А на освободившейся плацкарте разместилась романтическая парочка. Неопределенного возраста, но все равно достаточно товарного вида кавалер с кудрями до плеч, глазками цвета неба сразу над всей Испанией, румяными щечками и того же цвета кончиком носа. Тех же приблизительно лет дама, типичная нелюбимая училка младших классов: узкое вытянутое личико, унылый острый нос длиной с Патриарший мост, суровый взгляд, стянутые в классический строгий кукиш на затылке тусклые жидкие волосенки.
Расположились и с ходу принялись выпивать и закусывать. И не просто так, а под звучно произносимые кавалером тосты. Вперемежку со стихами и относительной приличности анекдотами. Дама млела, таяла, как снег под солнышком, и оплачивала веселье.
А потом произошло то, что и должно было. Месье захорошело, он побагровел лицом и принялся щедро разбавлять речь матом. И вместо красивых слов о любви все громче зазвучали настоятельные просьбы, а потом уже и требования еще и еще водочки.
Внезапно остро осознавшую, что все это время шкворчало, фигурально выражаясь, не сердце кавалера, а всего лишь его папироска, изготовившуюся было разрыдаться даму было до слез жалко.
Впрочем, этот жестокий мир девичьих слез не дождался. Соблазненная и прокинутая взяла себя в руки и на очередное предложение несостоявшегося мужчины всей ее жизни («Еще,…, дернуть») ответила вполне себе симметрично. Завораживающе грудным голосом, что интересно. Плеснула остатками морса в наглую рожу и шагами каменного гостя двинула на выход. Узкая и прямая, как дорога к счастью, спина выражала скорбь о бездарно потраченных деньгах и времени, а еще искреннее убеждение в глубокой непорядочности всех сразу мужиков.
Оставшийся в одиночестве коварный халявщик допил жалкие остатки из ее стаканчика и впал в дрему, ну, буквально обвис на опустевшем столе.
– Высокая трагедия, – заметил Саня. – Не вижу повода не выпить.
– Нема базара, – отозвался я.
Водка в этот раз оказалась не просто приятной, а вкусненькой-вкусненькой-вкусненькой. Шумно и с удовольствием выдохнул и нацелился вилкой в сторону закусок. А их-то как раз и не было. Котлетки кончились, и, как в песне поется, завяли лютики. Это Котов все смел, обжора хренов. Ну, и я подсобил по малости. Все-таки с утра не жравши.
– Вот оно как. – Я бросил печальный взгляд на опустевший стол и тут же с грацией тореадора зацепил вилкой последнюю маслинку. – Конец, что ли, веселью?
– Размечтался, – отозвался Саня и покрутил в воздухе рукой, как вертолет лопастью.
Дамочка за стойкой все поняла правильно и на всех парах стартовала от стойки к холодильнику, а оттуда уже к нам.
– А ничего так у нас пьянка получилась, – признал я. Протянул руку, бутерброд с балтийской килечкой сам в нее и прыгнул.
– Еще вопросы? – изобразил заботу Котов.
– Уже спрашивал. – Я решительно отодвинул свой стаканчик в сторону.
– Давай еще раз. – Котов освежился лимонадом.
– Видишь ли, мне глубоко по хрену все эти алмазы…
– Бриллианты.
– Да хоть рубины, – буркнул я, не без удовольствия наблюдая, как наполняется вновь оказавшаяся рядом со мной емкость. – Что, блин, такого было в той коробке, из-за которой ушла… – и конкретно сообщил, куда, – вся моя жизнь. – И добавил: – Просто интересно.
– Если коротко, – Саня стукнул своим стаканом по моему, – то…
– Просто компра, – догадался я, – на какого-нибудь урода. Из-за которой…
Сам не заметил, как, однако, нагрузился. Разговаривать стал сурово, смотреть орлом, выражение лица сохранять серьезным. Если продолжу в том же духе, то и до драки недалеко. Персон на несколько.
– Сделай паузу, – заботливо проговорил он и в очередной раз сделал знак нашей фее за стойкой.
Через минуту буквально я, морщась, глотал крепчайший горячий чай без сахара, зато с лимоном. После второй кружки сделалось очень жарко, зато в мозгах наступило некоторое просветление. Видимо, хмель начал растворяться.
– Другое дело, – одобрительно заметил Котов. И тут же персонально себе налил. Не чаю, заметьте. И употребил. – Так вот мы говорили о…
– Компре, – подсказал я.
– Забудь, – отмахнулся как от надоедливой мухи тот. – Компроматами пусть желтая пресса занимается. В той коробке была ниточка…
– С иголочкой?
– Просто ниточка, – на полном серьезе продолжил тот, – ведущая к одному прошлому делу, до сих пор ну очень не утерявшему актуальности.
– Гонишь? – удивился я.
– Ни боже мой, – покачал головой Котов. – Только эту самую коробочку перед началом аферы с банком один толстяк передал другому в виде жеста доброй воли. А тот ее, конечно же, уничтожил.
– Ух ты, – только и сказал я. Потом еще немного добавил. Чистым матом.
– Сам же бескорыстный даритель, – очаровательно улыбнулся Саня, – перед тем как отдавать материалы бывшему врагу, конечно же, заботливо снял копии со всех носителей информации. И предоставил нам по первому же требованию.
– Вот оно как, – протянул я. – Получается, органы опять победили.
