Уже можно было рассмотреть герб на его щите — зажженный факел — и девиз: «Неудержимый, словно огонь». В пурпурном плаще и блестящих доспехах, огромный, как Норландский Медведь, Лев ехал прямо к пролому…
Нет, то был не сон!
Юджин уже видел колечки в сбруе лошадей и бронзовые чешуйки доспехов, но не мог ни привстать, ни пошевелиться…
Всё!
Лев наконец-то заметил шута и свою «жестокую донну» и от неожиданности жестоко рванул повод коня. Его глаза встретились с глазами шута, и губы Льва начали медленно растягиваться в улыбку, похожую на зазубренную трещину в стене.
От этой улыбки на шута пахнуло смертельным холодом, словно от свежевырытой могилы. Это сама Смерть улыбалась ему.
«Улыбка дьявола», — вдруг вспомнил шут.
Улыбка дьявола…
Рэндери!
Юджин оглянулся с отчаянной надеждой, что сейчас из-за угловой башни верхом на белом коне галопом вылетит рыцарь Фата-Морганы…
Но никто оттуда не вылетел и даже не выехал шагом.
Выражение лица Роберта Льва ежесекундно менялось, словно он примерял разные маски, и наконец на лицо его вернулась прежняя кривая ухмылка.
Граф тронул шпорой коня, свернул с дороги, подъехал к пролому и остановился в шести шагах от него, а все рыцари и оруженосцы последовали его примеру.
Цвет сэтерлендского рыцарства, только что явившийся под знамена Роберта Льва, недоуменно переглядывался, не понимая, чем графа Эйлинбургского могли заинтересовать оборванцы в проломе стены: мальчишка, взирающий на графа снизу вверх полными ужаса глазами, и девчонка, спящая у оборвыша на плече? Сами они проехали бы сквозь эту парочку, даже если бы та разлеглась поперек дороги.
— Взгляните на эту девку, господа! — возгласил Роберт Лев голосом гулким, как удар большого церковного колокола.
При первых же звуках его голоса девчонка подскочила, вытаращила на Льва сонные глаза, и на лице ее расцвел такой же смертельный ужас, как и на лице ее дружка.
Тридцать пар суровых глаз смотрели на нее свысока из-под поднятых забрал и железных козырьков шлемов.
— Я называл ее своей донной! — размеренно продолжал Роберт Лев. — Я пытался завоевать ее сердце пылкими речами, как велит куртуазная наука! Ни один рыцарь не совершал ради своей дамы таких безумств, какие совершал ради нее я! Я, граф Эйлинбургский, как пес, ползал у ее ног — и не смог добиться даже поцелуя! Рыцарь Огня, видите ли, недостаточно знатен, богат и красив для нее! — голос Льва нарастал, как барабанная дробь перед казнью. — Для этой неприступной особы! Для невинной чистой девицы! Для шлюхи, для подзаборной девки! Она предпочла мне моего шута! Взгляните, добрые рыцари!
Копье Роберта Льва склонилось в сторону шута, и тот закрылся рукой от сверкающего наконечника.
Но Лев с рычанием отбросил копье и спрыгнул с коня.
— Хватит! — рявкнул он, хватая девчонку за руку. — Ты, стерва, вздумала шутить с Рыцарем Огня?! Моли бога, чтобы я теперь не побрезговал тобой и чтобы потом тебе нашлось место среди моих служанок! Или нет… Лучше я подарю тебя первой же компании прокаженных, которая забредет в эти края!..
Девчонка молча извернулась и вцепилась зубами в руку графа. Лев взревел, наотмашь ударил ее по лицу, а потом схватил в охапку, изрыгая такие ругательства, что даже рыцарские кони задергали ушами.
И тут девчонка завопила так, что заглушила Роберта Льва.
— Подонок! Змея! Убийца! — обеими руками вцепившись в бороду графа, завизжала она. — У тебя руки в крови, подлая тварь! Трус!
Роберт Лев впервые услышал голос Кристины. Он был храбрым человеком, но даже самый отчаянный храбрец испугался бы, если бы кроткая голубка вдруг с тигриным рыком набросилась на него и стала клевать…
Кристина сразу уловила растерянность, мелькнувшую в его глазах, и разразилась торжествующим криком — так кричит охотник, готовясь всадить рогатину в сердце зверя.
— А, ты боишься, мразь! — взвыла она. — Вот тебе! За отца!
Выпустив его бороду, она одной рукой уперлась в грудь Льва, другой выхватила из-за пояса сзади кинжал и с новым пронзительным воплем нанесла удар — туда, где на горле ямка, как учил покойный конюх Банг…
Графа спасла толстая золотая цепь на шее: острие кинжала попало в одно из звеньев и только кончиком оцарапало кожу. И все же Лев отбросил от себя Кристину, как отбросил бы внезапно ужалившую змею.
Кристина по-кошачьи упала на четвереньки, вскочила и бросилась бежать туда, где темнел спасительный лес.
— Держите ее! — яростно взревел Роберт Лев.
