Она молчала, молчали шут и трубадур — тем громче прозвучал из-за дальней двери протяжный жалобный стон, похожий на завывание ветра в осеннее ненастье. Потом раздалось тоненькое хихиканье, за дверью кто-то тяжело заворочался, звякнуло железо о железо, послышались тяжелые удаляющиеся шаги, вслед им затопало множество маленьких мягких лапок — и все стихло.
— Господи Иисусе! — выдохнул Рэндери, схватившись за рукоять меча и подавшись вперед. — Что это было?!
— А, это бедняга Пью, мой дальний предок! — безмятежно отозвалась Кристина. — Полтораста лет назад его убили в этом коридоре. Он вернулся из крестового похода, а его жена успела выйти замуж за другого, вот и приказала его убить и похоронить где-то в подземельях. С тех пор он все бродит по тайному ходу, стонет и гремит своим призрачным мечом… Раньше Пью бродил по всему замку, но отец приказал поставить здесь дверь с крестом, священник окропил ее святой водой и прочитал над ней молитвы — с тех пор призрак бродит только по ту сторону двери, бедняга! Говорят, он не успокоится, пока его кости не похоронят на освященной земле, только как же это сделать, никто не знает, где они лежат!
Все это Кристина выпалила очень радостным тоном — она понемногу приходила в себя, и счастье избавления от страха, равное счастью избавления от смерти, переполняло ее до краев. Она почему-то сразу поверила обещанию Рэндери увезти ее из Торнихоза, и не знала, как попросить у трубадура прощения за те жестокие слова, которые выкрикивала всего минуту назад. Что ей теперь были какие-то привидения убитых полтораста лет назад баронов, если она никогда больше не увидит Роберта Льва!
Но Рэндери, судя по всему, думал иначе. Он плевать хотел на Роберта Льва, которого боялся сам король, но относился с уважением к нечистой силе.
— А кто там смеялся? — шепотом спросил он.
— Торни! — весело объяснила Кристина. — Торни, домовые. Они любят дразнить старика Пью, все время бегают за ним по пятам и хохочут.
— Да-а! — выдохнул Кристиан Рэндери. — Всякое я слышал про Торнихоз, родину нечисти, да не всему верил. А теперь вот вижу, что сомневался напрасно! И вы их не боитесь, госпожа?
— Кого?
— Привидений и торни.
Кристина пожала плечами.
— А чего их бояться? Привидения давным-давно мертвы, а торни ни разу не сделали мне ничего плохого. Они, наоборот, всегда помогают, надо только оставлять им по вечерам блюдце с молоком!
— В чем помогают?
— Да во всем! — Кристина принялась горячо перечислять: — Следят за маленькими детьми, за лошадьми в конюшне и за огнем в камине, отгоняют от хлеба мышей, отводят от дома болезни, защищают от сглаза… Но если не налить им молока — обидятся и запутают лошадям гриву, перебьют на кухне горшки и разбросают золу из очага. А если очень сильно их обидеть — могут даже ребенка украсть!
— Святой Иаков! И что они с ним сделают?
— Отдадут своим родичам, диким торни, торни-кун — о, вот с ними лучше не шутить, это не то что торни-хоз, домашние домовые! Дикие торни отнесут ребенка в свое царство Аваллон и сделают его пажом в свите королевы эльфов или определят на какую-нибудь другую службу. И если за двадцать лет он ни разу не заговорит с человеком, то останется в Аваллоне навсегда…
— Да-а!.. — снова протянул Кристиан Рэндери, перекрестившись. — В детстве, в Сэтерленде, я тоже слышал истории об альках и паках, ворующих детей, но еще никогда их не видел… А здесь они, похоже, кишат за каждым кустом! Сколько же их должно быть дальше, в сердце Торнихоза?
— Где? — переспросила Кристина.
— За северо-восточными холмами, куда я еду.
— Вы едете за холмы?! — вскричала Кристина таким тоном, будто Рэндери заявил, что хочет броситься вниз головой с донжона замка. — Туда нельзя, рыцарь!
— Туда нельзя! — эхом откликнулся шут.
— Я отправлюсь туда после того, как отвезу вас в аббатство, госпожа, — сказал Рэндери, подумав, что Кристина боится, как бы он не позабыл свое обещание.
Но она вскочила на ноги и так же сбивчиво и горячо, как только что поносила трубадура за трусость, стала упрашивать его не пересекать границы Торнихозских холмов — ни сейчас, ни потом, никогда в жизни!
— Вы не вернетесь оттуда, рыцарь! Лесной народ Торнихоза никого не пускает в свои чащобы, никого! Хранители Засечной Черты убьют вас, как только вы перевалите через холмы, а если вам удастся ускользнуть от Хранителей, вас убьют дикие крамы — они стреляют отравленными стрелами и никого не щадят! А духи озер и рек? А паки, сторожащие лесные клады? А магроны, сосущие по ночам кровь? А слуги волшебницы Эхо, которые заманивают путников в трясину и в дебри? А… А… Даже шапарцы никогда не суются вглубь Торнихоза! Зачем вы хотите туда отправиться, рыцарь? Там ведь никто не живет! Только нечисть и дикие крамы…
— Интересно! — сказал Рэндери таким тоном, каким недавно обронил: «Будет гроза!». — Я видел море Кета и степи Палангута, видел города Лима и Шека, теперь мне хочется увидеть леса Торнихоза. И да хранит меня фея Фата-Моргана!
— Не надо, рыцарь! — взмолилась Кристина. — За торнихозскими холмами еще не строил селений ни один эсвей! Все, кто уходят туда — не возвращаются. Даже сам Роберт Лев…
Рэндери засмеялся.
