Рохас, ждут своего часа где-то… Рохас его знает где. Ну да ладно.
Откинув ненужные мысли, я взбежала по ступенькам и толкнула вторую дверь.
Та оказалась не заперта, но отозвалась даже не скрипом, а таким воем, что я, как человек не очень любящий шумные приветствия, втянула голову в плечи и зажмурилась.
— Входи, Кэтрина!
Голос, позвавший меня по имени, был сухой и едва слышный. И хоть комнатка, небольшая и толком не обставленая, была довольно неплохо освещена, я не сразу смогла сообразить, откуда он доносился.
Но ослушаться его я и не подумала. Вошла.
Ничего особенного, скажу вам. Если у тебя не глаз опытного вора, оценщика или аристократа до надцатого колена, пройдёшь мимо и не глянешь. Только люди сведущие могли оценить по достоинству и тонкую работу мастеров, и дорогущий материал, из которого всё это было сделано. Мягкий диван, обтянутый тёмной парчой, и столик из красного дерева. Шкаф с книгами, цена которым была две, а может и три деревни вместе со скотом и людьми. Ковёр… Чё-о-орт! Даже будь здесь насыпом золото в кучи свалено, на меня бы это произвело меньшее впечатление.
— Мне передали, что ты хотела меня видеть, — всё же решила я уточнить, и правда ли хотела.
— Да! — ответил тот же голос, и я наконец увидела её.
Это была не Сивайя.
Это не могла быть она.
Понятно, что никого не красят годы, но не до такой же степени, прости Единый.
Женщина, что поднялась с кресла, повернутого к окну, больше походила на проектную работу студента факультета некромантии. Труп иссушенный, свежеподнятый, разговаривающий.
Хм… это у меня нервное.
Подумать только, я же ещё чуть больше чем полгода тому видела её. Обычная женщина — невысокая, русоволосая и синеглазая, чуть полноватая, но такая тёплая, домашняя. С такой доброй улыбкой на лице… Всегда удивлялась, как её угораздило замуж за Рохаса выскочить. Ведь говорили — сама она родом из небедной, порядочной крестьянской семьи. И могла бы себе выбрать судьбу получше и жить хотя бы в Квартале Ремесленников, ну или в деревне свой дом иметь. А не ютиться в комнатке над питейным заведением, где ни днём, ни ночью не найдёшь покоя. Так нет, встретился ей Рохас. Ещё лет двадцать тому не с таким большим пузом, но уже со стабильным, хоть и не очень законным, доходом. Хотя подсказывает мне что-то, что дело было отнюдь не в его доходах. Страшная штука Любовь постучала в дверь деревенского домика и увела из него не очень красивую, но добрую и хозяйственную Сивайю.
Тем прискорбней было видеть то, во что она превратилась. Это была старуха. Да-да. Навскидку ей можно было дать лет пятьдесят — пятьдесят пять. Волосы, некогда густые и длинные, сейчас были жидкими, седыми и остриженными. Пухлое округлое лицо превратилось в сухую морщинистую маску. А пальцы, сжимавшие ворот меховой накидки, напоминали веточки осеннего дерева.
— Здрасте, — кивнула я, когда смогла побороть… пусть будет удивление. — Нужно сказать Рохасу, что жену не только любить, но кормить не мешало бы.
Лицо тётки Сивайи треснуло скупой улыбкой, и она кивнула на диван.
Я села. Не без опаски, нужно сказать. Если уже и Рохас заговорил о её безумии, то не стоит пренебрегать мерами безопасности.
Сивайя же опустилась на подлокотник кресла, нахохлилась и вцепилась в меня изучающим взглядом.
— Ты изменилась, Кэт.
Ой, да ладно. Разве что раскормилась на дармовых харчах.
— Ты тоже.
Она кивнула так резко, что я испугалась, как бы не хрустнула такая тоненькая, обтянутая желтоватой кожей, шея.
— Не всем на пользу магия.
Опаньки! Да ладно? Что, правда?!
— Только не говори, что и в твоём роду магическая братия потопталась.
— Не знаю… — прошелестела она в ответ.
Ага! Понаразводятся самоучки, а нам, некромантам, потом упырей упокаивай. Но как-то мне жутковато с ней рядом сделалось. Да что там жутковато. Страшно.
Скажу вам честно, я резко пожалела о том, что припёрлась в комнату к полоумной. Понадеялась — она вспомнит о том, что некогда питала ко мне нежные чувства? М-да. Но полоумная ещё полбеды, а магически одарённая полоумная…
— Слушай, а давай как-нибудь в другой раз поболтаем. Времени ну в обрез. Дел полно. Неотложных, между прочим. Честное слово. Я на недельке заскочу. Ладно?
Но смыться по-быстрому не получилось.
— Сядь, — рявкнула хозяйка, и мне почудилось (если почудилось), что по углам заворочались тени, зашуршал по дорогущему ковру сквозняк, запахло грозой. Дохнуло в лицо озоном. Треснуло разрядом в кованый подсвечник.
Вот так новость.
— Тёть Сивайя, ты это, давай не нервничай. Для здоровья вредно. Это я тебе как студентка Академии Магии и Ведовства говорю, и не самая плохая. Меня даже куратор хвалит. Иногда. Правда-правда. Ты бы слышала, как он меня называет. Драгоценная, золотая, дорогая, умнейшая…
— Допустим, умнейшей он тебя ни разу не называл. А вот дорогая… Кэт, милая моя, ты и правда дорого обходишься, — сообщил мне мой попечитель, переступая порог комнаты хозяев таверны «У Рохаса».
