— У маркграфа Сарталя всегда был такой характер…
— Его леди удивительная женщина…
Астинна сообщила:
— Я пригласила дочь маркграфа и ее супруга на наш полуденный чай! Мы с ней познакомимся!
— Как интересно! Прекрасная мысль, ваше величество… — оживились дамы и фрейлины, начиная с леди Калани.
Ого, подумал Эдин. Как-то сестренка справится?..
Впрочем, как-нибудь справится. А потом они с Якобом уедут, и все.
То и дело кто-нибудь за королевским столом изрекал какую-нибудь глупость, на которую Кука немедля отвечал.
— Как же так, — спросил кто-то из вельмож, глядя на Эдина, — циркачка выйдет за благородного. Одной циркачкой станет меньше. Что же делать? — это явно было подначка для короля-шута.
— Дело ясное, господа, — ответил Кука. — Надо женить другого благородного на циркачке и отправить в цирк! Равновесие превыше всего! — при этом он выразительно посмотрел на барона Лажана, рукав которого вновь украшала пестрая повязка шутовского управителя, и которому следовало бы сесть за шутовской стол, но он предпочел этого не делать.
Кстати, повязка на рукаве барона почему-то стала вдвое уже — как тесемочка.
На лице барона появилось раздражение и работа мысли, но ответил принц.
— Отчего же нет. И мы тут видим еще одного благородного, которому общество шутов нравится намного больше нашего. Правда, лорд Рай?
— Боюсь, не справлюсь, ваше высочество, — учтиво ответил Рай, — мой характер все знают, я больше сижу молча, рта стараюсь не раскрывать…
Выпад в сторону принца был слишком очевиден, и в то же время изящно тонок — даже Кука одобрительно фыркнул, очень тихо, впрочем.
— А почему это его шутовское величество помалкивает, а ты, Кука, за него отдуваешься? — поинтересовался король. — Глядите, вот поменяю вас местами!
— Никак нельзя, ваше величество, — тут же отозвался Кука, — это все равно что поменять местами вас и первого министра.
Замечание короля было справедливо, Эдин не отрабатывал роль и на медяк, но… Слишком много смятения было в его душе, не шутилось. Граф — умирает? Аллиель, Милда, Якоб, Вудуду наконец…
Веселый королевский завтрак!
Этот день, второй день праздника, ещё назывался Днем Прощения. Он не был перегружен событиями — надо же королю и его ближним отдохнуть после славной охоты. Праздничная обязанность нашлась только Эдину: он опять, разодетый и в соломенной короне, проехал все на той же коняшке по улицам до площади. Теперь в него не бросали яблоками, он сам вез корзину, в которой лежали семь крупных яблок. Свита короля-шута на этот раз собралась вдвое меньшая, но Рай поехал, как же без него. И Кука тоже, гарцевал на приличных размеров кобыле, возможно, для контраста: большой Эдин на маленькой коняшке, а маленький Кука на большой. Надо сказать, Кука отлично справлялся со своей лошадью — еще один повод подивиться способностям маленького человечка.
Как и вчера, улицы запрудила гомонящая толпа, с разных сторон неслась музыка и вкусно пахло печеным и жареным. А вот площадь оказалась оцепленной стражей. Туда вывели узников из городской тюрьмы, человек двести, у каждого было железное кольцо на шее, с продетой в петли толстой веревкой — получается, все эти несчастные были связаны вместе. И семеро из них должны были сегодня получить полное прощение и свободу — вдобавок к яблоку, врученному королем-шутом. Тоже древний обычай.
— Эй, король! Выбери меня! — взвизгнула рослая молодайка и получила от стражника пинок в спину.
— Меня, меня! — тут же закричали со всех сторон.
— Пожалей меня, король!
— Мои дети, король! Пятеро!
Никто не вспоминал, что он шут, все кричали — король…
Как ни странно, Эдин на подобном действе еще не присутствовал, в это время в цирках всегда идут утренние представления, да и что интересного — толпа, стража. Зато теперь у него тут главная роль.
Инструкции Эдин получил заранее: выбирать наугад и не задумываться, чем быстрее, тем лучше.
— Не слушай! Я всегда глаза закрывал, — сказал Кука. — А иначе как? Выбрал — и сразу забудь, понял?
Теперь, на площади, Эдин в смятении смотрел на длинную цепь людей. Вперемешку: мужчин, женщин, совсем старых и почти детей. Кому дать свободу, вон тому старику? А почему не вон той девочке? Он множество преступлений мог натворить на своем веку. А эта малявка? Уж точно меньше… Не так?..
Старый шут, кажется, умел читать мысли, хотя на самом деле просто не сводил глаз с Эдина.
— Тот бедолага мог всю жизнь мошенничать и воровать мелочь, а эта куколка — убить мужа, чтобы уйти к любовнику. Ты никогда этого не узнаешь, — придвинувшись, негромко сказал он. — Не думай о справедливости. Справедливость, разбирательства — дело судей и короля. А ты король-шут, ты просто случай, удача для кого-то из этих несчастных. Твою руку ведет Всевышний, повторяй себе это. И не думай!
— Не думать о справедливости?..
Почему-то Эдину вот в этот, самый решающий момент было сложно как никогда.
