Сержант, не изменившись в лице и не шевельнув корпусом, опустил руку куда-то под столик и вынул четвертый стакан. Заварзин тут же плеснул в него из фляги.
– Держи! Мы тут счастливое возвращение сбитых отмечаем. Ну и Манукяна помянем еще разок, не без этого… Только помянем позже. Сейчас – за выживших.
Терентьев чуть пододвинулся, и Виталий смог втиснуть в образовавшуюся щель раскладной стульчик без спинки.
– Как насчет сухого закона, мастер? – на всякий случай поинтересовался Виталий.
– Сегодня можно, – миролюбиво отозвался тот. – Даже нужно.
Приняли за выживших. Зажевав галетой, покрытой щедрым слоем паштета, Виталий чуть расслабился. По внутренностям потекло блаженное тепло.
– Хорошо пошло? – заметил Терентьев, искоса поглядывая на Виталия. – Хотя ты как вошел – и без того рожа сияющая, как прожектор во тьме. Согласилась, что ли?
– Практически, – сказал Виталий, чувствуя, как лицо само расплывается в широченной улыбке, глуповатой и счастливой. – Сказала, будет ждать.
– Сказала – это хорошо, – вздохнул Терентьев без особой радости. – Только ты не спеши ликовать, сказала – еще не сделала. Уж извини, что с небес на землю тебя опускаю. Зато падать будет не так больно в случае чего.
Виталий не ответил. Ему вообще не хотелось думать о плохом; и точно так же не хотелось слушать нравоучения мастера, даже будь он сто раз прав. И мастер явно почувствовал это.
– Ладно, будущее покажет. Поздравляю, чего там. Давай, майор, за стажера тоже шарахнем. За его простое человеческое счастье и за девушку его – чтобы истинной подругой жизни оказалась. Женой офицера, опорой и хранительницей этого, как его… семейного очага.
– Легко, – Заварзин набулькал еще по дозе.
Выпили. Закусили. Терентьев деловито глянул на хронометр.
– Еще минут пятнадцать – и финита, – объявил он тоном, не допускающим возражений. – Поспать надо, завтра, думаю, денек опять весело сложится.
И действительно – за четверть часа успели и погибших помянуть, и за удачу принять, и за тех, кто в небе, и за тех, кто на службе. А потом Виталию показали место в соседнем «Платане», где можно было рухнуть и уснуть, и он с облегчением рухнул, невзирая на однозначные запахи: обитающие тут бойцы тоже не компот этим вечером пили.
Засыпал Виталий, исполненный великого душевного подъема. Мысли кружились и прыгали, ни на одной он не мог сосредоточиться надолго и прямо сейчас отдался скорее эмоциям, чем разуму. Он думал, какая Зоя славная и что у них все обязательно получится; думал, что служба его оказалась дьявольски интересной, и надеялся, что чужую базу все-таки удастся обуздать и расколоть при его, Виталия, деятельном участии, разумеется. Снедало любопытство – что, черт возьми, на самом деле означал вчерашний фантом над базой и на что намекал Терентьев, когда назвал Виталия отмеченным? Это было прекрасно – сознавать, что впереди большая и неимоверно интересная жизнь, и что сам он занят важным и необычным делом. И пусть окружающие хоть тысячу раз на дню называют его шурупом – правду мастер сказал: вбитый шуруп держит крепче, чем завернутый гвоздь. Они с Терентьевым – ну и с майором Прокопенко, конечно, – не кто попало. Они – R-80. Элита, хоть и в шурупской форме. И по этому поводу совершенно не зазорно испытывать законную гордость.
На какой-то из этих крутящихся по кругу восторженно-возвышенных мыслей Виталий и отключился.
Не ведающий жалости и сантиментов Терентьев разбудил его ровно в полвосьмого утра.
– Подъем, стажер! Операция «База», день второй!
Виталий вскинулся на узкой откидной полке с бортиком.
– Давай, продирай глаза, мойся-брейся и на перекус в аппаратную. Днем некогда будет, как обычно.
Терентьев вышел; Виталий помотал головой, стянул куртку и побрел в дальний конец кунга, где у «Платанов» обыкновенно располагался санузел. На оставшихся полках истово дрыхли солдатики, причем не те, рядом с которыми Виталий засыпал, – видимо, ночью сменился караул.
Умытый, свежевыбритый и благоухающий лосьоном, Виталий поспешил в аппаратную. Там уже сообразили чай, все те же галеты с паштетом, разогретую на сковороде гречневую кашу да плюс еще банку каких-то незнакомых Виталию маринованных овощей наподобие помидоров, только густо-фиолетового цвета. Спирт с утра не потребляли, и в целом Виталий этому весьма порадовался – день обещал быть интересным, да и начинался с визита к высокому начальству, какой уж тут спирт!
– Ну как, стажер? – невзначай поинтересовался мастер. – Что снилось?
– Ничего, – честно признался Виталий. – Помечтал минут пять – и как в яму. А потом ты меня разбудил.
Терентьев пытливо глянул Виталию в глаза и ничего больше не спросил.
К восьми сорока «интенданты», ну и Заварзин, конечно же, как раз подходили к посту «Вомбата» перед КШМ-кой командующего. Виталий всю дорогу размышлял о вчерашнем и пытался предугадать сегодняшнее. Очень хотелось, чтобы мастер снова задумал какую-нибудь рискованную вылазку, чтобы было страшновато, но при этом во что бы то ни стало требовалось бы выполнить для общей пользы что-нибудь важное, вот этими самыми руками. Только желательно, чтобы сегодня ему вручили не лопату, а что-то посерьезнее.
