— Моя-то, моя! Бабочка! Едва увидела, и сразу: на огонь! В полымя!
— А мой? Коленками назад! Прыг ему! Скок ему! Хрен ему!
— Моя главная! Цокотуха! Думала: оно легко-то, за копеечку...
— А чья пухленькая? Со смычком?
— Братцы, правда: чей смычок? Я сперва купился, решил: взаправду играет!
— Со смычком — наша! Консерваторская, между прочим!
«Наша» топталась рядом с возбужденной матерью: единственная из труппы, осмелившаяся выйти к публике. За ее спиной безуспешно прятался шут — Пьеро хлопали по плечам, требовали снять штаны «на бис», поили «Монастырским» и по очереди мерили бейсболку с бубенцами. Обсуждалась возможность эротической постановки «Бибигона» силами родителей; папа премьер-таракана требовал роль индюка Брундуляка, утверждая, что все индюшки с галерки ахнут, едва он покажет им очень важную штуку. Честно говоря, поддавшись общему ажиотажу, мы сами прыгали вокруг, крича: «А наш! Наш-то!..» и — радуясь непонятно чему. Вот и проморгали момент, когда в калейдоскоп пива, дыма и улыбок ввинтилась бойкая дамочка из тех, кому всегда тридцать.
— Извините, — сказала дамочка, обращаясь к шуту, словно была с ним наедине в парковой беседке. — Я хотела поблагодарить вас. Это чудесный урок моим стервецам. Вы не согласитесь прийти к нам еще разок?
Пьеро дико замотал головой, рискуя остеохондрозом. Не возникало и тени сомнений: меньше всего он хочет приходить сюда еще раз. Но если обожаемая хозяйка велит сопровождать... конфликт желаний и долга... может, лучше пересидеть в сортире, пока... а если прикажут?! Сложная гамма чувств столь явно отразилась на подвижном лице шута, что дамочка пришла в восторг.
— Разумеется, я не вправе настаивать. Настя, представь меня своему кавалеру.
Настя шагнула вперед:
— Саня, я лучше представлю тебя моей маме. Мама, знакомься: это художественный руководитель «ТРАХа», Александра Паучок.
Немой паузе, сковавшей маму, обзавидовался бы Качалов.
— Александра. Можно просто Саша или Саня.
— Галина Борисовна. Простите мое любопытство... Паучок — это прозвище?
— Нет. Фамилия. Думаю, вы знаете моего отца: Христофор Бенедиктович Паучок, главврач клиники косметической хирургии «Дориан Грей».
Стало ясно, откуда у Сани деньги на такой зал. Много влиятельных носов, убедительных ртов и знаменитых грудей вышло из «Дориана». Сама Шаповал в годину тяжких раздумий прикидывала: подтяжечка, то да се... Короче, не пора ли отдаться в ласковые руки Христофора Бенедиктовича.
Ага, значит, это его дочь...
— Мы попросим... э-э-э... мы с Настей попросим Пьеро как-нибудь заглянуть к вам снова. Хорошо, Сашенька?
— Конечно, Галина Борисовна. Кстати, буду рада видеть также и вас. Если что-то понадобится, звоните. Вот моя визитка.
Шаповал узнала типографию, печатавшую эти визитки.
Алистер Кроули, «наихудший человек в мире», как он сам называл себя, чернокнижник, фактический воспитатель целой плеяды немецких оккультистов, впоследствии снабжавших идеями Гитлера, — итак, он разработал собственную систему знаменитых карт Таро. Характерная деталь: старшей картой в его колоде являлся не Маг, а Шут, который, по мнению Кроули, символизировал «высшую беспечность» и отрешенность от земного. Мрачное шутовство было сутью натуры Кроули: например, однажды он изобрел благовоние для привлечения женщин, но у снадобья оказался побочный эффект — аромат привлекал заодно и лошадей, которые с ласковым ржанием бежали за магом.
От великого до смешного — полчаса рысью, о читатель.
Позднее утро июля полыхало в окна зарей Армагеддона. Термоядерный реактор Солнца по экспоненте набирал мощность, выходя на режим форсажа, предшествующий взрыву сверхновой. Звезда возносилась к зениту, дабы оттуда уже в полной мере низвергнуть на оплот Человечества всю ярость жесткого излучения. Экранирующий кокон атмосферы с трудом отражал лучевую атаку, едва успевая латать озоновые дыры, и спешно перераспределял защитные слои облаков для прикрытия наиболее уязвимых мест. Гидроресурсов атмосферы катастрофически не хватало, и свирепое светило беспрепятственно бомбардировало местность потоками фотонов. Но злодей Фатум явно вознамерился обрушить на дом нашей героини не только буйство космических стихий. И вот: ревет сирена входного шлюза, возвещая о вторжении пришельцев на суверенную территорию.
Забыв спросонья глянуть на мониторы внешних видеокамер, Галина Борисовна решительно, но опрометчиво распахнула дверь. От резкого движения, всколыхнувшего Мировой Эфир и вызвавшего спонтанную дефрагментацию колец Сатурна, расползлась гнилой парусиной ткань пространственно-временного континуума. Правда, связь времен распалась без особой уверенности, смешивая настоящее с будущим в некий футуристический коктейль, что в переводе с диалекта уроженцев Лямбды Уэлльса, ежели кто не знает, означает «петушиный хвост».
Именно он и получился. Просим любить и не жаловаться.
