— Готов!
Трубадур пинком отбросил труп шапарца к стене, а в следующий миг шут подпрыгнул и снова поднял факел высоко над головой: совсем рядом из-за поворота вынырнул яркий огонь.
Бежавший сломя голову рыцарь споткнулся о труп и с трудом удержался на ногах. За рыцарем еле поспевал оруженосец с факелом — такой же яростно-оскаленный, перемазанный кровью и дрожащий от возбуждения, как и его господин.
— А, это вы! — воскликнул рыцарь при виде Рэндери. — Прикончили мерзавца? Отлично!
— Что слышно? — отозвался Рэндери. — Драчка, похоже, кончается?
— Черта с два! В боковых коридорах этой нечисти еще полным-полно, там сейчас развлекается Роберт Лев. А в большом зале язычники кишат на лестнице, стреляют из луков, визжат и сбрасывают на нас с галереи скамьи и дубовые брусья! Дьявол, жаль, граф не захватил с собой собак — стоило бы натравить на дикарей свору, а потом пойти с рогатинами, как на медведей, и повыпускать им кишки! Разойдемся, рыцарь, — говорят, где-то есть обходная галерея, и я хочу малость прижечь мерзавцам зады…
Рыцарь с оруженосцем с трудом протиснулись мимо, и трубадур крикнул им вслед:
— Эй, а даму нашли?
— Кого? — переспросил рыцарь, выглянув из-за плеча оруженосца. — А! Черт ее знает, Льву сейчас не до нее, а остальным и подавно!
Он побежал по коридору с той скоростью, какую позволяли развивать его доспехи, и вскоре скрылся за поворотом.
Рэндери посмотрел на шута, шут посмотрел на Рэндери — и чуть не выронил факел.
Лицо рыцаря казалось маской из красной тряпки: кровь сплошь заливала его, вытекая из раны на голове, на лбу висел сорванный кусок кожи, кровь капала с подбородка на доспехи. Рэндери улыбнулся шуту сквозь эту страшную маску, снял перчатку и вытер ладонью глаза.
— Ну что, малыш? — непривычно тихо спросил он. — Вперед, во славу феи Фата-Морганы?
От этой улыбки шут вытянулся в струнку и поднял факел как можно выше….
А Рэндери снова надел перчатку, повернулся и зашагал по коридору, все так же чутко ловя каждый шорох и держа наготове меч.
17
В начале двух расходящихся под прямым углом коридоров они наткнулись на труп рыцаря со стрелой в горле.
Рэндери нагнулся, сорвал с рыцаря шлем, приладил на место содранный на лбу кусок кожи и прижал его, надев шлем. Потом привалился плечом к стене, вытер лицо и оглянулся на шута.
Должно быть, глаза шута снова напомнили ему выпотрошенную на турнире лошадь, потому что он ободряюще прохрипел:
— Держись, малыш! Ничего, сейчас отыщем твою сестрицу… Давай показывай, в какую сторону идти!
Шут не сразу понял, что сказал трубадур… А когда понял — страх покинул его, и он сжал свой факел с яростной старательностью древнего хранителя огня.
— Кристину? — спросил он, глядя на страшное лицо Рэндери уже не лошадиными, а собачьими глазами. — Да ведь она сейчас…
Но он не успел сказать, что Кристины, слава богу, нет сейчас в этом проклятом замке, что она в лесу, под защитой диких торни и альков…
В конце коридора стремительно сгустились тени, воздух с тонким свистом разрезало несколько стрел.
Факел в руке шута, спасавший от гибели в ближнем бою, теперь послужил ориентиром для прицела.
Одна стрела ударилась о нагрудник Рэндери и отскочила, вторая вонзилась в правую руку трубадура выше локтя, третья оцарапала предплечье шута. Шут, шарахнувшись в сторону, выронил факел, и снова дикий визг, к которому невозможно было привыкнуть, прошил его голову от уха до уха.
— Свети, мерзавец!!! — проревел Рэндери.
Этот рев ударил шута больней, чем шапарский визг и все испепеляющие ругательства Роберта Льва; он подхватил факел и снова высоко поднял над головой.
Возможно, секундная темнота как раз и спасла их.
Короткого мгновения хватило шапарцам на то, чтобы подбежать к врагу, но не хватило, чтобы пустить в ход ножи… А в следующий миг Рэндери уже опустил меч на голову ближайшего язычника, и шут содрогнулся, когда струя горячей крови окатила его голую руку.
Но потом ему стало некогда содрогаться и ловить огонь ярости в раскосых черных глазах. Его дело было светить — и он светил, прыгая за спиной Рэндери и поднимая факел то над одним, то над другим его плечом, — светил так, словно сам превратился в факел, в то время как рыцарь, заслоняя его собой, в пляшущем хороводе теней изо всех сил рубил направо и налево. Рэндери некогда было даже вытащить стрелу из плеча, кровь стекала из-под козырька шлема ему в глаза, но все-таки он умудрялся медленно теснить визжащую толпу, сражаясь за каждый дюйм коридора так, как Роберт Лев не сражался за Палангут.
Лишь один раз, когда чей-то нож нашел прореху в его доспехах, трубадур сделал шаг назад, но тут же с воплем:
— Фата-Мор-ргана! — отыграл этот шаг, и его рука с мечом и с торчащей в ней стрелой вновь стала двигаться, как заведенная.