— А-а-а-а-абрахам? Как же я рада тебя видеть…
Не очень довольная новоприбывшим Сивайя зашипела. Между костлявыми ладонями сформировался небольшой, но жизнеутверждающего сиреневенького цвета, с нервными разрядами молний, шар.
— Верю. Но советую уже начать придумывать объяснения того, что ты здесь делаешь, чтобы твоя радость резко не превратилась в огорчение.
— У меня для тебя несколько вариантов на выбор! — подскочила я к нему и малодушно спряталась за неширокую, но чёрт возьми, надёжную спину.
Я скорее почувствовала, чем увидела, как он улыбнулся. И сразу отлегло. Сразу как-то поверилось в то, что всё будет хорошо. И об этом есть кому позаботиться.
Абрахам не стал дожидаться решительных действий безумной хозяйки таверны. Не могу сказать точно, что он там сделал, потому как не смогла даже проследить за его передвижением по комнате. Р-раз. И он уже возле Сивайи, держит её за руки, а на её запястьях горят зелёным огнём закорючки каких-то рун. И знаете, я, конечно не сильна в письменах, но чуйка подсказывает, что ничего хорошего они, эти руны, не означают. По крайней мере, лично мне бы не хотелось подобной накожной росписи.
Но что бы они ни означали, подействовали быстро. Шар между ладошками Сивайи стал таять, как снежный ком, брошенный в костёр (кстати, с точно таким же шипением), а сама женщина — или что она там теперь — начала медленно оседать и закатывать глаза.
— Э! Ты что с ней сделал? — наконец пришла я в себя и тут же вскипела праведным гневом. — Тебя вообще к людям подпускать нельзя. Изверг…
На меня обратили внимания ровно столько же, сколько уделили бы его бродячему псу, который возомнил себя породистым волкодавом и изволил подать голос.
Абрахам поднял Сивайю на руки и уложил на диван, стал быстро и со знанием дела ощупывать запястья с рисунком, задрал подол почти до колен. Из коротких мягких ботинок на тёплом меху поднимались точно такие же письмена, только нанесённые с большим размахом, и тянулись они до самых колен. Ну или наоборот, смотря как писали. Сел просто на пол возле дивана и начал что-то там магичить. Я, естественно, плюхнулась рядом, стараясь уловить суть того, что он делал. Рисунки постепенно наполнялись жизнеутверждающим зелёным светом и, вспыхнув, гасли. Но едва я открыла рот, чтобы высказать ему всё, что о нём думаю, как он заткнул меня одной фразой:
— С ней всё будет хорошо!
И как бы я ни сомневалась в этом, стало спокойней. Особенно после того, как, пусть и несколько неровно и даже конвульсивно, начала подниматься тощая грудь обморочной. Постепенно выровнялось дыхание…
— Она что, спит? — моему возмущению не было предела. — Ты её усыпил?
— Побочное действие заклинания.
— Рохас нас поубивает. Вот только войдёт, увидит, как мы измываемся над его ненаглядной женой, и на двух тёмных магов в мире станет меньше. Зуб даю.
— На полтора. Ты до целого мага не дотягиваешь, Кэт. Более того, и не дотянешь, моя хорошая, если будешь шастать одна в таких нехороших и не предназначенных для прогулок юных мисс местах, — наконец магистр Волен оставил в покое Сивайю и вперил в меня осуждающий взгляд своих зелёных глаз. — Ничего сказать не хочешь?
— Нет! — слишком поспешно сказала я, медленно отползая спиной вперёд. Потом сообразила, что бежать, собственно, некуда, а лучшая защита — нападение. Это, между прочим, веками доказанная истина. И, набравшись храбрости, воинственно задрала подбородок и пошла в наступление. — А ты что здесь делаешь? Следишь за мной? Не доверяешь? Я, между прочим, взрослая и состоявшаяся женщина.
С минуту в комнате стояла тишина, в которой единственным звуком был хрип, который издавала Сивайя на вдохе. Но потом… Не знаю, что такого смешного я сказала, но в Абрахама словно демон вселился. Он смеялся так громко и искренне, что я надулась и нахохлилась.
И так обидно стало. Прям вообще. Вспомнилось всё, что мне пришлось пережить из-за этого гада. Наше знакомство в этом гостеприимном заведении, встреча в тупике квартала Семи Висельников, Лиска, Хук и Эдд, его насмешки, недомолвки, тайны, магистр Олем, Сильвия… и так жалко стало одну очень удачливую воровку и не очень удачливую девушку. Так…
Я настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что лёгкое, неуверенное, почти невесомое касание к моему затылку, к подрастрепавшимся волосам отдалось разрядом молнии вдоль всего позвоночника. Стало жарко и почему-то сердце затрепыхалось так, что прилила кровь к щекам. В одно мгновение все обиды, что я так старательно воскрешала в памяти минутой ранее, забылись и растворились, стоило посмотреть в его глаза. Даже не думала, что можно так вот завернуться во взгляд, как в тёплый пуховый плед…
Абрахам притянул меня и прижал к себе. Молча. Ни слова, ни звука. Только стук его сердца и неровное дыхание.
Вот вечно бы так сидела. Даже если это тепло и покой ненастоящие. Быстротечные. И как только он меня отпустит, я снова стану зверьком, который выживает, как умеет, и делает это сам. Но пока хотелось побыть маленькой и слабой. Совсем немножко. Чтобы потом снова стать сильной.