Я спросил, как муж Лоры меня вычислил. Муж Лоры не без удовольствия разложил всё по полочкам. Наверняка думал, что если расскажет, как поймал Лору за руку, то мне будет не отвертеться.
Муж Лоры заметил, что с женой что-то не так, ещё ночью. Когда Лора в половине восьмого утра уже выкатила свою машину из гаража, муж Лоры себя спросил, куда это в такую рань намылилась та Лора, которая в девять только досматривает последние сны, а тут полночи не спала, вскочила в семь, вместо двухчасовых выкрутасов перед зеркалом только заколола волосы, и укатила, причём очень взволнованная. Сказала, что заболела подруга.
Муж Лоры не дурак, вслед за женой послал шофёра, чтобы проследил. Сначала шофёр ехал за Лорой на машине шефа, затем пересел на такси. Всё как в лучших шпионских фильмах. На одном из поворотов шофёр машину Лоры потерял. Начал рыскать по окрестностям. Не нашёл. Уже когда решил вернуться домой, чтобы рассказать хозяину о провале, снова наткнулся на машину Лоры. Проследил до моего дома. Подождал, когда Лора из дома выйдет, да щёлкнул меня и Лору на мобильник.
Затем муж Лоры приехал по указанному шофёром адресу, начал обзванивать в подъезде все квартиры подряд, ведь номер моей квартиры не знал. Лица открывших сверял с фоткой на мобильнике, где я с Лорой выходил из подъезда. Так до меня и добрался.
Муж Лоры больной вопрос повторил: согласен ли я на основании услышанного, что замешан в адюльтере. Я сказал, что нет, добавил, чтобы на будущее с такими уликами к посторонним людям не совался, а то другой, не такой мягкосердечный как я, церемониться не станет, а сунет незваному гостю под нос двустволку, и двухметровый рост мужу Лоры не поможет.
Муж Лоры не унимался, выдавал на-гора вопрос за вопросом, всё пытался поймать меня на слове.
Затем муж Лоры вспомнил о снимках на мобильнике.
– Она тебя целовала. Это видно на фотке.
– Ты больной. Я её провожал, довёл до машины. Она села, сказала что-то, чего я не расслышал, я нагнулся, чтобы ухом быть ближе к…
– Ты на себя посмотри! На фотке ты весь цветёшь и пахнешь! Думаешь, я поверю, что ты с ней не…
– На фотке я всего лишь улыбаюсь. А как я должен был расставаться с твоей женой, с такой красавицей? Со свирепым оскалом на небритой морде?
– Что она здесь делала?
– Спроси у неё. Могу лишь сказать, чтобы ты успокоился, что у меня с твоей женой любовных связей, порочащих твоё честное имя, нет.
– Паясничаешь?
– Что, получилось? Тренируюсь постоянно.
– Значит, – как ты там сказал? – связей нет?
– Пока нет.
– Что значит “пока”?!
– Если тебя через час переедет трамвай, то я буду первым, кто придёт утешать убитую горем вдову. Такую шикарную женщину да не утешить…
– Я тебе сейчас утешу!
– Спокойно, Кличко! У тебя всё-таки череп один. Поберёг бы. Ты ещё помнишь, что лежишь на полу, и что моя пятка очень близко от твоего носа?
Муж Лоры фыркнул. Я подумал, что для полного счастья мне не хватало ещё и ревнивого мужа, которому кровь из носу понадобилось доказать неверность жены посредством моего чистосердечного признания.
Затем до меня, как до жирафа, дошло: как муж Лоры пришёл ко мне разбираться сам, без помощи со стороны, так и Ковылякин мог не заказывать меня орлам со “Стрелки”, а явиться в мой подъезд лично, да треснуть меня по черепу.
Не скажу, что проекция поведения мужа Лоры на поведение Ковылякина выглядела логически и психологически безупречной, но я подумал именно так.
Я решил, что за сожжённый пакет конопли Ковылякин отомстил мне сам, потому как на наёмных орлов надежды было мало: у тех не получилась даже элементарная стрелка на “Стрелке”.
Времени, чтобы добраться от дачного кооператива “Ракитная роща” до моего подъезда, у Ковылякина было хоть завались. Пока я доехал от “Стрелки” до заправки, да пока заправился, орлы могли созвониться с Ковылякиным, и рассказать о провале стрелки да о великом несчастье: сожжённом пакете конопли.
Я подумал, что у Ковылякина с головой непорядок, раз припёрся ко мне с монтировкой после того, как я раскидал его бойцов-травокуров. В принципе, у травокуров голова не варит по определению, а Ковылякин покуривал. Когда я встретился с Ковылякиным впервые, он на меня пялился глазищами такими краснющими, что из них чуть не лилась кровь.
Мысли о Ковылякине промелькнули за долю секунды. Паузы в разговоре муж Лоры наверняка и не заметил, продолжил сыпать вопросами. Я решил, что пришло время с мужем Лоры закругляться, а то он меня своими вопросами загнал бы в гроб.
Я разрешил гостю подняться с пола и уматывать, добавил, что если будет выкобениваться, то умотает из моей квартиры не на своих двоих, а на носилках, при этом будет далеко не первым.
Муж Лоры из позы “лёжа на пузе” переместился в стойку на четвереньках, причём скоростным то перемещение я бы не назвал. Затем гость принял позу прямоходящего, осмотрел мятый костюм, смерил меня недобрым взглядом, пообещал как-нибудь вернуться, бросил стандартное “Я тебе это запомню!”, развернулся, рванул входную дверь на себя.
