В офицерской столовой народу было немного – далеко не все офицеры тут регулярно питались. Адмиралы-полковники – те вообще предпочитали или любимый кабинет, или любимый дом. Майоры тоже большею частью были женатики, чего им казенной котлетой давиться? Поэтому в полку обедали в основном мичманы, лейтенанты да капитаны. Часть из них исполняла суточные наряды, и большинство этих нарядов таково, что отлучаться в столовую нет смысла, проще доставить пищу к месту несения службы. В ту же диспетчерскую космодрома, например. Многие пилоты сейчас были в небе или на летном поле, на космодроме – да мало ли где? Поэтому в столовую заглядывала в лучшем случае треть офицерства. И понятное дело, не строем, как рядовые, а когда кому удобно. Вот почему в зале было много свободных столиков, а офицеры группировались парами, тройками или четверками и почти никогда поодиночке.
Виталий выбивался из этого правила, а его общевойсковая форма добавляла ситуации пикантности. На него косились. И в прошлые разы косились, и сейчас. Но Виталий уже начал отращивать бегемотью кожу: внимание окружающих занимало его с каждым днем все меньше. Так и должно было складываться, потому что кандидатов в R-80 отбирают и по психологическому профилю тоже, а значит, Виталий заведомо соответствовал ожиданиям вербовщиков.
В столовую как раз вошла очередная ватага офицеров, несколько человек. Во всяком случае, больше трех. Виталий их не видел, потому что сидел спиной к входу, но слышал.
Вообще мало кто любит сидеть спиной к входу. Но сегодня Виталий решил оставить место напротив для мастера. Субординация и все такое. Как раз подкатила тележка с первым обедом; Виталий сгружал тарелки и блюдца с нее на стол, когда за спиной послышалось негромкое:
– А чего это шурупы у нас подъедаются?
Виталий напрягся, неловко звякнув приборами. Обернуться? А дальше что? Обернешься, тут же станут задирать. Проглотить? Тем более станут.
– А это все оттого, что гвоздей у вас не хватает, – послышался знакомый насмешливый голос. – Того и гляди, служба завалится. На шурупов одна надежда!
Теперь Виталий обернулся с легким сердцем. Мимо сидящих за столиком флотских ленивой походочкой шествовал Терентьев. Физиономия у него была веселая и наглая одновременно.
– Не понял… – озадаченно произнес один из флотских. – Шурупы нас учат тащить службу? Здесь, у нас, на флоте?
– Почему нет? Забитый шуруп держит крепче, чем завернутый гвоздь! Так что не журчи, гвардия. Копи аппетит!
Терентьев ехидно подмигнул, дошагал до нужного столика и уселся напротив Виталия.
– Сядь, Ройс! – не поднимая взгляда от супа, негромко произнес майор из-за соседнего столика, чуть ли не единственный старший офицер в столовой.
Вскочивший было лейтенант набычился, но сел на место. Приятели над ним, не кроясь, хихикали. Ну да, наладился над союзничками покуражиться, а в итоге сам получил по самые гланды – кому ж понравится?
Только один человек за этим столиком не смеялся.
Рихард фон Платен.
Виталий его не сразу узнал, поскольку тот сидел спиной к окну и на этом светлом фоне казался просто темным силуэтом, лица не разобрать. Но когда он характерно наклонил голову, у Виталия словно пелена с глаз упала.
Фон Платен Виталия, без сомнений, тоже узнал. Однако не стал вскакивать, бежать к однокашнику, хлопать по плечу, спрашивать, как дела, – не тот человек. Вот Мишка Романов, простецкая душа, поступил бы именно так. А между тем среди распределившихся в Семеновский полк вчерашних кадетов и во время полета на струннике, и позже, в полку, вне всякого сомнения не раз всплывали разговоры о странном назначении Виталия Шебалдина, вроде как бы и в Семеновский, но вроде как бы и нет. И загадочного шурупа на экзаменах наверняка не один фон Платен с Тревисом срисовали.
Довольно быстро Виталий понял, что произойдет вскоре: тот из них, кто выйдет из столовой раньше, просто дождется второго. И только потом, наедине, они и поговорят. Глупо и самонадеянно было полагать, что фон Платену не найдется, о чем спросить.
Терентьев деловито перемещал свою порцию на стол – ее как раз тоже доставили. На Виталия он старательно не смотрел – чуть старательнее, чем следовало бы.
Пообедали «интенданты» в полном молчании.
Когда Виталий допил компот и собрался встать, мастер, по-прежнему не глядя на него, тихо сказал:
– Панкратов, не болтай лишнего.
Именно так – не стажер, не кадет, а по текущей фамилии. Наверное, чтобы лишний раз напомнить Виталию: он больше не Шебалдин.
Он Панкратов. Капитан Панкратов, для своих – из R-80, для остальных – шурупский интендант, тыловая крыса. Именно Панкратов и никак иначе, отныне и до выдачи новых документов в норе, в кабинете майора Прокопенко или как там шеф будет именоваться к тому моменту.
– Я все помню, мастер, – так же тихо отозвался Виталий.
Когда он проходил мимо столика с пилотами, фон Платен утерся салфеткой и тоже поднялся – внешне неторопливо. Виталий не повернул в его сторону головы, но взгляд скосил.
