я когти, просто не осталось. Потому сидела, обнявшись с томом по лекарственным травам, и героически боролась со слезами, то и дело наворачивающимися на глаза.
А ещё ждала, когда магистр скажет: «Ну поговорили, и вали отсюда. Отоспись и в Академию. Учись! Живи своей жизнью. Ищи Артефакт Ролдена. Порти жизнь Дорку. И не создавай проблем и не морочь мне голову…» — ну или что-то в этом роде.
Потому то, что произошло дальше, было как ведро холодной воды…
Со льдом…
За шиворот.
— Ладно, вставай, идём, — ни с того ни с сего сорвался он с места и ураганом подлетел к дивану, попутно зацепив какие-то листы, что мягко и лениво скользнули со столика и легли на пол.
— Куда идем? — безуспешно попыталась я выдернуть руку из его стального захвата, попутно уронив тот самый том, который планировала использовать в качестве щита — или подушки, если молчание затянулось бы ещё на какое-то время.
Шмякнулся он с таким грохотом, что у меня сердце сжалось. Это ж надо так с антиквариатом пренебрежительно…
— Делать самую большую глупость, которую я когда-либо делал!
Вот так новость.
И стоило так долго думать… все мужики одинаковые.
— Э-э-э-э! Абрахам! Я ещё не готова к таким серьёзным отношениям! — затрепыхалась я, отчаянно упираясь ногами и цепляясь второй рукой за всё, что попадалось на пути. — И вообще: я девушка приличная и глупости буду делать только после свадьбы.
После этих слов Абрахам споткнулся, выругался и остановился перевести дыхание. После чего развернулся ко мне лицом и улыбнулся.
— Ты как раз глупостей делать не будешь. Слышала? Запомни и, что бы ни случилось, не забывай об этом, — сказал магистр, видимо, желая этим самым меня несколько успокоить.
Вот только спокойствия почему-то мне это не добавило.
****
В лаборатории магистра самой тёмной магии и специалиста по кровавым ритуалам Абрахама Волена было сыро, мокро, не очень светло и очень мрачно. А ещё всё вокруг покрывала пыль и воняло затхлой тряпкой.
Почему-то мне в этот момент вспомнился Академический склеп, мумия в саркофаге и ребята, которые сейчас… вот интересно, а что они сейчас делают?
Вариант, что потеют над учебниками, показался не просто нежизнеспособным, а скорее даже абсурдным. Может, пьянствуют? Или затевают что-то? Может, тренируются? Бегают по полигону… А ведь я так и не попросила показать, какова она, магия боевиков… Ну или просто сидят по комнатам.
М-да. Могла бы сейчас сидеть с ними, грызть орехи и сладости, запивая тёплым молоком.
А вместо этого изучаю мрачное подземелье, которое некоторые используют в качестве лаборатории, и прячу глаза, чтобы не смотреть на магистра Волена, ползающего на четвереньках по стылому камню. И начинаю переживать, как бы он себе артрит не заработал. Профессия и так не ахти…
Ну да ладно. Что это я вообще раскисла?
Пока Абрахам поправлял, подрисовывал и подтирал начерченную на полу пентаграмму, я бессовестно исследовала святая святых любого мага.
Не сказать, что была впечатлена, может, потому, что представляла её более… хм… жуткой. Ну там — трупы, кости… чучела, в конце концов. Колбы с заспиртованными лягушками, на крайний случай. Реки крови…
На самом же деле лаборатория магистра тёмной магии и специалиста по кровавым ритуалам весьма скучное зрелище. Вообще не впечатлила.
Если кабинет Дорка был примером творческого, неожиданного и весьма специфического беспорядка, и я только могла себе представлять, какой была академическая лаборатория некромантов… То Волен мог бы хоть видимость создать. А то…
Свитки, листы бумаги, чертежи, металлы, камни, колбы… снова свитки и чертежи. Стол, стул и огромная пентаграмма на полу.
Оч-чень интересная пентаграмма. Я как некромант недоученный, смогла понять в ней только защитные круги — внешний и внутренний, и несколько символов. Точнее, два — один из них призыва, второй подчинения. Что означали остальные закорючки и письмена, я даже представить себе не могла. Одно было точно — часть символов были статичными, а часть — переменными элементами рисунка. Например вот те руны, значение которых я знала, были вырезаны в камне и засыпаны каким-то жёлтым порошком, как и защитные круги. Остальные — просто нарисованы чёрным углем или красным мелом. Получалось впечатляюще. Фаул за возможность исследовать сие произведение искусства душу демону продал бы. И поселился бы здесь жить.
Представила.
Впечатлилась.
Шипели рассерженными кошками факелы на стенах… Фу, ну что за архаизм? С его-то положением можно было приобрести несколько магических светильников. Хотя — какое мне, собственно, дело?
Ах да!
Кровь, кстати, всё же была. Не в реках, конечно, а в банке. Телячья. Для герра Эда.
Он уже вроде как немного пришел в себя, но Абрахам сказал, что он ещё слегка нестабилен и лучше пока его не выпускать. И, хотя в клетке сидел уже почти человек, слегка уставший, очень бледный и с синяками под глазами, даже без кандалов и цепей, обходила я его камеру по большо-ой дуге под стеночкой. Так оно надёжней.
