едлагают погрузить в кому, фактически – отключить мозг от тела и поддерживать его жизнедеятельность достаточно долго, чтобы сознание лейтенанта Ярина ме-е-едленно переползло в память «Джейрана». В таком состоянии процесс займет намного больше семи лет, но спешить, как легко догадаться, совершенно некуда ни мне, ни инициаторам затеянной миграции. И процесс, собственно, уже начат, причем чем раньше ввергнуть меня в кому – тем больше шансов на конечный успех.
Любой нормальный индивид на моем месте неизбежно подумал бы: а каковы они вообще, шансы на успех? Я подумал. Мне тут же ответили: выше девяноста процентов.
И я сказал: «Да». И снова отрубился, на этот раз на тридцать с хвостиком лет.
А вот теперь самое время перейти к тому, зачем я вызвал на Флабрис тебя, Брагин. Как ты должен помнить, тогда, на Тигоне, комиссия извлекла из «гроба» мою неудачливую мумию и увезла на экспертизу. Проблема в том, что волшебная коробочка так и осталась на затылке у мумии. А она вместе с памятью «Джейрана» составляет единый массив. Ее извлекли с фрагментом моей памяти. С фрагментом меня. В сущности, ты сейчас разговариваешь не с лейтенантом Яриным, а с бо́льшей его частью. Недостающая часть – в коробочке. Я бы хотел снова стать полноценным Яриным и надеюсь, Брагин, ты мне поможешь в этом.
Виталий, до того внимательно слушавший, поинтересовался:
– И много в коробочке осталось от полноценного Ярина?
– Около восьми процентов. Причем это не только воспоминания и знания как таковые, там и часть характера, повадок – в общем, там часть сложной единой структуры, часть личности как таковой.
– И, – предположил Виталий совершенно наугад, – там, как на грех, осталось нечто критически важное? И оно внезапно понадобилось тем, кто осуществил миграцию твоей личности в «Джейран»?
– Может, и так, – неожиданно легко согласился Ярин. – А может, там воспоминания о том, как я на Тигоне получил переломы и лучевой удар. В любом случае, я предпочел бы воссоединиться с частичкой себя, и, полагаю, решимость моя легко объяснима.
– Допустим. Но есть пара неизбежных вопросов. Я даже не буду считать вопросом – где, собственно, искать ту самую коробочку. Думаю, там же, где и мумию, а отследить это возможно по рапортам комиссии. В принципе, я не сомневаюсь, что тот самый модуль памяти с восемью процентами тебя внутри уцелел, хотя его наверняка пытались исследовать.
– Пытались, этого я не отрицаю. Но он отформатирован и записан совершенно иначе, чем привыкли люди Земли. На земной аппаратуре и под общепринятыми оболочками ничего прочесть не получится – как, впрочем, и стереть. Последнему я особенно рад.
– Первый настоящий вопрос: а почему ты решил, что я вообще стану искать этот модуль? Зачем мне это нужно?
– Причин две, – совершенно спокойно ответил Ярин. – Первая: когда ты перескажешь спецслужбам содержание нашего разговора, они, безусловно, захотят продолжения, позволят тебе передать модуль и будут смотреть, что из этого выйдет. Более того, я не сомневаюсь, что спецы же его и отыщут, где бы он ни находился, причем безо всякого труда. Ну а вторая причина… Она проста, Брагин. Ты не бессмертен. Хочешь быть как я? Тело умрет, но ты сам останешься в строю. Весь космос станет твой, обитаемый и необитаемый. Ты когда-то ушел из стада, как и я. В данный момент тебе предлагают подняться еще ступенькой выше. Подняться не прямо сейчас, сию минуту, нет – это мне не повезло, и человек Ярин умер, не дожив до тридцати. А ты живи себе пока, служи, близнецов расти. А миграция пусть себе идет – я говорил, это процесс долгий. Его, кстати, запускать лучше, когда мозг еще молод и здоров, и информация пишется как в новые естественные сегменты, так и параллельно в искусственные. Они потом сравниваются и выверяются, а это повышает шансы на успешность практически до ста процентов. Необязательно даже модуль памяти на затылок лепить и электроды в мозг вживлять – это меня в авральном режиме и у черта на рогах из организма вытаскивали. Буквально – тем, что под манипулятор подвернулось. Тебе достаточно сделать инъекцию наноботов и время от времени синхронизироваться с ведущим контроллером.
А самое главное – тебе совершенно необязательно о факте миграции кому-либо рассказывать. Ты же когда в Академию навострился, родственников из стада не больно посвящал в свои планы, верно? Сейчас абсолютно аналогичная ситуация. Хотя можешь и рассказать. Все равно особисты с тебя еще долго не слезут.
Виталий в задумчивости потер переносицу. Говорить в пустоту, не видя собеседника, было странновато, зато тема была до предела захватывающей.
– Скажи, Костя, – спросил он задумчиво. – У тебя в бытность лейтенантом жетон был?
Невидимый собеседник расплылся в невидимой улыбке – если Виталий правильно считал интонации ответа.
– Был, как не быть… Эр-сто двадцать два. Знаешь, что это?
– Вскользь. Топливные смеси, насколько я понимаю?
– Именно.
– Вот же ж… – проворчал Виталий. – А во флоте и войсках вообще есть люди без жетонов?
