В третьем часу я встал, достал из холодильника остатки водки, но выпить не успел. Устроился за столом лицом к окну и… И самое интересное, что-то такое стало нарисовываться. Можно сказать, начало «великого» плана, который поутру, вполне возможно, покажется совсем убогим.
Оказавшийся в затруднительной ситуации самурай делает шаг вперед. А я, пожалуй, обойдусь без резких движений. Начну-ка лучше прямо завтра со сбора информации, точнее, с выяснения того, где же ее начинать собирать. Аккуратненько, тихонько, постепенно, так сказать, шаг за шагом. И заодно в ускоренном порядке буду умнеть. Иначе трудно будет понять, в какое такое дерьмо мы влипли и как из него выбираться.
Потом вдруг захотелось спать, но не сложилось. Потому что все никак не давала покоя одна мысль. Стучалась в виске скворчонком, долбилась в черепе дятлом, орала дурноматом, как стая голодных чаек. Почему, скажите бога ради, ни тезка, ни кто другой не сочли нужным спросить, а потом слегка попинать меня ногами, заглянуть в глаза и снова спросить, где коробочка, урод? Та самая, старенькая, потертая на сгибах, зеленого когда-то цвета. Из-под конфет «Белочка».
Глава 40Аллегории в Черногории (окончание)
– И как тебе «бабушка»?
– Вкусно. – Саня вытер салфеткой губы, глотнул пива. – Но жутковато.
– Не понял.
– Ты ее лопаешь, а она на тебя смотрит, – пояснил Котов. – Как бандеровец на «Газпром».
– Это как?
– Это без симпатии, зато с надеждой.
– Изволишь выражаться аллегориями? – усмехнулся Борис. Они с Котовым уже минут двадцать как обнюхались и перешли на «ты». А заодно определились в отношениях. То есть никто никого не посылает куда подальше словесно и не проверяет крепость черепа собеседника с помощью все той же бабушки. Но и душу особо не раскрывает. Так сказать, учтивость и настороженность.
– Так мы же в Черногории, – улыбнулся Саня. – Обстановка, так сказать, располагает… – тут его перебили.
– Ааааа, – раздалось от столика у входа. Громко и, скажем откровенно, паскудно заорали вдруг двое тех самых щедро одаренных физически соотечественников. Хотя сами были искренне уверены, что они так поют. Чуть слышно и с душой и надрывом: – Фицерыыыы!!!! Афицеры!!!
До боли привычная картина: ребята как следует поели, хлопнули пивка, а потом решили немного разбавить его чем-нибудь покрепче. «Дуня»[43] – штука коварная. Градусов в ней случается больше шестидесяти, а пьется легко. Зато способна шарахнуть по мозгам не слабее того же Тайсона. В воздухе отчетливо запахло Родиной и хорошей такой дракой персон на десять.
– Ну вот, – вздохнул Котов, – сейчас пошумят еще немного и примутся столы переворачивать да морды бить, – снял с носа солнечные очки, сложил и упаковал в чехол. – А давай не будем убегать? Что-то мне здесь понравилось.
– Расслабься, – махнул рукой Борис. – Прямо сейчас все и рассосется. Давай-ка еще по пиву.
– Как скажешь, – от выпивки Саня с детства не отказывался, – только…
Никакого «только» не случилось. Те ухари только и успели допеться до «ребяты-закаты», как… Как все, собственно, и закончилось и опять стало мило и в меру тихо.
Стражей порядка было всего двое. Подкатили на скромной сине-белой машине с надписью POLICIJA по бортам. Подошли и замерли у столика с певцами. В темно-синих брюках и голубых с короткими рукавами форменных рубашках, при оружии. Впрочем, до полицейского произвола дело не дошло. Певцы как-то сразу смолкли и даже застеснялись. Дело в том, что по сравнению с первым из служителей закона оба разошедшихся, как слепые по бане, россиянина вдруг перестали казаться такими уж высокими[44]. А при взгляде на второго вдруг выяснилось, что оба наши соотечественника не только ростом не вышли, но и каши в детстве мало ели. И в спортзал в юности не заглядывали.
Мгновенно, как по волшебству, протрезвевшие «руссо туристо» оплатили, не забыв о чаевых, счет и интеллигентно двинулись к выходу.
– Да уж, – покачал головой Котов. – Строго тут у вас.
– Ничего подобного, – прозвучало в ответ. – Просто не надо мешать людям отдыхать.
Отдых, чтобы вы знали, для черногорцев – святое. И доля шутки юмора в тех самых широко растиражированных заповедях – только доля. Придерживаются же их местные гораздо строже, нежели когда-то строители коммунизма своего кодекса. То есть отдыхают постоянно, ни на что не отвлекаясь, с чувством и толком, без пошлого шума и разбивания морд. А вот строить и вообще что-то делать категорически не желают.
И ежели кто из соотечественников вдруг заведет рассказ о том, как пытался замутить в этой Монтенегре совместный с аборигенами бизнес, добрый мой совет: прямо сразу отойди от рассказчика, чисто конкретно, метров на десять. Потому что история будет грустной, а сам сказитель очень скоро не по-детски заведется, начнет плеваться, выражаться не по Далю и вообще сделается социально опасен. Кстати, многое из того, что вы услышите, – чистая правда.
