Он чуть не захлебнулся собственным смехом.
Я склонил голову.
— Вы правы, сир. Разумеется, во мне нет необходимости, когда здесь уже есть такой человек, как вы. Конечно, вам ничего не стоит рассмешить весь двор. Стоит только захотеть…
— У нас уже есть шут. Его зовут Палимпост. Что, неудачный денек, а? Не вышло одурачить?
— С дураками всегда так. Только возьмешься кого-то одурачить, как тебя уже самого околпачили.
Я лихорадочно соображал, как смягчить этого неуступчивого олуха. Должен же быть какой-то способ…
Я опустился на колени перед каким-то мальчиком, ждавшим в очереди вместе с отцом-крестьянином. Провел ладонью по подбородку, дернул за нос, щелкнул пальцами, и в руке у меня появилась высохшая слива. Ребенок взвизгнул от восторга.
— Какой грустный день, да, малыш? Неужели смех слабее меча? Только не говори мне, что великий сеньор, герцог Болдуин, боится шута.
Стоящие в очереди захлопали в ладоши.
— Ну же, капитан, — крикнула симпатичная полная брюнетка. — Пропустите шута. Какой от него вред?
Похоже, того же мнения придерживались и стражники.
— Пусть проходит, Альберт. Будет хоть чуточку полегче, а то уж мы здесь совсем заскучали.
— Да, Альберт, — добавил я. — То есть… ваша милость. Будет полегче. Хотя и сейчас не так уж тяжело. Вот… — Я протянул ему свой мешок. — Видите, какой он легкий. Спасибо. Премного благодарен.
— Ладно, проноси свою задницу, — хмуро пробормотал капитан. — Да поживее, пока я не подцепил тебя на копье.
Он ощупал мой мешок и швырнул его мне в руки.
Поблагодарив сурового стражника, я подмигнул зрителям и поспешил пройти через ворота.
Уф, какое облегчение!
Мостик застонал подо мной. Стены замка нависали, будто утесы. За мостиком открылся широкий двор, по которому деловито сновали люди.
Куда идти? Я не знал. Как не знал, здесь ли Софи и жива ли она вообще. Дышать вдруг стало тяжело.
Я огляделся. Солнце стояло высоко, время близилось к полудню. Герцог, наверное, занят делами.
А значит, меня ждет работа. Ведь я — шут.
Глава 42
Двор Болдуина заседал в большом холле, путь к которому лежал через длинный коридор с высокими каменными арками.
Я шел в том же направлении, что и другие: рыцари в штанах и туниках; пажи со шлемами и оружием господ; придворные в цветастых платьях и накидках, с перьями на шапочках; жалобщики как благородного, так и низкого происхождения. Я шел, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть Софи.
Видя меня, встречные улыбались, и я в ответ подмигивал, приседал или подпрыгивал. Пока маскировка срабатывала. Человек в пестрой юбке и чулках в обтяжку, с разноцветными шариками в руках… кто поверит, что от такого может исходить опасность?
Следуя на шум голосов, я подошел к большому залу. Две высокие дубовые двери, украшенные панелями с изображением четырех времен года, были широко открыты, но охранялись солдатами с алебардами.
Сердце глухо застучало. Я здесь. Болдуин на противоположной от входа стороне. Оставалось только проникнуть в зал.
Процедурой рассмотрения дел распоряжался герольд со щитом, на котором был изображен лев, герб герцога. Одних просили посидеть и подождать; другим, едва не лопающимся от важности, позволяли пройти.
Дождавшись своей очереди, я переступил порог и громогласно объявил:
— Хью из Боре, кузен Палимпоста-Фигляра. Мне сказали, что его можно найти здесь. — И в ответ на удивленный взгляд герольда шепотом добавил: — Семейное предприятие.
Герольд покачал головой и, не обнаружив ничего подозрительного, пожал плечами.
— Дрыхнет где-нибудь с собаками. Только держись подальше и не попадайся никому на глаза.
Самое удивительное, что меня впустили.
Я очутился в большом зале высотой примерно в три этажа и в форме вытянутого прямоугольника. Почти все помещение было заполнено людьми, явившимися к герцогу за справедливостью. Одни из них стояли в очереди, другие сидели за длинными столами.
Над гулом десятков приглушенных голосов гремел один. Пробившись через спорящих о чем-то торговцев и ростовщиков, я смог наконец рассмотреть этого человека.
Болдуин!
Он сидел, лениво откинувшись на высокую спинку установленного на возвышении резного дубового кресла. На лице герцога застыло выражение безучастности, отстраненности и скуки, как будто все происходящее здесь отвлекало его от куда более важного и интересного занятия вроде соколиной охоты.
Перед ним, преклонив колено, стоял простолюдин.
Болдуин! При виде этого человека холодок пробежал у меня по спине. Вот уже несколько недель я думал только о том, как вогнать ему в горло лезвие кинжала. Иссиня-черные волосы падали на плечи, а острый подбородок с короткой черной бородкой клинышком выдавался вперед. На нем были свободная рубаха и трико, на плечах — пурпурная с белым мантия.
На ступеньке, чуть ниже Болдуина, примостился и мой новый соперник, Палимпост, костюм которого походил на мой. Придворный шут развлекался тем, что бросал кости.