– Типа того, – кивнул он, – но разговор сейчас не об этом.
– А о чем еще? – недоумевающе спросил я.
Если честно, надоело уже выпивать и закусывать. И весь этот треп уже в ушах завяз. Домой очень захотелось или просто куда-нибудь, где есть диван и нет собеседников.
– Помнишь того Кучина с Каретного, для которого ты попер фарфоровых балеринок?
– Ну.
– Гну. – Саня собрался было налить себе еще, но вместо этого закусил. – Это же он потом тебя сдал, – уточнил, – в аренду с последующей утилизацией.
– И что?
– Да то. – Все-таки наполнил он свой стаканчик. И мне самую малость плеснул. – Думаю, ты наверняка захочешь оформить этому дяде ответочку.
– С чего бы это? – я аж закашлялся.
– За все хорошее. – Котов заботливо постучал меня по спине. – Не надо, брат. Месть – это дорога в никуда. Самому себе в первую очередь нагадишь, как тот мужик с «Ветерком».
– Каким таким ветерком? – спросил я. Напрасно это сделал, потому что пришлось слушать.
– Не с ветерком, а с «Ветерком», – направил указательный палец в потолок Котов. – Это марка фена.
– Ну и хрен бы с ним, – буркнул я. Но было поздно, акын Саня уже затянул песнь о делах минувших лет.
– Дело было в первой половине восьмидесятых[47]. Я тогда служил Родине на Дальнем Востоке. Прибыл к нам из-за речки один капитан второго ранга по имени… пусть будет Вася. В очках, мелкий такой, строго по Карнеги общительный. – Глянул на меня в ожидании.
– И? – спросил я, хотя и не хотел особо.
– А до Афгана служил тот Вася в Москве в нашей Стекляшке и прекрасно себя чувствовал. Хорошая квартира в столице, жена-красавица, частые поездки по службе в капстраны. – Пояснил: – Туда, где хорошие командировочные платили. В общем, жизнь удалась!
– Но, – заметил я.
– Но евойная женушка тяжело переносила разлуку с любимым мужем, поэтому Васины начальники во время его отсутствия постоянно ее поодиночке и группами навещали и как могли поддерживали. Чем могли, – гнусно заржал. – А она и рада была.
Перед глазами промелькнули кадры такой коллективной поддержки из полузабытой немецкой порноклассики (хозяйка, сантехник, электрик, полицейский, пара мусорщиков и муж до кучи). Я тоже хохотнул.
– А чтобы Вася не вертелся под… под ногами и не мешал процессу, его постоянно отправляли куда подальше. В один прекрасный день услали действительно далеко, аж на два года в Афганистан. А когда он оттуда вернулся, выяснилось, что жена с ним развелась, из квартиры выписала и даже заработанные там деньги заботливо прибрала.
– Грустно, – признал я.
– Не то слово, – кивнул Котов. – Самое обидное, что виновным в том разводе признали мужа-рогоносца. Потому и направили для дальнейшего, так сказать, продолжения аж за озеро Байкал. Местные его почему-то морем зовут.
– Погано. – И мы выпили, не чокаясь.
– Офицер второго ранга Вася прибыл к новому месту службы и принялся…
– Пить, – догадался я. – И шляться по бабам.
– Служить принялся, – покачал головой Саня. – Не хуже всех прочих, но и не лучше. Вообще, тусклый какой-то мужичонка оказался, никому особо не интересный. Но…
– Что?
– Но знали бы мы, – голосом трагика из провинции пророкотал тот, – какие шекспировские страсти-мордасти, какие жуткие планы… В общем, затаил Вася в душе на свою бывшую изрядное хамство, и решил он ее жестоко покарать.
– Ух ты!
– Именно, – кивнул он. – Выменял у инструктора по минно-подрывному делу на водку тротиловую шашку. Большую, говорили. А это целых четыреста грамм, Карл! Не хухры-мухры. Раздобыл где-то фен «Ветерок» и воссоединил эти два предмета. Умело, надо признать, потому что был тот Вася инженером по первому образованию.
– Жуть! – даже интересно стало. – И что потом?
– А потом он поехал в командировку в Омск или Томск, точно не помню. Ночью слинял по-тихому из гостиницы, добрался поездом до Томска или Омска, где жила тетка изменщицы, и от ее имени послал в Москву фен. Чтобы кудри лучше сушились.
– Иди ты!
– Мамой клянусь, – ухмыльнулся Котов. – Ну-с, получила экс-супруга посылку, достала из ящика коробку с феном и положила на шкаф рядом с точно такой же. Как выяснилось, накануне и она прикупила такой же, именно той самой марки. И тут соседка на огонек заглянула. И выклянчила один «Ветерок» себе любимой.
– Становится даже интересно, – заметил я.
– Этим же вечером соседка приняла душ или ванну, неважно. И решила волосенки посушить. Нажала кнопку и… Ты представляешь себе последствия подрыва большой тротиловой шашки в замкнутом пространстве?
– Смутно, – признался я. – Но подозреваю, что мало не было.
– Именно, – согласился Саня. – Сынок соседки, который в тот самый момент принимал водные процедуры, вместе с ванной, говорят, проехал сквозь стену к соседям по лестничной клетке. Несколько квартир с этого этажа соединились в одну. Шуму было! Но не это главное.