За спинами двух дюжих пехотинцев-караульных чуть не приплясывал от нетерпения майор Джексон.
– Ну наконец-то! Командующий вас ждет, проходите скорее.
Терентьев украдкой переглянулся с Виталием.
«Начинается?» – подумал тот с растущим воодушевлением.
Они вошли в КШМ-ку; адмирал восседал на привычном месте, словно и не уходил со вчерашнего дня. Напротив него спинами к вошедшим сидели двое мужчин. Сначала Виталий решил, что это ученые, но потом сообразил, что оба одеты в незнакомую униформу, похожую на военную, только безо всяких знаков отличия.
Едва Терентьев, Виталий и Заварзин вошли, эти двое синхронно повернулись в креслах.
Оба были сравнительно молодые, старше Виталия лет на семь-десять, а Терентьева однозначно немного моложе, подтянутые и чем-то неуловимо похожие друг на друга.
– Господин адмирал! – один из них, едва глянув на вошедших, обернулся к командующему.
Тот по обыкновению имел мрачноватый вид вечно недовольного всем начальника.
– Господа офицеры! Ты, майор, и ты тоже, – обратился он к Заварзину и Джексону. – Попрошу вас подождать снаружи. И не в шлюзе, а вне корабля.
– Есть… – отозвался Заварзин чуть растерянно, на миг замешкался, но спохватился, козырнул и без дальнейших разговоров направился прочь. Джексон на своем референтском веку явно повидал много чего, поэтому вообще безо всяких эмоций и задержек вышел следом за Заварзиным.
Второй из незнакомцев в униформе, не тот, что обращался к командующему, метнулся в шлюз и, судя по звукам, старательно задраил люк. Потом бесшумно вернулся в отсек. В движениях его сквозило что-то угрожающе-кошачье.
Первый тем временем поднялся на ноги, медленно пересек небольшой свободный пятачок и встал напротив мастера.
– Капитан Терентьев? – спросил он с нажимом.
– Он самый, – подтвердил мастер, с прищуром разглядывая незнакомца.
– А это, надо понимать, ваш стажер, капитан Панкратов?
– Так точно, – сдержанно подтвердил Виталий.
Незнакомец вынул планшет.
– Извольте слить все материалы по текущему делу. Причем не копированием, а перемещением.
– А вы, простите, кто такой? – спокойно поинтересовался Терентьев.
– Эксперт, – ответил тот. И добавил: – Майор Черняев, честь имею. Это мой коллега, майор Куракин.
Представленный коротко, по-военному, кивнул.
– На чем основано ваше требование? – Терентьев сдаваться и не думал.
– Вы отстранены от расследования, – сообщил Черняев сухо. – Расследованием займемся мы.
У Виталия мгновенно похолодело внутри. Отстранены? Что значит – отстранены? Весь вчерашний вечер и все сегодняшнее утро он мечтал, как они перехитрят, наконец, сопротивление чужой базы и вскроют ее, возможно, рискуя жизнями, но обязательно вскроют, и вдруг – отстранены?
Терентьев медленно полез во внутренний карман.
«За жетоном, – подумал Виталий злорадно. – Ща вас, господа майоры, капитально обломают!»
– Эр-восемьдесят, – ровно сообщил Терентьев, демонстрируя жетон.
В его голосе злорадства не было вовсе. Наоборот, говорил мастер так, словно ждал от Черняева какого-то совершенно определенного ответа.
И майор в незнакомой униформе, похоже, не обманул ожиданий Терентьева. Он вынул свой жетон, почти такой же.
– Эр-тридцать два, – сказал Черняев буднично. – Еще что-нибудь?
«Вот это да! – опешил Виталий. – И что теперь?»
Виталий до такой степени привык ко всемогуществу жетонов и пропусков своей новообретенной конторы, что оказался совершенно не готов к симметричному ответу.
Терентьев молча спрятал свой жетон и вынул планшет. Поманипулировал немного и тихо объявил:
– Принимайте… Я – «Кайман».
Черняев в свою очередь поманипулировал планшетом. Передача много времени не заняла.
– У тебя что-нибудь есть? – требовательно спросил мастер у Виталия.
– Пяток роликов и наброски программ, – признался тот честно.
– Сливай, – велел Терентьев и напомнил: – Перемещением.
Виталию ничего другого не осталось, как подчиниться.
– А что, – неожиданно поинтересовался Терентьев, пока данные сливались. – Струнник из Солнечной уже прибыл?
– Нет, – сообщил Черняев, не отрываясь от планшета. – Струнник еще даже не стартовал. Хотя вот-вот.
Закончив с приемом данных, он убрал планшет и повернулся к Терентьеву:
– Все, капитан. Дело принято, вы свободны. Будет лучше, если вы покинете выезд немедленно, а планету – в течение сорока восьми часов. Вопросы есть?
– Нет, – ответил Терентьев и чуть подался влево, потому что Черняев загораживал ему начальство.
– Разрешите идти, господин адмирал? – обратился мастер к командующему.
– Иди, капитан… – вздохнул тот устало. – Найди фон Платена, пусть отвезет вас в полк, скажешь, я приказал.