Один из всадников тронул было шпорой коня, но барон Ильм поднял руку, и рыцарь послушно натянул поводья. Ильм был вассалом Роберта Льва, но остальные северяне были вассалами Ильма и подчинялись только ему. Поэтому они молча придержали коней и лишь повернулись в седлах, провожая Кристину глазами.
— Иногда лучше промедлить, чем поспешить, — пожав плечами, проворчал барон Ильм.
Кристина уже сбежала с холма и во весь дух мчалась по мокрому полю к деревьям.
— А-а! — вне себя крикнул Роберт Лев, рванув цепь на окровавленной шее. — Затопчу!..
Он бросился к коню, вдел ногу в стремя, но не успел вскочить в седло.
Шут, про которого он забыл, поднял оброненный Кристиной кинжал, длинным прыжком кинулся на спину графа и вонзил кинжал ему под лопатку, в красный бархатный плащ…
На этот раз барон Ильм схватился за меч, а остальные рыцари склонили копья, но их вмешательство не потребовалось: Лев стряхнул с себя шута, как медведь стряхивает повисшую на нем собаку, и не глядя ударил охотничьим кинжалом.
— Вы целы, граф? — крикнул барон Ильм.
— На мне кольчуга, — ответил Роберт Лев, не сводя глаз с корчащегося у его ног человека.
Он нагнулся и за ухо повернул голову парня к себе, не в силах поверить, что на него бросился его шут.
— Прикончить бродягу, граф? — спросил Ильм, делая знак своему оруженосцу. — Чего ему мучиться?
Но тонкий отчаянный вопль чуть не выбросил его из седла, и Кристина, протиснувшись между коней, упала на колени рядом с братом.
Она хотела его обнять, но наткнулась на рукоять кинжала.
Изо рта шута текла кровь, он хрипел и мотал из стороны в сторону головой. Рыцари молча смотрели, как девочка воет, припав к умирающему, только барон Ильм тихо пробормотал:
— Темны дела твои, Господи…
Белый конь на всем скаку врезался в толпу и расшвырял ее, как ветер расшвыривает опавшие листья.
Рэндери спрыгнул с коня, оттолкнул Кристину и приподнял шута.
— Эй! — окликнул трубадур, но Юджин его не услышал.
Лев нанес удар вслепую, но умело: Рэндери хватило одного взгляда, чтобы понять, что у мальчишки пробито легкое. Странствующий рыцарь еще ни разу не видел, чтобы люди с подобной раной выживали, и все же продолжал поддерживать голову шута и говорить:
— Эй, малыш, негоже хандрить из-за пустяковой царапины! Ладно, так и быть, я возьму тебя в оруженосцы. Сдается, ты вовсе не такой трус, каким старался казаться…
Рэндери не знал, что его голос прозвучал в ушах шута, когда тот бросился с кинжалом на непобедимого Роберта Льва. И его голос вытащил шута из темноты, в которую тот начал уже погружаться. Юджин посмотрел на трубадура и доблестно улыбнулся, прежде чем глаза его начали гаснуть.
— Рыцарь! — со стоном взмолилась Кристина.
Так прокаженный взывает к Господу, моля всемогущего о чуде.
Рэндери зарычал, вскинул голову и увидел подбоченившегося Роберта Льва, растянувшего губы в обычной самодовольной ухмылке…
Рэндери поднялся и рукой в окровавленной железной перчатке наотмашь ударил Роберта Льва по лицу.
21
Это случилось в конце правления Дэвида Безумного, за пять лет до того, как степные языческие племена объединились под властью одного владыки и хлынули через Рудные Горы, уничтожая все на своем пути.
Вечно враждовавшие друг с другом феодалы Торнихоза и Шек-нома не смогли устоять перед лавиной варваров и в панике бежали на запад, сдавая язычникам замки и города.
В те дни, когда юродивые вещали повсюду о конце света, церкви были переполнены молящимися, а кабаки — пропивающими последние гроши, Кристиан Рэндери отправился в лагерь шапарского князя, чтобы протянуть переговорами время. Время было нужно, как воздух: в дворцовой смуте только что погиб последний король династии Эмбери, и столица осталась открытой дверью для шапарской орды. Как мессии, ждали прихода сына вождя кеттов, который обещал спасти Шек в обмен на королевскую корону.
Кристиан Рэндери взялся раздобыть недостающее время и отправился в лагерь шапарцев, где неделю морочил голову хитрому языческому князю так же отчаянно, как рубил когда-то его соплеменников в коридорах разрушенного замка в Торнихозе. Странствующего рыцаря убили на исходе этой недели, когда корабли будущего короля Эрвина Победоносного уже подходили к Шеку.
Кристиан Рэндери был одним из самых знаменитых трубадуров своего времени, но до наших дней дошли лишь те обрывки его сочинений, которые упомянуты в этой повести. Написанные крупным детским почерком на листках, вложенных в рыцарский роман, обрывки эти были найдены в Сэтерленд-номе, в аббатстве Святой Женевьевы.