Я подсказал, что дверь открывается наружу. На прощание гость хлопнул дверью так, что грохот слышали наверняка на девятом этаже. Я гостю неучтивость простил. Всё же башка моя раскалывалась, и встречи с кулаком двухметрового господина могла не выдержать.
Когда гость ушёл, я решил таки лечь отдохнуть, зализать раны. Я намочил полотенце холодной водой, приложил к затылку, и только успел улечься носом в подушку с полотенцем на затылке, как позвонил Юсуп.
Юсуп рассказал, что с утра опросил соседей Самуилыча. Соседи рассказали о вредности Самуилыча да о пакостях, которыми Самуилыч доводил Афоню до белого каления. Потому соседи не удивятся, если убийцей окажется Афоня. Показания соседей Юсуп подытожил: мотив у Афони есть, и расчудесный.
Со слов Юсупа, соседи слышали, а кое-кто и видел, как в шесть вечера Самуилыч стрелял с балкона, затем кто-то стрелял в квартире Самуилыча в половине десятого. Итого соседи слышали четыре выстрела. Те два, что грохнули в шесть вечера, слышал весь двор, ещё два, что бабахнули в половине десятого, слышали немногие, а наблюдал и вовсе один я, если Самуилыча и Афоню не считать. Те два выстрела, которые отправили Самуилыча на небеса, не слышала ни одна живая душа. Юсуп подытожил: предположение о том, что убийца стрелял через прокладку-глушитель, подтвердилось.
Я предложил Юсупу поискать полотенце, одеяло, или нечто подобное, что убийца мог использовать в качестве глушителя. Юсуп задал мне резонный вопрос: “Где искать-то?”. Ответа Юсуп не дождался. Я и сам хотел бы знать, где искать то клятое полотенце-одеяло.
Напоследок Юсуп сказал, что алиби у Вадика довольно сносное. То, что в момент смерти Самуилыча Вадик веселился с дружками на даче, дружки подтвердили и показания подписали. Афоня же, напротив, подписанным алиби похвастать так и не смог.
Я рассказал о Ковылякине и моих подозрениях насчёт плантации конопли на дачах в кооперативе “Ракитная роща”. Юсуп сказал, что сообщит в наркоконтроль. Я спросил, как Юсуп может верить показаниям полунаркоманов-полунаркобаронов. Юсуп напомнил, что пока я свои обвинения в адрес вадиковых дружков не докажу, показания Ковылякина и иже с ним останутся показаниями честных граждан, нравится мне это или нет. На том разговор и закончился.
С гудящей головой, тошнотой и слабостью в ногах я промаялся до половины пятого. Даже начало казаться, что мне становится хуже, и вовсе не помешает смотаться к доктору. В шестнадцать тридцать одну до меня дошло: не легчало мне лишь потому, что вместо того, чтобы думать о хорошем, я акцентировался на паршивом самочувствии, чем своё состояние только ухудшал.
Я взял себя в ежовые рукавицы, сосредоточился на задачах, которые предстояло решить. Полегчало вмиг.
На радостях я отправил себя к Ковылякину.
*
*
Если подъезжать к даче Ковылякина со стороны трассы, а не речки, то та сторона домика, где входная дверь, видна метров за сто. С таким же успехом, как видел домик Ковылякина я, из домика могли видеть и меня.
Когда до домика Ковылякина осталось полсотни метров, мне показалось, что входная дверь в домик закрылась. Я присмотрелся к домику. Кроме одной форточки всё, что можно было в домике закрыть, выглядело закрытым.
Перед машиной блеснуло стекло. Я опустил взгляд на дорогу, чтобы объехать осколки пивной бутылки. Когда я оторвал взгляд от дороги и осмотрел домик Ковылякина снова, то ни одной открытой форточки не насчитал.
Я подъехал к даче Ковылякина, посигналил. В ответ, как водится, прозвучала тишина. Я отворил калитку, подошёл к домику, постучал в дверь, послушал ответную тишину.
Я подёргал дверную ручку. Дверной замок сказал, что хозяева меня не ждали. Дверному замку поддакнули зашторенные окна, закрытые окна и форточки.
Если бы окна закрывали только простые занавески, то ещё ладно. Так ведь нет – на окнах висели ещё и шторы. Плотные, как те, что во время войны использовали для светомаскировки. Как ни пытался, а разглядеть сквозь шторы даже светлого проёма того окна, что на соседней стене, я так и не смог.
Зато мои навострённые уши уловили в домике звук, похожий на сдавленный чих.
Ломать дверь я счёл деянием незаконным. К тому же я сомневался, что Ковылякин в доме. Чих мог мне показаться.
Я вспомнил про камин, в котором сжёг пакет конопли. Я решил донять Ковылякина не мытьём, так катаньем. Я понадеялся на то, что после моего ухода Ковылякин заслонку на дымоходе камина не трогал, оставил дымоход открытым. Иначе тяги в дом не будет, и дым сквозь щель между входной дверью и полом в дом не затянет.
Погода собралась оказать мне посильную помощь. На небе появились дождевые тучки, а перед дождём, как известно, дым столбом не стоит, стелется по земле.
Я нашёл на отмостке дома старый черенок от лопаты, подпёр черенком дверь чёрного хода, из которого Ковылякин удрал с пакетом конопли. Я не хотел, чтобы Ковылякин проделал со мной тот же фокус, что и утром.