— Да вы садитесь, — предлагает он.
— Сидеть мне пока еще не на чем, — отвечаю. — У меня там еще новая кожа не вполне наросла. Поэтому объявляю стоячую забастовку — не буду печь кулебяку, пока вы мне не гарантируете защиту от рэкетиров.
— Не переживайте, голубчик, — утешает меня Антуан Сидорович. — Взгляните на дело философски. Рэкет — неизбежный спутник бизнеса в период первоначального имущественного расслоения общества на путях к рыночной экономике. Так что наберитесь терпения и мужества, и я уверен, что ваша кулебяка уложит "Макдоналдса" на обе лопатки, а вы будете разъезжать в собственном "мерседесе".
Ладно, подумал я, жизнь продолжается, еще не вечер. Поковылял к своему подвалу — монтировать духовку на кухне. Подхожу — вот те сюрприз! — занят мой подвал новыми хозяевами. На двери табличка — "Редакция журнала "Лимпопо"" и нарисованы два целующихся петушка.
— Это еще что за новости? — спрашиваю у знакомой старушки из этого двора.
— А тут, значит, обосновались, — отвечает, — какие-то педиатры, что ли.
— Я, — говорю, — к педиатрам, детским врачам то есть, отношусь с симпатией, но самовольно занимать мою производственную территорию никому не позволю.
Вхожу и вижу — сидят вокруг стола какие-то странные мужики — волосы до плеч, пахнет духами. Один отбросил так кокетливо локон со лба и говорит лирическим тенорком:
— Предлагаю для рубрики "Шевели мозговой извилиной" загадку: "На какую часть человеческого тела нет вида спереди, а может быть только вид сзади?" Все зааплодировали и принялись взасос целовать автора загадки, как футболисты лобызают автора гола.
— Эй, — говорю, — что тут происходит?
— Здесь происходит заседание редколлегии журнала "Лимпопо" — первого в стране органа сексуальных меньшинств.
Перепутала, значит, бабка насчет педиатров. Звучит похоже, да не одно и то же.
— Ну так вот что, — повышаю я голос, — от имени сексуального большинства я требую, чтобы вы отсюда убрались. Подвал мой — он мне дан для выпечки кулебяки методом свободного предпринимательства.
Тогда встает один усач, жгучий брюнет, и говорит:
— Я как почетный член редколлегии торжественно заявляю, что помещение передано нам.
— А я заявляю — вон отсюда!
— Ах, так, — сказал тогда с чарующей улыбкой почетный член. — Меня не любишь, но люблю я, так берегись любви моей.
И тут они на меня все набросились и такое стали со мной делать, что я заорал хуже, чем под утюгом рэкетиров… Едва доковылял я после этого до райсовета и, отодвинув рукой секретаршу, вошел в кабинет к Голубчикову.
Антуан Сидорович выслушал меня и, как человек тактичный, уже не предлагал сесть.
— Отнеситесь к случившемуся философски и стоически, — сказал он раздумчиво. — Очевидно, произошло маленькое недоразумение — пока вы лежали в больнице, мой зам отдал им ваш подвал как пустующий. Не волнуйтесь, мы все переиграем и для "Лимпопо" подберем другое помещение.
— Да вообще, что за стыдобища такая — орган сексуального меньшинства! До чего мы докатились!
— Ну, это вы напрасно, — поблескивая умными глазками-бусинками, отвечает Антуан Сидорович. — Взгляните на вещи шире, с философской точки зрения. В период перехода к рынку нам важно показать населению, что все табу сняты. Вы вспомните — наших людей семьдесят лет держали в ежовых рукавицах всяческих запретов. Поэтому сегодня необходимо создать атмосферу раскованности, раскрепощенности, без которой невозможно свободное предпринимательство. Когда люди увидят, что даже "Лимпопо" не возбраняется, они начнут смело открывать частные фабрики и магазины, и мы быстро перегоним Швецию по уровню жизни.
Действительно, подвал мне вскоре вернули, и я снова стал готовиться к посрамлению "Макдоналдса".
И вот, когда моя жена и дочь уже месили тесто для кулебяки, вдруг загрохотали кованые каблуки на лестнице, и в подвал ввалились ребята в пыльных буденновских шлемах, кожаных куртках и с наганами в руках.
— А ну, слазьте, которые тут частники, кончилось ваше время! Давай мотай отсюда, кровосос-эксплуататор! — Это они мне, значит, командуют.
— Да кто вы такие?! — взвизгнул я.
— Мы члены партии диктатуры пролетариата, — отвечает один в красных галифе.
Этим-то, думаю, зачем мой подвал потребовался?
— Наша партия победила на вчерашних альтернативных выборах в райсовет, — объявляет галифе. — Голубчиков свергнут, как агент мировой буржуазии. К власти пришел сын народа Гвоздарев Кузьма Митрофанович. Обжорку твою экспроприируем, плиту национализируем, тестомешалку разрушим до основания, а затем откроем здесь красный уголок. Ясно, контра? Пока мы тебя к стенке не поставили, эмигрируй в другой район. Понял, буржуй недорезанный?
Подхватились мы с женой и дочкой и, как были, обсыпанные мукой, дали деру.
И вот я вам так скажу, граждане: мне не жаль упущенных прибылей, потому что я их и не понюхал, а следовательно, и привыкнуть к ним не успел. Что мы живем в стране неограниченных возможностей, в том смысле, что здесь в любой миг возможен любой перелом курса, — это для нас тоже не новость. Обидно только, что я во имя светлого рыночного будущего вытерпел такую муку сначала от рэкетиров, а потом от членов редколлегии "Лимпопо". А вот будет ли оно, это будущее?