— Дурень! — вскипел Кука. — Это и есть справедливость — что иногда кому-то везет просто так! Закрой глаза!
Первое яблоко Эдин бросил молоденькой беременной женщине, скрестившей руки на огромном животе. Пусть ей повезет, и ее ребенок родится на свободе. И оба они никогда не узнают, что этим обязаны воспоминанию о красивой и гордой темноволосой циркачке, которая семнадцать лет назад родила в тюрьме сына…
На площади стало заметно тише.
— Давай дальше, — буркнул Кука, — кстати, имей в иду, что в лирской тюрьме узникам дают соломенные подушки.
Эдин медленно шел вдоль цепи узников, на него смотрели — с мольбой, с надеждой, со злостью, с насмешкой… Хотя, в последних случаях надежда просто была спрятана слишком глубоко.
— Меня, король! — многие протягивали руки, стараясь схватить Эдина за полу камзола.
— Король, посмотри на меня!
— Какой ты молоденький, король, какой красивый!
— Ага, не то что та обезьяна. Навести нас, король, не обидим! Яблочек принеси!
— Ага, сколько лет уж не пробовал…
— Король, спаси меня, король…
Второе яблоко Эдин, почти не раздумывая, отдал пожилой женщине — она не кричала, просто смотрела так, что он не выдержал ее взгляда.
Осталось пять яблок, на полторы сотни человек.
И он сдался, закрыл глаза. Слишком трудно, оказывается — решать. Он не способен сейчас вершить справедливость, он просто удача, рука Всевышнего.
Что ж, надо думать, Всевышний знает, что делает…
Вот, семь яблок розданы, вся площадь разразилась ревом и криками.
— Наконец-то, — изрек Кука с облегчением, — теперь в замок! Тебе надо быть на полднике у королевы!
Осенний цветущий сад не то, что весенний. Нет того пьянящего запаха проснувшейся земли, головокружительных ароматов цветов и зелени. Осенние цветы пахнут холодно и тонко, зато выглядят роскошно. Здешнему садовнику следует отдать должное — маленький сад королевы в цветах утопал. Фигурные клумбы с поздними розами, астрами, георгинами, рядом, за неизвестным Эдину кустарником высотой по пояс, обильно цветущим белым и лиловым — фигурная ограда, сразу за ней — берег реки, на нем трава и камни, и извилистая дорожка между камней. Там пусто, должно быть, стража никого не подпускает. Виден был город на том берегу, большие каменные дома, сновали лодки…
На низком длинном столе был накрыт королевский полдник: напитки, булочки и куча разных сладостей. Похоже, все уже поели и не обращали внимания на это изобилие. Королева восседала в широком кресле среди вышитых подушек, ее окружали дамы и фрейлины, большинство вышивали, некоторые просто тихонько болтали. Аллиель, Ниала, шутовской барон, вездесущая леди Мона, принц с принцессой, принцесса-мать со своими дамами — похоже, тут собрались все. Аллиель сидела с книгой на коленях, видимо, она читала вслух, барон Лажан стоял рядом, по-хозяйски держась за спинку ее стула. Принц любезничал со своей принцессой, заодно играя с ней в шахматы. Он сидел в кресле, его перемотанная нога покоилась на табурете.
— О, к нам пришел король-шут, — королева приветливо улыбнулась, — рады вам, ваше шутовское величество, вы наконец освободились от своих королевских обязанностей? Присаживайтесь, — она показала на скамейку у себя в ногах.
— Король-шут. Наконец-то, — принцесса захлопала в ладоши, — только не будь скучным! А то барон-шут какой-то скучный. Леди Аллиель, вы так не считаете?
Принцесса Ильяра была той еще язвой.
Принцесса-мать в отдалении беседовала с какой-то дамой и внимания на дочку не обращала.
— Нет, ваше высочество, — спокойно ответила Аллиель, а барон поджал губы.
— Вы так скромны, леди Аллиель! Это ведь похвально, ваше величество? — Ильяра стрельнула глазками в кузину-королеву.
— Да, моя дорогая, еще как похвально! — со значением согласилась та.
— А позвольте полюбопытствовать, леди Аллиель, если бы барон не был вашим женихом, кого бы вы выбрали из остальных шутов? — принцесса нажала на последние два слова.
Барон понял намек правильно.
— Позвольте заметить, ваше высочество, я не шут…
— Как не шут? — принцесса сделала большие глаза, — но ведь тогда вы никак не должны жениться на леди Аллиель!
Все умолкли, с любопытством слушая. Эдин подумал, что в качестве шута он тут не нужен, барон и один справится.
— Я не шут, ваше высочество. Я потомок королей этой страны, достойнейших героев, которыми, кстати, был построен Лир! Это случилось задолго до прихода к власти Крансартов, несомненно, достойнейших… на тот момент…
— На тот момент! Но бывают и другие моменты? — насмешливо уточнил принц.
— Как интересно! — восхитилась Ильяра, — но прежние короли не были шутами, верно?
— Как можно, ваше высочество! Должен заметить, что и моя невеста также потомок древних королей…
— Речь не о вашей невесте, барон, хотя нас радует ее славное происхождение. Речь о вас. Если ваши предки не были шутами, почему вы — шут?
— Я не шут, ваше высочество. Я — потомок королей. Мой далекий прадед…