Окинув взглядом воздвигшуюся на пороге троицу, Шаповал безошибочно определила в них квазигуманоидов.
Базовый тип «Homo Sapiens», хотя насчет «Sapiens» имелись сомнения. Мнемоимпульс привычно активировал вживленный в мозжечок чип-коммуникатор, сбрасывая в альтер эго хозяйки файл «Универсального определителя рас Галактики». Замелькали лица, морды, рожи, хари, образины, — пока анализатор не создал набор голопроекций, соответствующий организмам на пороге.
Изрядно поношенная особь мужского пола являлась аборигеном Сквабблера-2. Ошибка исключалась: трифокальные очки из рога реликтового гомункул-лося, дужка скреплена изолентой, двубортный скафандр прожжен на локтях, штиблеты с магнитными подошвами Сорочаевской фабрики «Масс-взуття». Нездоровый цвет эпидермиса и складчатость холки делали сквабблерянина похожим на бульдога-мутанта из лабораторий злого доктора Павлова.
Бурно-рыжая молодящаяся самка в кожанке из шкуры псевдолошамота (это в июльскую-то жару!) принадлежала к секте коммуно-эсэсэрок с Феминиста Ясна-Сокола. Это подтверждали папироса в прокуренных протезах и значок на лацкане, где красовался Ясен-Сокол в детстве.
Ультрафиолет седин третьей особи в сочетании с флюоресцентным макияжем, а также огнь во взоре выдавали в ней песчаную демократицу с Вольного Радикала, астероида-бастарда из Хвоста Скорпиона.
«Пускать в жилой модуль нецелесообразно! Пускать в жилой модуль...» — предупреждающе завыл чип в мозжечке.
— Счастья в борьбе, — вежливо поздоровался сквабблерянин. — Простите, вы — Настина мама?
Отрицать очевидное не имело смысла.
— В таком случае мы — к вам. Обсудить поведение вашей дочери.
Мрачная идиома «проведена разъяснительная беседа» всплыла в памяти без всякой помощи чипа. В прихожей запахло равенством, братством и трибуналом.
Сквабблерянин элегантно шаркнул штиблетой:
— Берлович, Потап Алибекович. Потомственный инвалид, капитан-командор домкома. Переулок Ухогорлоносиков, улей 62-й.
Прасковья Рюриковна, — величественно буркнула де-мократица.
Л. Ярая, — коммуно-эсэсэрка пыхнула ядовитым дымом.
Чем обязана?
— Мне неприятно быть дурным вестником, но общественность, знаете ли, вопиет! И в нашем лице вынуждена довести до вашего сведения, что поведение Анастасии перешло всяческие!
— Разумеется, мы свято чтим свободу личности и прочие завоевания, но ваша дочь, смею доложить, пользуется ими не по назначению, — не замедлила поддержать коллегу Прасковья Рюриковна, по-птичьи кося на хозяйку то одним, то другим глазом. Глаза были разного цвета: желтый и синий.
Лязг речевого аппарата коммуно-эсэсэрки выдавал в нем кибер-имплантант:
— Распустились! Распоясались! Как сознательный член общества, вы просто обязаны принять меры! Тарас Бульба вам в помощь!
Мать сдвинула брови, тая грозу. Самый справедливый упрек в адрес Настьки мог быть высказан вслух только одним человеком во Вселенной: любимой мамочкой. Всем остальным легче было бы живым вернуться из сердцевины пульсара, нежели... Кто позволил Л. Ярой скрипеть на ребенка? С детства недолюбливала киборгов: что природа дала, с тем и живи, а вышел срок — помирай как звали! Тем не менее первую вспышку раздражения удалось подавить, сосчитав до пяти в шестой степени, согласно рекомендациям Бескаравайнера.
— Чаша терпения улья переполнилась праведным!
— С тех пор как Анастасия поселилась в 148-й жилой ячейке, возмущениям популяции не видно конца. Вместе с бывшим муженьком и колонией прочих безответственных организмов она еженощно учиняла пьяные оргии, сопровождая их какофонией, превышавшей допустимый шумовой порог. Помимо этих демонстраций презрения к нуждам улья...
— Да здравствует мировая эволюция! — Л. Ярая конвульсивно разрубила рукой воздух, наводя на мысли об еще одном протезе. — И в этом контексте новый муж вашей дочери — вот истинное средоточие буржуазных пороков! А органы власти позорно бездействуют!
— Новый муж?! Вы в своем уме?!
— Вы что, не знали, что Анастасия снова вышла за? Страсти в шлюзовой камере стремительно накалялись.
Столбики индикаторов давления, температуры и напряженности пси-поля ринулись вверх, приближаясь к зловещей красной отметке. Бесшумно включилась сканирующая аппаратура: на втором этаже модуля умница Юра запустил систему дистант-контроля. Теперь он незримо присутствовал в шлюзе, следя за событиями. В арсенале Гарик спешно набирал код, разблокирующий сейф с активными средствами защиты.
— Поверьте, мы возликовали, когда этот жуткий мезальянс распался! Общественность улья была всецело на ее стороне. Безобразия прекратились, и ничто не омрачало нашу жизнь, пока... пока...
Косметика демократицы замигала серией сполохов, демонстрируя волнение.
— Пока Анастасия не привела это чудовище! Следующие двадцать три с половиной секунды домком улья в ужасе взирал на Шаповал, умирающую от смеха.
— Какой он, к арапам, муж?! — выдавила наконец счастливая мать. — Он ее шут!