Полицейские свободы
— Вы свободны.
— Спасибо, сеньор.
— Вы свободны.
— Спасибо, сеньор.
— Вы совершенно свободны и можете идти куда угодно и говорить что угодно.
— Большое спасибо, сеньор.
— Почему же вы не говорите все что угодно?
— Я уже сказал.
— Что вы сказали? Когда? Я еще ничего не слышал.
— Я сказал: "Большое спасибо".
— Этого мало. Вы можете идти куда угодно, пританцовывая и подпрыгивая от радости, в связи с тем, что вы можете говорить все что угодно.
— Я пританцовываю.
— Низко пританцовываете. Вы имеете полное право высоко подпрыгивать на одной ножке. Вот так. Это уже лучше, это уже прыгучистее.
— Скажите, пожалуйста, сеньор, а я могу ненадолго перестать пританцовывать от радости и перейти на шаг? А то я немножко запыхался.
Минуточку. Я должен заглянуть в инструкцию. Так, примечание к статье шестой: "От радостного пританцовывания освобождаются лица, страдающие остаточными явлениями перенесенного в детстве полиомиелита".
— Спасибо, большое спасибо, сеньор. Хоть дух переведу…
— Не смейте переходить на шаг — вы еще не представили справку о наличии остаточного полиомиелита.
— Простите, сеньор, я не знаю, как к вам обращаться…
— Я инструктор по обучению населения пользованию безграничной свободой.
— Спасибо, большое спасибо. А скажите, гражданин инструктор по обучению пользованию, я могу…
— Не можете. Не отвлекайтесь. Подпрыгивайте от радости. Выше, выше, прыгучистее.
В прениях выступили
Наш начальник товарищ Хризантемов созвал нас на собрание и сказал:
— Товарищи! Вы знаете, что в эти дни весь мир отмечает 224-ю годовщину со дня рождения баснописца Крылова Ивана Андреевича. В связи с этим мы должны трудиться еще лучше. Какие будут мнения, товарищи?
Первым выступил плановик Малоподвижнер Б. У. Он, в частности, сказал:
— Товарищи! Великий баснописец, чью годовщину мы отмечаем, бессмертно выразился: "А воз и ныне там!". Я тоже, товарищи, часто произношу эти слова в связи с форточкой. Когда мы переезжали в эту стеклянно-бетонную коробку, вспомните, что нам говорили: "Горный воздух, принудительная вентиляция, эркондишн!" А на самом деле что? Лично я задыхаюсь. От кислородного голодания у меня сонливость. Который год прошу администрацию: "Прорубите форточку". Обещают, а воз и ныне там. К тому же еще белобоковская кошка добавляет амбре. Сколько раз мы просили конструктора Белобокову не носить кошку на работу. "А Васька слушает, да ест!"
Тут вскочила вдова Белобокова, вся в багровых пятнах по лицу, и сказала:
— Товарищи! В эти радостные дни, когда народы мира отмечают юбилей нашего любимого Ивана Андреевича, я не желаю слушать выдумки Малоподвижнера. Базиля я приношу не потому, что животное якобы скучает дома от одиночества, нет, товарищи, а чтобы хоть как-то одомашнить эти бездушные служебные интерьеры. Кошка способствует гу-ма-ни-за-ции учреждения. А что касается "слушает, да ест", то и здесь Малоподвижнер искажает, как всегда. Ест Базиль плохо, ненаучно, ему не хватает кальция. А кошкам кальций необходим. Об этом даже "Наука и жизнь" писала. Местком мог бы выделить хотя бы полтинник в день на кальций для Базиля по статье "Культмассовая работа".
Затем слово взял чертежник Чухов.
— Товарищи! Я вот слушаю, что тут нагородили, извините, навыступали Малоподвижнер и Белобокова, и просто диву даюсь! Какая-то кошка, форточка!.. В такие дни, когда весь мир отмечает юбилей великого баснописца, говорить о такой ерунде! Просто стыдно, по-моему. Работать надо лучше, как очень верно сказал товарищ Хризантемов, вот что сейчас главное! А что значит лучше работать? Это значит больше чертить и чище стирать. И тут опять во весь рост встает проблема ластика. У завканца есть только жесткие, как наждак, ими только дырки в ватмане протирать. А мягкие резинки приходится на черном рынке покупать, отрывая от семьи. Но это так, к слову. А вообще-то да здравствует Иван Андреевич Крылов! Я кончил.
Через месяц наш начальник товарищ Хризантемов снова окликнул нас на собрание.
— Товарищи) — сказал товарищ Хризантемов. — Весь мир радостно взволнован и рукоплещет нашим космонавтам, которые высадились на планете Юпитер. В связи с этим мы должны работать еще лучше. Кто хочет выступить?
Первым поднял руку плановик Малоподвижнер Б. У.
— Разрешите мне, Иван Иванович. Я вот о чем хотел. Ведь подумайте — люди отважились прорубить окно в космос. А мы тут не решаемся прорубить в нашей стекляшке одну паршивую форточку! Это же парадокс какой-то — они там на Юпитере в своих скафандрах дышат чистым воздухом полной грудью, а я тут клюю носом от кислородного голодания, простите за выражение, куняю над калькулятором.