— Это ты, Виктор? Даже не придешь проститься? А не боишься, что я приду на вокзал и жена увидит! Ладно, я не такая, как ты, подлости не сделаю. Будь спокоен и прощай навсегда. Конечно, теперь навсегда. Прощай!
Она повесила трубку, села, на диван и заплакала. Мите было жалко маму. Он присел рядом, расстегнул ей пальто, снял шляпку, погладил руку. Она обняла сына, прижала к пруди, поцеловала его белобрысую голову.
— Ничего, сынок, ничего. Все у нас будет хорошо. Вот напишем письмо папке, и он приедет. Обязательно приедет.
Она всхлипывала, сморкалась в уголок платка и вытирала слезы.
Потом они с Митькой долго, до поздней ночи, писали письмо отцу. Мать нервно кусала карандаш, все зачеркивала слова, несколько раз переписывала на новый, чистый лист. Наконец справилась с письмом. Положила теплую ладонь на Митину голову.
— Пиши, сынок, так, — сказала она ласково. И продиктовала сыну, что нужно было писать. Мите очень понравились жалобные слова, которые он под мамину диктовку написал. Он был уверен, что теперь-то отец обязательно приедет.
Но, сколько ни ждали, отец все не ехал. Прошла зима, кончилась весенняя слякоть, наступили теплые дни, приближалось лето, а отца все не было. Митя по-настоящему затосковал, часто ему хотелось плакать, и он уже не с такой радостью, как прежде, выбегал во двор гулять с ребятами.
Как-то раз вечером мама склонилась над Митиной кроватью и сказала:
— Не едет к нам папка. Может, с ним что случилось или заболел. Поеду я за ним. Комнату на ключ закроем, а тебя к бабушке в деревню отвезу. У нее есть маленькие пушистые кролики и коза. Ты когда-нибудь видел живых кроликов?
— Нет, — грустно сказал Митя. — Не видел. А можно я с тобой вместе поеду к папе?
— Да как же мы поедем, Митя? — ласково сказала мама. — А если папа больной? Он же не сможет с тобой гулять, трудно ему. А я быстро вылечу его лекарствами, и приедем в Москву, тебя заберем из деревни и будем жить, как раньше жили. Хорошо, Митя?
Митя два раза кивнул головой, тихо сказал:
— Угу.
И рот Митя приехал к бабушке. Деревня совсем близко от станции. Когда идет поезд, можно услышать его шум. Бабушка у Мити не очень старенькая, но все время хворает и плохо видит. То голова у нее болит, то нога распухнет, то плечо ломит. Ни одного дня не пройдет, чтобы она не жаловалась на какую-нибудь хворь. И все охает. Станет процеживать молоко, непременно прольет мимо крынки, нитку в игольное ушко продеть не может, а начнет подметать пол, обязательно мусор оставит под столом и под лавкой. Горе с ней, да и только. Все приходится помогать да следить как за малым ребенком. Как ни старается Митя, а все что-нибудь и не подскажет бабушке. А сам всего не переделаешь. Тут и козу надо во двор загнать, и кроликов накормить, и хворосту из лесу принести, и в керосинку налить керосину. Бабушка обязательно прольет, а потом тащись в лавку с бидоном.
Осенью Митя поступил в школу, пошел в первый класс с деревенскими ребятами. Правда, он уже умел хорошо читать и писать, еще в Москве его научил папа. За это ребята уважали Митю, и вообще он им нравился, не был задавакой, как другие городские мальчишки, которые летом приезжали в деревню. Митя был работящий, хозяйственный. Бабушка всем рассказывала, какой он хороший, да и сами люди все видели.
Бабушка хоть и была подслеповатая, но умела печь вкусные пирожки с разными начинками. Вот была радость для Мити, когда она вынимала противень из печки и ставила на стол румяные, пахучие пирожочки! Ешь, сколько хочешь, на всю неделю хватит.
Так Митя жил с бабушкой в деревне. Пошел уже второй год, а мать с отцом не приезжали. Митя все ждал, старался хорошо учиться, помогал бабушке по дому. Ему было очень трудно, но он терпел, все переносил, лишь бы скорее приехали за ним мать с отцом и увезли в Москву.
Два раза в месяц они с бабушкой ходили на почту и получали деньги от отца и матери. Каждый присылал отдельно.
Мать писала письма. Бабушка плохо видела и всегда просила Митю читать вслух. Из писем мальчик знал, что мать с отцом не живут вместе. Он не хочет ей чего-то простить, а сам все про Митю вспоминает. Водки теперь не пьет и хорошо работает. Кормит его и рубашки стирает другая женщина. Отец не хочет возвращаться в Москву. Денег зарабатывает много, справляет себе ценные вещи. Купил аккордеон и мотоцикл, а мать даже ни разу не прокатил. Но она все равно вернет его к себе, добьется своего. Специально для этого осталась на стройке, поступила на работу, чтобы быть всегда на глазах и доказать отцу, какая она есть настоящая.
Бабушка все время ворчала. А чем же он виноват, что его обманули? Сказали, что только на лето отвезут, а вот уже вторая осень проходит, но ни мать, ни отец все не приезжают? Он сидел над тетрадкой, решал задачки, а сам все думал и думал о своей жизни. От этого получались кляксы и приходилось переправлять цифры. Конечно, учительница не похвалит. А тут еще бабушка кричит:
— Куда же ты опять запропастил спички? Ужин надо подогреть, а их нету. Куда ты их спрятал, окаянный?
Мите стало обидно от этого слова. Он подошел к печке, взял коробок на полочке, который лежал у бабушки под носом, и сердито сунул ей в руки. А сам молча лег на постель, отвернулся к стенке и лежал, пока бабушка не позвала ужинать.