Рэндери шел и шел вперед по скользкому от крови полу, по трупам, по захлебывающимся воем раненым шапарцам — однако врагов как будто не убывало. Он оставил позади метров двадцать, на каждом шагу заглядывая в раскосые глаза нетерпеливой Смерти, и вдруг увидел слева маленькую дверь в стене. Трубадур саданул в нее ногой, но дверь была заперта.
— Зови сестру, малыш! — прохрипел он и ударом кулака отбросил шапарца, поднырнувшего под меч.
Шут прекрасно знал, что ему некого звать в этом замке, но, обезумев от всего, что творилось вокруг, послушно крикнул: «Кристина!» — почти так же, как рыцарь Рэндери орал: «Фата-Моргана!» — когда ему было не отразить направленный на него удар.
Рыцарского крика у Юджина не получилось. Его голос потонул в какофонии визга, лязга оружия и звуков ударов — он и сам себя не услышал.
— Тихо, вы! — вдруг рявкнул Рэндери шапарцам. — Ма-а-алчать!!!
Вот от этого грохочущего рыка язычники отшатнулись и на мгновение даже примолкли.
В наступившей тишине Юджин крикнул еще раз: «Кристина!» — но тут дикари очухались, сообразили, что рев рыцаря их не прикончил, и обрушились на Рэндери приливной волной.
Трубадур не удержался на ногах, откинулся к двери и прижал к ней шута. У шута осталась свободной только рука с факелом; он увидел совсем близко кулак дикаря с ножом, направленным в бок Рэндери, и хлестнул по кулаку факелом. Дикарь завопил, дернулся вбок и исчез, отвратительно запахло паленой шерстью.
Шут не успел восхититься своим геройством: Рэндери все крепче прижимал его к двери, у Юджина уже трещали кости и захватывало дух, он оглох от воплей и жуткого визга, ему казалось, что он ранен по крайней мере десять раз и удивлялся, почему все не умирает.
— Да здравствует фея… — сорванным голосом прохрипел над ним рыцарь Рэндери.
У Юджина мелькнула мысль, что сейчас самое время воззвать не к Фата-Моргане, а к деве Марии — но дверь за ним вдруг распахнулась, и он полетел спиной вперед в кромешную темноту.
— Господи помилуй! — завопил он, потому что знал, что летит прямиком на тот свет — но все-таки не выпустил факел…
Вслед за шутом в темноту ввалился Рэндери, тут же привстал на одно колено и что было сил налег плечом на дверь.
Юджину некогда было удивляться, что вход в загробный мир оказался снабжен дверью: она шаталась под напором рвущихся следом шапарцев, и шут, бросившись на помощь Рэндери, торопливо задвинул засов. Массивный засов с лязгом вошел в скобу, Рэндери ослабил хватку, быстро задышал и припал к двери, как к груди красотки Клеменс.
— Вырвались! — сипло сказал он. — Повезло…
На голую руку шута упала капля смолы с факела, Юджин вздрогнул и медленно встал…
Нет, кажется, это было все-таки не потустороннее царство и он все еще был жив!
В странном оцепенении шут поднял факел повыше, чтобы выяснить, куда же они попали.
То был каменный коридор с низким потолком, темный, как погреб, и почти такой же холодный, заканчивающийся метров через десять закрытой дверью — один из многих потайных ходов замка, названный по имени обитающего здесь привидения «ходом бедняги Пью». А в трех шагах от шута, прижавшись спиной к стене, стоял белый призрак и смотрел на него огромными темными глазами, чернеющими, как две запекшиеся раны, на бледном лице.
— Господи! — пискнул шут, шарахнулся было назад — но тут же понял, что это не Пью, а Кристина.
Она сжимала в опущенной руке кинжал и смотрела в лицо Юджину своим теперешним напряженно-внимательным взглядом.
Шут, ослабев, распластался по стене и опустил факел.
— Юджин, ты цел? — тихо спросила Кристина.
Шут осторожно шевельнулся, ища свои десять смертельных ран, но не нашел ни одной. Он целым и невредимым вышел из страшной рубки, если не считать царапину на предплечье. Правда, руки и ноги у него все еще дрожали от напряжения, в ушах до сих пор звенел ужасный визг, а сердце так и норовило провалиться в желудок при каждом ударе в дверь, за которой бесновались упорные шапарцы…
«Что ты здесь делаешь, Кристина?» — хотел спросить он, но сумел выдавить лишь невнятное мычание.
Кристина молча подошла к брату и так же молча ткнулась лбом в его плечо.
— По-почему ты не в лесу? — собравшись с силами, наконец просипел шут.
— Что там творится, Юджин? — шепотом спросила Кристина.
— Шапарцы, — ответил он и почувствовал, как сестра вздрогнула.
Шапарцами их пугали с детских лет, но последний раз степные язычники появлялись в Торнихозе лет двадцать назад, еще до рождения Юджина и Кристины.
— Почему ты здесь? — уже почти внятно спросил шут. — Ты должна была остаться на п-поляне в лесу…
— Я хотела забрать книгу и папин кинжал. А заодно попробовать на старухе новое зелье, которое дала мне Лан…
— С вами все в порядке, госпожа? — вдруг подал голос Кристиан Рэндери.
Кристина выглянула из-за плеча брата и широко распахнула глаза при виде чудовища с окровавленным лицом, в искореженных доспехах, с торчащей из руки стрелой.
— Где мы, шут? — выдохнул трубадур.
— Это по-подземный… — Юджин громадным усилием воли справился с заплетающимся языком и продолжил: — Подземный ход, он ведет в поле, за стену замка. Только вторая дверь заколочена, и ее не открыть…