Деньги местные любят, даже слишком. А встать с задницы и чуток пошевелиться для того, чтобы их заработать… Хрена лысого! Уж лучше будут сидеть на ней (заднице) ровно у себя в конторе с восьми утра до четырех пополудни, особо при этом не утруждаясь. Причем только за достойную их зарплату. При отсутствии таковой будут валяться на диване по месту жительства или просиживать штаны в кофейне за чашкой «куваной кафы» (кофе по-домашнему) за семьдесят еврокопеек чашка. В свободное от этих трудовых подвигов время обязательно выберутся всем семейством прогуляться по набережной, а в случае отсутствия таковой – просто по улицам ближе к центру. Непременно в национальных (они же спортивные) костюмах. И будут ходить там долго и нудно, поминутно останавливаясь поболтать с проходящими мимо и учтиво приветствуя рассевшихся за столиками под открытым небом. А потом, спровадив женщин и детей домой, и сами разместятся за одним из них. Закажут все той же кафы, рюмочку чего-нибудь покрепче, а то и просто киˊселя (минеральной воды) и примутся наслаждаться всем этим. Не забывая, конечно же, приветствовать проходящих мимо друзей и знакомых. И просто проходящих мимо. Вести долгие разговоры о том о сем. О спорте, о политике, ценах и бабах. Плакаться, что на работе не ценят. Платят, дескать, так мало, что зарплату и в микроскоп не рассмотришь, а вкалывать заставляют, как негра на плантации.
Послушаешь эту дурь, и сразу не хочется рыдать в голос от жалости. Потому что ежели кто-то рассчитывал на американскую предприимчивость, трезвую немецкую расчетливость или муравьиное китайское трудолюбие, то какого черта принялся искать первое, второе и третье не по месту постоянной прописки? Ехал бы себе в Америку, Германию или тот же Китай, там всего этого – навалом. Ах, товарищ о чем-то таком догадывался, но на полном серьезе рассчитывал расшевелить тамошнее болото. А воды Брахмапутры вспять развернуть не пробовали?
Черногорцы, они такие… Романтики и мечтатели. Дома денег ни гроша, а он сидит в тенечке и ждет, когда на его улицу на полном ходу влетит грузовик с наличкой и перевернется в аккурат напротив его дверей. Или кейс, опять же с ней же, выпадет из самолета и приземлится в его дворе между единственным апельсиновым деревом и будкой собачки Луны. Или придет русский и тупо даст бабок.
То есть опять во всем виноваты русские. Будете смеяться, но это так. Дорогие соотечественники вломились в жившую в скромной и гордой бедности страну еще в конце того века и в лучших купеческих традициях принялись швыряться, не глядя, пачками импортных денег. Скупать, не торгуясь, все, на что упадет похмельный взгляд. Вот у местных крышу-то и снесло, да так, что она еще не скоро вернется на законное место. Если вообще когда вернется.
Так что не страдайте, дорогой друг, сердцем и не болейте душой. Лучше расслабьтесь и сходите, к примеру, на пляж. А вечерком загляните в ресторан, их здесь, как грязи в деревне Грязи Рязанской губернии. Попробуйте пообщаться с кем-нибудь из местных, не пожалеете. Собутыльники из них – лучше не придумаешь, особенно ежели на халяву. Проверено на практике.
– У тебя во сколько самолет?
– Скоро. – Котов глянул на часы. – До Тивата за час доеду?
– Легко.
– Ну, тогда на кружку-другую пива время еще есть.
– Логично, – одобрительно заметил Борис. – А что касается моего парня, не волнуйся…
– И НАШЕГО тоже, – мягко поправил Саня. – И ты, если б был в теме, тоже волновался бы.
– Мои темы давно закончились, – заметил Борис. – Но ему я помогу.
– Достаточно, чтобы он просто позвонил по номеру, что я тебе дал, и поговорил с Владом.
– Владом? Кто это?
– Человек. Он его знает.
– Никогда не доверял конторским, – задумчиво проговорил Борис.
– Похвально, – на полном серьезе молвил Саня. – Продолжай в том же духе. Орешков к пиву закажем?
– А то.
– Кстати, – Котов отодвинул опустевшую кружку, – коль пошла такая пьянка… Ты же вроде съезжал на ПМЖ в Испанию?
– Точно, – кивнул Борис Аркадьевич, известный в узких кругах как Химик, – выехал к семье, а ее там не оказалось.
– Бывает, – философски заметил Котов. – Жизнь, она… – и, не закончив мысль, вновь нырнул в кружку.
Глава 41Проездной в один конец
Только не очень умственно одаренный руководитель, получив звездюлей от вышестоящих товарищей, тут же спешит поделиться ими с подчиненными, да еще и от себя, не скупясь, добавить. Толковый же управленец поспешных телодвижений делать не станет. Для начала приведет в порядок растрепавшиеся в начальственных кабинетах нервы, как следует, «вдумчиво» проанализирует ситуацию и сделает выводы. А вот потом уже и начнет действия в стиле «за пицунду и на кукан» в отношении нижестоящих тружеников. Или не начнет, если не сочтет нужным.
Именно поэтому непосредственный руководитель Анатолия сначала сорок минут на него орал, топал ногами и грозил переработкой на докторскую колбасу в бюджетном варианте, а тот, стоя по стойке «смирно», старательно краснел, бледнел, обильно потел и все норовил что-то в свое оправдание проблеять. Через несколько часов, уже не опасаясь посторонних глаз и ушей, Николай разговаривал с подчиненным вполне спокойно, можно сказать, конструктивно. Вот тут-то бывший заместитель резидента и, вульгарно выражаясь, охренел. Потому что, хоть и не питал особых иллюзий в отношении старших, но такого коктейля из запредельной наглости и упертой хуторянской тупости не ожидал.