— Не надо мне вашего ужина, — сказал он обиженным голосом. — Не хочу я есть.
Бабушка вдруг притихла и подсела к Мите. Погладила его по плечу и заплакала, растирая слезы фартуком.
— Ну, и пусть! — сердито сказал он. — Мы и без них проживем.
Бабушка прижала его к груди, покачала как маленького.
— Вот умница. Садись за стол, покушай, Митенька.
Он ел пирожки с вареньем и благодарным взглядом смотрел на бабушку, которая сидела напротив, подперев подбородок обеими руками.
«Все-таки она добрая, любит меня, — думал Митя о бабушке. — Она лучше их всех. И сапоги мне купила, и лыжный костюм, и коньки с ботинками».
Но утром бабушка опять ворочала и ругалась, что в бидоне кончился керосин, а воды в кадке осталось чуть-чуть на донышке. Днем пришло письмо от матери. На этот раз она бранила отца обидными словами и жаловалась на свою злосчастную судьбу. В письме была фотография матери. Она теперь совсем переменилась: стала худая и не такая красивая, как раньше. Видно, действительно плохо ей там живется. И Митя решил вмешаться в это запутанное дело и, пока не поздно, помочь взрослым. Сегодня же ночью он тайно убежит от бабушки на станцию и уедет к матери. Там он разыщет отца, все уладит, привезет их в Москву, на Красную Пресню, где в большой комнате висит круглый оранжевый абажур, а над кроваткой прибит коврик с Красной Шапочкой и Серым Волком.
Целый день Митя собирался в путь. Надел шерстяные носки, приготовил шарф и варежки. Из школьной сумки вынул учебники и положил туда пакет с пирожками, несколько соленых огурцов, кружку, ложку и перочинный складной ножичек, который купил ему папа еще в Москве.
«Жалко бабушку, — думал Митя. — Трудно ей будет без меня, она хуже маленького. Сегодня у нее с утра болит поясница, и она не встает с постели. Вот еще беда».
Митя натаскал воды полную кадку, заложил за решетку козе много сена, накормил кроликов и оставил им в клетке десяток больших морковок. Вышел во двор, нарубил хворосту, сложил его аккуратно около печки. Получилась высокая горка от пола почти да самого потолка. Этого хватит бабушке на неделю. Надо еще сбегать за керосином, притащить полный бидон и заправить керосинку.
Так незаметно прошел вечер.
— Бабушка, хочешь поесть? Я все приготовил.
— Спасибо, Митенька. Подай мне в постель, не могу я подняться, всю спину разламывает.
Митя тревожно поглядывал на бабушку. Подал ей тарелку с картошкой, напоил чаем.
— Больно тебе, бабушка?
— Ничего, пройдет, — сказала бабушка и откинулась на подушку. — Прикрой мне ноги одеялом да садись за уроки. Отдохнул бы, весь день маешься.
Митя прикрыл бабушке ноги, старательно подоткнул одеяло, как это делала бабушка, когда среди ночи вставала и поправляла Митину постель.
— Теперь хорошо тебе?
— Слава богу, — сказала бабушка. — Спасибо.
Митя потоптался на месте, опустил глаза и с волнением в голосе сказал:
— Я пойду немного погуляю, бабушка. Ладно?
— Ну, иди. Иди, милый.
Митя оделся, осмотрел в последний раз комнату, постоял возле бабушки и вышел в сени. Нашарил спрятанную в углу сумку и выскочил на улицу.
Дул холодный осенний ветер, жесткие капли дождя секли лицо, попадали в глаза. Митя чувствовал, как под ногами хлюпали лужицы, но сапоги у него была крепкие, не промокали, и он шел, не разбирая дороги. Из темноты выступали черные стволы деревьев, порой казалось, что это люди идут навстречу и молча отходят на обочины, уступая дорогу. Деревня отдалялась, уже не было слышно, как лают собаки, и только слабые огоньки мелькали сквозь редкий сосновый перелесок. Над головой шумели верхушки деревьев, стряхивали на Митю струи дождя. Ветер дул мальчику прямо в лицо, распахивал полы пальто, будто хотел остановить. Но Митя упрямо шагал вперед и вскоре подошел к станции.
В зале ожидания на скамейке дремал старичок с сивой бородкой, да рядом с ним на чемоданах сидели две женщины. Они ели копченую рыбу с хлебом и запивали водой. Касса была закрыта. Мальчик подошел к женщинам и спросил, когда придет поезд.
— А тебе куда? — спросила старшая, в красном цветастом платке.
— В Новосибирск.
Она насмешливо посмотрела на него и откусила большой кусок хлеба.
— Такого поезда здесь не бывает. Это нужно ехать до Москвы, а там сделать пересадку на Казанском вокзале. А с кем же ты едешь?
Митя ничего не ответил и пошел на перрон. Ну, что же, можно и через Москву. Вот бы забежать на Красную Пресню, ребят во дворе встретить. Эх, поеду в Москву, может, мамка уже дома. Он вышел на перрон, сел на лавочке под навесом и стал ждать поезда.
С перрона дул холодный ветер, монотонно и надоедливо шумел дождь. Было жутко и тоскливо от такой погоды, а больше всего оттого, что такая нескладная у Мити получается жизнь. И он опять вспомнил бабушку. Да как же она будет без него? Опять не найдет спички, не сумеет растопить печь и замерзнет. Пожалуй, хворосту ей хватит на неделю, а потом как же? Скоро наступят холода, пойдет снег. Она и воды принести не сможет. И кролики умрут без Мити, съедят всю морковку, а больше никто не принесет. А коза будет блеять, села запросит, закричит.