений. Такая вариативность, без сомнения, вызывает озабоченность. Но эти цифры меркнут по сравнению с разбросом в решениях двух разных судей. Исследователь Джайя Рамджи-Ногалес с коллегами обнаружила, что в одном из судов Майами некий судья предоставлял убежище82 88 % просителей, а другой – только 5 %. (Это реальные данные, а не ревизия шума, поэтому все заявители были разные, но судьи, рассматривавшие их прошения, были назначены квазислучайно. Авторы работы проследили за тем, чтобы этническая принадлежность заявителей не играла роли.) При такой вариативности кажется, что сокращение одного из показателей на 19 % уже не будет иметь большого значения.
Похожим образом дактилоскописты и врачи порой противоречат сами себе, но это происходит реже, чем ситуации, когда они не согласны с коллегами. В каждом изученном нами случае, где доля ситуативного шума в общем системном шуме могла быть измерена, ситуативный шум играл меньшую роль, чем различия между экспертами.
Другими словами, вы не всегда являетесь одной и той же личностью, и вы менее последовательны с течением времени, чем думаете. Однако несколько утешает тот факт, что у вас больше общего с собой вчерашним, чем с другим человеком в один день.
Ситуативный шум, внутренние причины
Влияние настроения, усталости, погоды, последовательности рассмотрения дел – существует множество факторов, способных спровоцировать появление нежелательного разброса в суждениях одного человека по одному вопросу. Остается надеяться, что можно организовать процесс принятия решения так, чтобы все посторонние факторы были известны и взяты под контроль. По крайней мере, в теории такая обстановка помогла бы снизить ситуативный шум. Но даже такие условия будут недостаточными для его полного устранения.
Майкл Кахана и его коллеги из Пенсильванского университета изучают способность к запоминанию83. (Запоминание не является задачей по вынесению суждения в нашем определении, однако это когнитивная задача, условия выполнения которой можно строго контролировать, а вариативность при этом легко измерить.) В ходе одного исследования 79 испытуемым предложили принять участие в исключительно подробном анализе их способности к запоминанию. С участниками эксперимента провели 23 сессии, на каждую из которых отводился отдельный день; во время этих сессий испытуемые должны были вспомнить слова из 24 различных списков, состоявших из 24 слов каждый. Способность к запоминанию определялась как процент слов, которые удалось вспомнить.
Кахану и его коллег интересовали не различия между испытуемыми, а скорее параметры, позволяющие спрогнозировать разброс в результатах каждого участника. Будет ли таким параметром собранность испытуемого? А количество часов сна предыдущей ночью? А время проведения эксперимента? Будет ли запоминание улучшаться от сессии к сессии? Будет ли оно ухудшаться по мере усталости или с потерей интереса? Окажутся ли одни списки слов легче для запоминания, чем другие?
На все эти вопросы были получены положительные ответы, однако влияние, оказываемое этими параметрами, не было значительным. Модель, учитывающая все эти показатели, смогла объяснить лишь 11 % вариативности результатов испытуемого. Ученые описали это следующим образом: «Нас поразило, какой высокий уровень вариативности мы увидели уже после того, как исключили влияние прогнозных переменных». Что вызывало ситуативный шум даже в таких строго контролируемых условиях, оставалось загадкой.
Самой мощной переменной, прогнозирующей способность испытуемого вспомнить слова из определенного списка, был отнюдь не внешний фактор. Эту способность можно было проще всего предсказать, исходя из того, как хорошо испытуемый смог вспомнить слова из предыдущего списка. За «успешным» для испытуемого списком, как правило, следовал еще один относительно «успешный» ряд слов, а список «средней трудности» сменялся примерно таким же. Способность вспомнить слова не варьировалась случайным образом от списка к списку: в каждой сессии улучшения сменялись ухудшениями без видимой внешней причины.
Результаты эксперимента говорят о том, что способность к запоминанию в значительной степени движима, как выразились Кахана и соавторы, «эффективностью внутренне обусловленных нервных процессов, управляющих функциями памяти». Другими словами, сиюминутная вариативность эффективности работы мозга подвержена влиянию не только внешних факторов вроде погоды и отвлекающих помех. Это особенность работы самого мозга.
Велика вероятность того, что эта присущая функционированию мозга вариативность также влияет и на качество наших суждений, и, возможно, нам так и не удастся разобраться в механизмах этого влияния. Такая вариативность работы мозга должна заставить призадуматься всякого, кто считает, что от ситуативного шума можно избавиться. Аналогия с баскетболистом на штрафной линии не была настолько упрощенной, как могло показаться на первый взгляд: так же как мышцы спортсмена никогда не повторяют движения с абсолютной точностью, наши нейроны никогда не функционируют совершенно одинаковым образом. Если наш разум – это измерительный прибор, то отнюдь не идеально точный.
Однако мы должны попытаться взять под контроль нежелательные факторы, управлять которыми все же можно. Как мы увидим в главе 8, это особенно важно, когда суждения выносятся группами.
К разговору о ситуативном шуме
«Суждение – как штрафной бросок: как бы точно мы ни старались его воспроизвести, оно получается немного другим».
«Ваши суждения зависят от вашего настроения, от характера предыдущих рассмотренных дел и даже от погоды. Вы не всегда являетесь одной и той же личностью».
«Хотя вы можете быть не тем, кем были на прошлой неделе, вы все же меньше отличаетесь от «вас» на прошлой неделе, чем от другого человека сегодня. Ситуативный шум – не самый значительный компонент системного шума».