К тому же, магистр лучше знает, можно ли выводить своего домашнего вампира в люди. В конце концов, это же он уже две недели ест бутерброды, давится отвратительнейшим в мире кофе собственного приготовления и свои носки ищет по всему дому. Как оказалось, репутация Страшного и Ужасного может сыграть и против него. Например, когда вместо временно вышедшего из строя вампира нужно нанять горничную и повара. Да, магистр Волен, деньги в нашем мире решают не всё… Так что Абрахам в выходе из сложившейся ситуации — самая заинтересованная сторона.
— Иди сюда, — позвал меня он, и мне ничего не оставалось, как пошлёпать тапками к той самой пентаграмме.
Каюсь. Какое-то время я просто ею любовалась. Не каждый день удаётся увидеть вблизи столь тонкую, почти ювелирную работу. Это тебе не каракули Сига. Работа мастера. Точнее — магистра. Вот я и разглядывала её, как зачарованная. Ровно до того момента, когда Абрахам нежно, аккуратно, словно боялся испугать или причинить боль, взял меня за руку. Проклятье. Это у всех так? Меня словно молнией прошило в этот момент. Оказывается, его куриные лапки весьма приятны на ощупь. Особенно когда есть возможность это прочувствовать. Если тебя не тащат через весь дом волоком, не лечат со всей жестокостью. Просто вот так держат за руку. Почему-то именно в этот момент стало одновременно и жарко, и страшно.
Особенно тогда, когда он склонился к моему лицу так, что на моих губах осело его дыхание. Я неосознанно слизнула его. И в этот момент испугалась, что снова что-то сделала не так. Потому что его глаза потемнели, маг
истр сглотнул и тихо прошептал, словно здесь нас мог кто-то услышать, кроме поросших плесенью стен да болезного Эда в камере.
— Доверяй мне. И ничего не бойся. Хорошо?
— Хорошо! — как зачарованная, согласилась я, глядя в его зеленющие глаза. На миг мне почудилось, что его губы были ближе, чем полагалось. И… чёрт. Мне захотелось узнать, каковы они на вкус. Поцеловать его. Обвить руками шею. Запустить пальцы в молочно-белые, даже на вид мягкие волосы…
И пока я предавалась порочным мечтам и не успела испугаться по-настоящему, он перевернул мою руку ладонью вверх и полоснул по ней острым, как бритва, ножом.
Демон! Да чтоб тебя…
Поначалу я даже не поняла, что случилось. Не было ни боли, ни привычного жжения, только кровь. Почти чёрная при таком освещении, она собиралась в ладони, стекала по сгибу и капала на пол. Просто на пентаграмму.
Я смотрела на то, как наливается синеватым светом рисунок, вспыхивает жёлтый порошок, наполняя и без того не очень свежий воздух помещения едким запахом горелой серы, и чувствовала, что меня обманули, как маленького ребенка. О Единый, а что я, собственно, хотела от некроманта и просто гада без стыда и совести? Кэт, и не думай даже влюбляться. Ведь не зря же мать говорила…
ЧЁРТ!!! Я была разочарована. Только этого мне не хватало. Почему-то так страшно захотелось треснуть Абрахама по макушке чем-нибудь потяжелей. Жаль, что я так некстати уронила тот томик по лечебным травам. Именно сейчас он мне пригодился бы как никогда.
Скотина такая! Это он точно специально… чтобы меня подразнить… сволочь…
— Не мог предупредить? — проворчала я, дёрнув рукой. — Я всё же некромант. Будущий. Поняла бы.
Ага. Не тут-то было! Хватка у него железная. Это я уже усвоила.
Зато, наконец, появились все полагающиеся ощущения. И боль, и жжение, и даже дёргать начало там, на месте раны. Да так, что перед глазами цветные пятна плавно сменили вспышки света, а сама я зашипела, а потом и заорала, ну а после выдала столько этажей Воленовской родословной по женской линии, что он на миг онемел.
— М-да, я уже успел подзабыть, что у тебя настолько богатый словарный запас, Кэт.
— З-с-с-с-наеш-ш-ш-шь, Абрах-х-хам! — баюкала я руку, на которой вместо раны остался только косой, грубо зарубцевавшийся шрам. — Ты если вдруг в следующий раз вздумаешь проявить сострадание к ближнему своему и решишь меня подлечить, то будь добр, спрашивай, нужно ли мне это. Ну или хоть макового отвара или тасаверийской травки давай. Больно же…
— Ты же слышала свою подругу — вредно, — растоптал он все мои надежды, присев на корточки и что-то дорисовав в наливающейся светом пентаграмме, потом подтёр и снова дорисовал.
— То есть кровопускание в тёмном подвале прямо на пентаграмму призыва — это не вредно. А пару ложек обезболивающего…
— Моя ж ты умничка, — не дал мне закончить магистр Волен, и если честно, теперь я онемела. От шока. Боюсь даже представить, чего ожидать после этих слов. — Если быть откровенным, я не очень-то верил в то, что ты и правда способная, перспективная студентка. Дорк так неправдоподобно тебя расхваливал…
— Только зубы мне тут не заговаривай… ты…
— Кэт, ты можешь помолчать? — вздохнул Абрахам, поднимаясь на ноги и потягиваясь всем телом.
Да ещё так сказал… обычно таким тоном затыкают разлаявшегося на гостя пса. Обидно так сказал, в общем.