Напротив столовой, через небольшую мощеную шестиугольной плиткой площадку, располагалась курилка. В любом полку на любой планете так: напротив солдатской столовой – курилка большая, напротив офицерской – поменьше и поуютнее. Человечество шагнуло к звездам, но от привычки обращать табачные листья в дым и дым этот вдыхать так и не избавилось. Правда, технология пропитки табачных (да и не только табачных, если начистоту) листьев за последние два века совершила невероятный рывок вперед. Виталий где-то читал, что существуют какие-то специальные сигарозы, которые в известной мере компенсируют человеку недостаток пищи в течение нескольких дней. Проверять не доводилось, да и вообще Виталий оказался настолько стойким противником этой древней индейской привычки, что не закурил даже на первом курсе, когда любители посмолить вольготно травились дымом в курилке, а некурящие убирали территорию. Множество курсантов тогда пристрастилось к сигарозам, лишь самые стойкие, сцепив зубы, весь первый год упрямо мели плац и сгребали опавшие листья с газонов.
Среди этих стойких числился также и Рихард фон Платен. Было что-то забавное в том, что два несгибаемых противника курения встретились не где-нибудь, а именно в курилке.
– Привет… – поздоровался фон Платен и протянул руку.
Виталию показалось, что вообще-то однокашник хотел сказать: «Привет, Щелбан!», но намеренно сдержался.
Пока Виталий пожимал крепкую ладонь фон Платена, ему внезапно пришел в голову простейший метод объяснения. Он просто достал удостоверение личности, развернул его и показал (не выпуская, впрочем, из рук) Рихарду:
– Капитан Панкратов, интендантская служба Генштаба. Честь имею.
Фон Платен бесстрастно изучил документ. Потом перевел взгляд на Виталия.
– Понимаю, – сказал он. – Служба у каждого своя.
Помолчал – и добавил:
– И все-таки капитан…
– Ты знал? – поинтересовался Виталий.
– Слышал. Никишечкин шепнул.
Ну да, все верно, в шурупской форме Виталия видели только офицер-воспитатель да дневальный, малек какой-то. Ну, может быть, еще каптер, хотя насчет Мишки Романова Виталий не был уверен: совершенно не отложилось в памяти – ушел приятель сразу же после того, как выдал Виталию пакет с формой из каптерки, или же дождался, пока тот переоденется.
– Ну ты же знаешь, у шурупов по сравнению с флотскими всегда плюс звание, – нашелся Виталий.
Байка или нет, но действительно ходил устойчивый слух о том, что, если флотский офицер переводится в охрану, в технические подразделения или в обслугу, звезду на погоны ему кидают автоматом.
Фон Платен криво усмехнулся. Уж он-то однозначно не был человеком, которого следовало кормить байками.
– Вы здесь из-за «Гиацинтов»? – спросил он, внезапно меняя тему.
– Отчасти, – расплывчато ответил Виталий. – Но на осмотр вылетали, если это тебя интересует.
– Если я спрошу что-нибудь не то, ты меня осаживай, я пойму, – мягче, чем обычно, произнес фон Платен и вздохнул. – Сам знаешь, в полк мы с Джасом летели с надеждой сразу же сесть на корабль, а тут…
– Кого инженером взяли вместо меня? – поинтересовался Виталий.
Спрашивал он не ради поддержания разговора, ему и в самом деле было любопытно.
– Веню Гершензона.
Это был хороший выбор – Веня, как и Виталий, пилотом был всего лишь неплохим, а вот инженером – однозначно очень хорошим. Возможно, Гершензон числился и в пресловутом расширенном списке R-80, во всяком случае, Виталий этому ничуть не удивился бы.
– А Джас где?
– В наряде.
– Как-то непривычно видеть вас порознь, – Виталий помялся, но потом все же решился еще на один вопрос: – И чего теперь? Будете ждать, пока «Гиацинты» допилят, или на другие машины нацелитесь?
– А их допилят? – внезапно оживился Рихард.
По идее, Виталию тут следовало перепугаться и прикусить язык. Однако он достаточно хорошо помнил и подписку, и все сопроводительные документы к нынешнему делу, чтобы отчетливо представлять, какие сведения реально являются секретными, а какие нет. «Гиацинты» отправляют на доработку (не в физическом смысле, только документацию) – таков был вердикт комиссии Генштаба, и никто не делал из этого особенной тайны. После того как опытный образец с полностью обкатанными комплектующими будет сочтен годным к эксплуатации, по новым схемам переберут все существующие «Гиацинты» прямо в полка́х; это задача сложная, но выполнимая. В самом деле, не тащить же их с Лореи назад в Солнечную систему на орбитальные доки? Одно только оставалось загадкой – сколько времени займет эта модернизация? Доколе сидеть лучшему экипажу курса без машины?
Без сомнений, фон Платена более всего волновал именно этот вопрос. Но здесь Виталий помочь ему, увы, ничем не мог, поскольку толком и сам ничего не знал. Рихард это быстро почувствовал и прекратил дальнейшие расспросы.
– Кстати, – вновь сменил он тему. – Почему мы на струннике не столкнулись? Как такое возможно?