Подразделения с трехзначным классификатором, как правило, были кадрированными и выделенного состава не имели: то есть офицер как будто бы служил на обычной должности в обычном полку, но, кроме того, иногда выполнял негласные задания.
– Кстати, о топливных смесях! – оживился Виталий. – А как ты с Тигона-то ушел? Ну, допустим, про пилотирование все понятно – ты мыслишь, и ты под интерфейсом. Я даже догадываюсь, что разгерметизация и стартовые перегрузки тебя в нынешнем состоянии не особенно волновали. Но топливо! Его на борту было совершенно недостаточно, я бортжурнал видел и логи белого ящика считывал. Скажи, как? И почему не сразу ушел, почему ждал? Мы же там вокруг копошились, явно вам мешали?
– Почему не сразу – в целом понятно. Когда ты откапывал меня, я еще пребывал в стазисе. Живой мозг уже был несколько лет как мертв, а новый носитель был заполнен, но не загружен в корабельную память. Из стазиса меня вывела как раз комиссия, которая изъяла мумию и модуль. Косвенно, конечно, вывела – контроллер среагировал на отключение кусочка памяти. И решил, что пора меня загрузить и привести в сознание. Кстати, уже после тебя, но перед комиссией на борту еще кое-кто побывал – они редактировали логи, все методично обшарили, но ничего в итоге не тронули. Полагаю, тоже обладатели жетонов.
– В штатском? – уточнил Виталий.
– Да хрен знает, они термокостюмов не снимали. А в рентгеновском диапазоне я, извини, не вижу – никому в голову не пришло нужный аппарат в систему подмонтировать.
«Странно, – подумал Виталий. – Были это, понятное дело, TS-ники, но почему их не заинтересовал нештатный приборчик на затылке мумии? Решили, что это обычное медицинское оборудование? Вряд ли, с подобными вещами они должны разбираться в первую очередь, пока не наступит полная ясность».
– А что до топлива, – продолжил тем временем Ярин, – я тебе одну умную вещь скажу, только ты не обижайся. То, что земляне используют на кораблях как генераторы, – это на самом деле не генераторы. Ну то есть они способны давать энергию, поглощая топливо, но это не основное их назначение. Настоящим генераторам топливо вообще не нужно, для них весь космос – топливо, причем межзвездный вакуум даже лучше, чем вещество на планетах, – кэ-пэ-дэ выше. Но настоящие генераторы земляне, будешь смеяться, почти не используют, а если и используют, то можешь догадаться как.
– Гвозди микроскопом? – предположил Виталий, практически не сомневаясь в собственной правоте.
– Примерно. Флаттер-утяжелители в оперении знаешь?
– Конечно!
– Ну вот, это и есть изначальные генераторы. Можешь подкинуть идею кому следует, авось научатся использовать их как надо.
– И ты вот так запросто выбалтываешь подобную информацию первому попавшемуся военному со ступеньки ниже?
Ярин в который раз ничуть не смутился:
– Во-первых, не первому попавшемуся, а тому, на чью помощь я всерьез рассчитываю. А во-вторых – кто сказал, что я враг людям Земли? У меня больше нет живого тела, есть только мобильная оболочка, но по сути-то я остаюсь человеком. Разве нет?
– Это зависит от того, – вздохнул Виталий, – сколько правды во всем, что ты мне сейчас рассказал.
– Не верить с ходу – обязанность любого спеца, – в голосе Ярина прорезались механические нотки. – Но я на тебя все равно надеюсь, Брагин. Извини, я понимаю: тебе хочется спросить об очень многом, но мне сейчас лучше бы уйти – «Сапсаны» вокруг так красиво вертятся, аж зависть пробирает. Хорошие кораблики! Надо, наверное, из старичка «Джейрана» на «Сапсан» перебраться. Видишь, какие возможности открываются у мигрантов, а?
– С «Джейрана» на «Сапсан» я могу хоть сейчас пересесть, – проворчал Виталий. – Ладно, я все понял. Пойду. Надеюсь, не прощай, а до встречи… лейтенант Ярин.
– Мигрант Ярин. Теперь – мигрант.
Из корабля Виталий вышел беспрепятственно, в чем, собственно, и не сомневался. Едва он оказался снаружи, шлюз с легким шипением задраился, а едва отошел метров на тридцать – «Джейран» немыслимым образом встал на ребро, продрался сквозь кроны и рванул в небо с совершенно непредставимым ускорением. Минутой позже над головой промелькнула тройка «Сапсанов» – вполне возможно, головной вел Оскар Нете.
«А TS-ники, бедолаги, остались в Солнечной! Честно пытались не спугнуть, – подумал Виталий с некоторым даже злорадством. – Такую фактуру упустили!»
Он, обладатель далеко не самого высокорангового жетона, только что убедился: в верхних эшелонах Земли и колоний бардака не меньше, чем в самых заштатных войсках вроде стройбата, и правая рука, как это всегда водилось в ветвях человеческой власти любой эпохи, зачастую не подозревает, чем в данный момент занята левая.
В следующий момент Виталий внезапно сообразил: браслета со стрелкой на руке у него больше нет, и поэтому он абсолютно не представляет, куда теперь идти.
Рука машинально потянулась к кому.
Позиционируемся, масштабируемся… Ну хорошо, сам Виталий сейчас вот тут. А где изволит пребывать свалившаяся в тайгу «Печора» майора Пака? Или нештатно уроненные куда-то сюда же другая «Печора» и «Бекас»?