— Даже сам епископ Шекский… — сказала тогда Кристина. — Пять лет назад он собрал большой отряд рыцарей и всякой-разной голи и отправился с ними в Торнихоз, чтобы вырубить тамошние леса, обратить язычников-крамов в христианство, а их земли раздать верным слугам господним. Епископ взял для защиты от нечисти мощи святого Франциска Сагарского и изображение Богоматери, освященное самим папой! Почти три тысячи людей ушли вместе с ним и графом Мальроком в торнихозские леса — а вернулись оттуда только сто человек. И граф, и епископ, и мощи, и изображение Богоматери — все это осталось гнить в торнихозских болотах! Но даже те, кому посчастливилось вернуться, говорят, до сих пор страдают от порчи, которую наводят Хранители Засечной Черты. От нее не спасешься даже святой водой! — в голосе Кристины прозвучало нечто вроде гордости за непобедимую торнихозскую нечисть. — И с тех пор за холмы никто не ходил. Никому не справиться с торнихозским народом лесов, наверное, даже папе!
— Знаете, госпожа, — задумчиво проговорил Рэндери, — если бы вас услышал, скажем, епископ Бигль, он обвинил бы вас в ереси и потребовал, чтобы из вас изгнали беса…
Кристина пренебрежительно фыркнула — она явно не боялась епископа Бигля, как не боялась привидений и торни.
Эта девочка-госпожа нравилась Рэндери все больше: она была совсем не похожа на знатных дам, которых он перевидал немало на своем веку — не похожа, как малиновка на индюшку. Хотя Рэндери знал толк в куртуазной науке, он всегда чувствовал себя свободнее верхом на коне с мечом в руке, чем рядом с какой-нибудь баронессой, графиней или маркизой, говорящей с приезжим трубадуром на куртуазном языке или на куда более откровенном языке взглядов. А эта провинциальная девочка не сравнивала зарю с трепетанием лепестков алой розы и ругалась и восхищалась без оглядки.
Временами Рэндери переставал слышать ее голос из-за накатывающей волнами огненной боли, но отмахивался и от боли, и от жажды, и от желания лечь и уснуть прямо здесь, на холодном земляному полу, находя в себе силы отвечать госпоже, хотя часто сам не слышал, что отвечает. Всё это были пустяки, стоило уже подумать о том, как они выберутся отсюда!
Бедняга Пью больше не вздыхал за освященной дверью, за другой дверью царило мертвое молчание. Роберт Лев явно не собирался разыскивать свою донну, значит, рано или поздно придется сделать вылазку — так не лучше ли отважиться на нее сейчас, пока у него еще есть силы держать меч?
— Если бы ваш епископ Бигль жил в Торнихозе, ему пришлось бы изгонять беса из всех! — заявила Кристина. — У нас даже годовалые дети знают, что нельзя соваться за Великую Засечную Черту. А наши священники, если не могут справиться с чумой, с засухой или с неурожаем, зовут на помощь альсингов с восточных холмов. А ваш епископ просто старый дурень! Ой…
Рэндери хмыкнул.
— Возможно, госпожа. Но, Бог даст, торнихозские альки и торни меня не тронут, да и я не сделаю им ничего дурного. Тому, кто видел улыбку дьявола, козни нечисти не страшны — так сказал мне один монах, большой знаток эдаких дел!
— А вы… видели улыбку дьявола?! — шепотом спросила Кристина.
— Видел, госпожа.
— Когда?! Где?! И… какой он из себя, князь тьмы?!
— Какой?
Кристина села перед трубадуром на пол и затаила дыхание, и Рэндери, помолчав, принялся рассказывать:
— Я видел его лет десять тому назад. На рыцарский турнир в Кет-Бихау пришла весть, что неподалеку появились морские разбойники — кетты. Они вошли на шести судах в устье реки Дэя и разграбили и сожгли городок Рут и несколько соседних деревень. Тамошний герцог собрал своих вассалов и всех, кто хотел попытать воинскую удачу, и окружил лагерь кеттов на берегу Дэи. Мы зажали язычников между рекой и морем, а за нами был сожженный город: груды тлеющих головешек на скалистом берегу. Мы готовились напасть на разбойников ночью, но вечером поднялась такая буря, что два их судна выкинуло на скалы и разнесло в щепы — Господь да помилует души несчастных, которые были на тех кораблях! Наш епископ назвал это знамением божьим, и мы, воодушевившись, стали ждать утра…
Всю ночь напролет дул ураганный ветер, высокие волны ходили по Дэе, и мы уж думали, что река вот-вот захлестнет лагерь кеттов, и нам останется только подбирать трупы, которые волны выбросят к нашим ногам. Но в полночь нас разбудил жуткий шум, заглушивший даже завывание бури: наши лошади словно взбесились, ржали и рвались с привязи, а те, что сумели оборвать повод, метались в темноте, словно их преследовали волки. Никто не понимал, чего боятся кони, но многие тоже начали бояться, сами не зная чего. Еще немного — и люди тоже начали бы метаться темноте, сбивая друг с друга с ног, но епископ велел герольдам протрубить в трубы, а когда все собрались к помосту, приказал рыцарям опуститься на колени и молить бога, чтобы он оградил нас от козней сатаны. Клянусь громом, только это нас и спасло. Лошади продолжали бесноваться, но мы повторяли вслед за епископом слова молитвы и больше не ждали неведомой гибели из темноты. Тут Генстон из Шуава наклонился ко мне и сказал: «Вы знаете, что случилось, рыцарь? Наши кони почувствовали приближение дьявола».