Разбиравший жалобу бейлиф указал на коленопреклоненного серва и сказал:
— Проситель хочет опровергнуть право первородства, господин.
— Право первородства? — Болдуин повернулся к советнику. — Разве такое право не лежит в основе всего имущественного законодательства?
— Да, мой господин, — ответил советник.
— Для благородных, для богачей — да, — сказал истец, — но мы всего лишь бедные крестьяне. Это стадо овец — все, что у нас есть. Мой старший брат — пьяница. Уже несколько лет он ничего не делает по хозяйству. Мы с женой… у нас нет ничего, кроме фермы. Только так мы платим вам подати.
— А ты сам разве не пьешь?
Болдуин уставился на серва.
— Ну, по праздникам… — Крестьянин заколебался, не зная, что сказать.
— Так, похоже, мне придется решать, как разделить овец между двумя пьяницами, — усмехнулся Болдуин.
По залу эхом прокатилась волна смеха.
— Но, мой господин… — Проситель поднялся. — Как же…
— Молчи, — предупредил его герцог. — Закону следует повиноваться. И следовательно, стадо должно быть передано старшему из братьев. — Разве это не правильно? Однако ж нужно принять во внимание и то, что если овцы пропадут, нам от этого не будет никакого проку. Мне представляется, что есть только один вариант. — Он развел руками. — Я — старший и по праву первородства…
— Вы, мой господин? — ахнул крестьянин.
— Да. — Болдуин широко улыбнулся. — Первый из всех первородных. Разве не так, управляющий?
— Так, сеньор.
Управляющий поклонился.
— Следовательно, закон будет соблюден во всех отношениях, если стадо перейдет ко мне, — объявил Болдуин.
Ошарашенный крестьянин растерянно огляделся, надеясь найти поддержку.
— По праву первородства беру овец себе, — вынес решение герцог.
— Но, мой господин, овцы единственное, что у нас есть.
Я едва не задохнулся от злости. Прыгнуть на Болдуина, вонзить ему в горло нож. Этот человек, отнявший у меня все, теперь с такой же легкостью и безразличием обирал несчастного бедняка. Но приходилось сдерживаться. Я пришел сюда ради Софи, а не ради мести.
Подошедший оруженосец наклонился к герцогу.
— Ваши соколы ждут, мой господин.
— Хорошо. Что у нас еще сегодня? Никаких дел? — вопросил Болдуин, тоном давая понять, что ответ может быть только «нет».
Я нервно сглотнул. Вот он, мой шанс. Разве не за тем я пришел?
— У меня есть дело, мой господин.
Глава 43
— Дело касается ваших западных земель, — перекрывая гул возбужденных голосов, прокричал я.
— Кто это говорит? — спросил Болдуин, явно недовольный таким вмешательством.
— Рыцарь, ваша светлость, — ответил я, пробиваясь вперед. — Я с отрядом совершил вылазку и разграбил и сжег все деревни ваших врагов на западе.
Болдуин поднялся и повернулся к сенешалю.
— Но у нас нет никаких врагов на западе…
Я выступил из толпы.
— Простите, мой господин, но теперь они есть.
По огромному залу медленно, нерешительно прокатился смех. Он стал громче, когда шутку поняли.
— Это шут, — услышал я чей-то голос. — Представление.
Болдуин недовольно поморщился и шагнул ко мне. От его пронзительного ледяного взгляда у меня похолодело в груди.
— Кто ты, шут? Кто позволил тебе говорить?
— Меня зовут Хью. Из Боре. — Я поклонился. — Учился у Норберта, знаменитого в тамошних местах шута. Мне стало известно, что при вашем дворе давно не слышно смеха.
— Смеха? При моем дворе? — Болдуин прищурился, не понимая, что происходит. — Ты, видно, дурак от рождения, этого у тебя не отнять. Значит, ты проделал столь долгий путь из большого города для того только, чтобы развлечь нас?
— Именно так, ваша светлость.
Я снова поклонился. Наступил решающий момент.
— Что ж, в таком случае… зря старался. У нас уже есть шут. Не так ли, Палимпост?
Палимпост вскочил — старик со всклокоченными седыми волосами, кривой ногой и толстыми, как будто вывернутыми губами. Вид у него был такой, словно его только что разбудили.
— При всем уважении, — сказал я, выходя на середину зала и обращаясь уже ко всему двору, — ходят слухи, что Палимпост и пьяницу не рассмешит. Что он потерял хватку. Проверьте меня. Испытайте. Выслушайте. Останетесь недовольны — я уйду.
— Эй, парень бросает тебе вызов, — усмехнулся герцог, взглянув на старика.
— Прикажите схватить его, мой господин, — забеспокоился шут. — Не слушайте. Он пришел сюда не с добром, а чтобы учинить волнения в ваших владениях.
— Если меня что и волнует, мой сонный дурак, то только твоя тупость. Возможно, парень прав. Посмотрим, что он принес из Боре.
Болдуин сошел с возвышения и направился ко мне.
— Рассмеши нас, и мы подумаем о твоем будущем. Не сумеешь — будешь развлекать крыс в нашей темнице.
— Это справедливо, мой господин, — согласился я, склоняя голову. — Я вас рассмешу.