но. От слежки я оторвался.
Мне надо было ехать домой. Был уже вечер, около девяти часов. Однако я решил сделать некий «финт ушами». Припарковав свою «ноль-первую» на стоянке в двух кварталах от моего дома, я пошел туда пешком, причем проник к себе со стороны двора, с параллельной улицы, ободрав левую руку при преодолении препятствия в виде забора. Следует заметить, что мои неприятности, связанные с забором, не кончились. Проделывая обратный путь, по закону подлости, я умудрился ободрать еще и правую руку.
Дома я общался с Приятелем. Прослушав резидентно о посещении Гаврюхова, он принял информацию к сведению, и курсором предложил мне проверить следующий вариант: белая «шестерка» Л205073СД, принадлежащая некоему восточному человеку по имени Салман Гудугов. Помимо адреса этого самого Гудугова, Приятель дал мне совет съездить к Меньшовой и спросить у Ирины, не знает ли она этого человека.
Я несколько удивился, но распоряжение Приятеля выполнил. Где-то в десять часов я позвонил в квартиру директора салона красоты, и мне тут же открыли дверь. Людмила Петровна не в пример сегодняшнему утру была спокойна и дружелюбна. И это несмотря на то, что в ее квартире я застал криминалиста всех времен и народов Дмитрия Живосалова, а они оба, как известно, терпеть друг друга не могут.
Я попросил, чтобы Меньшова позвала Ирину, и остался ждать в прихожей.
– Ирина, вам знакома такая фамилия как Гудугов? – спросил я. – Этого человека зовут Салман, у него есть автомобиль, белая «шестерка».
Я заметил, что мой вопрос прозвучал как бы вразрез с настроением Меньшовой, так как почему-то она вдруг нахмурилась и начала производить какие-то нервные движения лицом.
– Кажется, нет, – сказала Ирина после некоторого раздумья. – А почему это вас интересует?
Я не стал врать и заявил, что Салман Гудугов подозревается в похищении Сергея Авдонина, которое произошло сегодня утром.
Меньшова нахмурилась еще больше и вдруг жестко сказала:
– Я так понимаю, что вы переключились на поиск тех, кто похитил этого самого Авдонина, а о нашем деле забыли... Я не понимаю, с чем это связано, Валерий Борисович...
– Дело в том, Людмила Петровна, – прервал я ее, – что у меня есть все основания полагать, что исчезновение Вонюкова и похищение Авдонина являются звеньями одной цепи. Я не исключаю того, что Вонюков исчез сам, и руками своих друзей похитил Авдонина. Зачем это ему надо, я пока не знаю...
Настроение Меньшовой портилось на глазах и она так же, как сегодня днем, зло посмотрела на своего администратора, то бишь Ирину Вонюкову.
– С мужиками-то надо с умом е...ться! – почти яростно выругалась она, зажгла свет в одной из комнат и исчезла внутри.
Ирина пропустила эти слова мимо ушей, она лишь стояла в каком-то оцепенении. Тем временем из зала вышел Дмитрий Живосалов. Этот господин также сегодня не являл собой образец довольного жизнью плейбоя и был несколько мрачен.
– Виделись, – тихо сказал он, увидев меня и решив, видимо, что я собираюсь с ним здороваться.
– Я пошел, – бросил Дмитрий своей бывшей супруге.
– Митя, будь осторожен, прошу тебя, – напутствовала его Ирина, давая ключи от своей квартиры.
– Я всегда осторожен, – сказал Живосалов словами Штирлица. – В конце концов могу я зайти в гости к тому же Крейзи, или ты одна в подъезде живешь?
И, поигрывая ключами, Живосалов закрыл за собой входную дверь.
– Как он узнал, что вы находитесь здесь? – спросил я у Ирины.
– Я не знаю, я ничего не знаю, – устало сказала эта измученная последними событиями женщина. – Не знаю, куда делся Андрей, не знаю, почему увезли Сережу, не знаю, зачем Живосалову нужен компьютер и ключ от моей квартиры, не знаю, кто такой этот ваш Гудугов. Я ничего не знаю!!!
Каждое выражение «не знаю» сопровождалось последовательным повышением голоса, и финальную фразу Ирина почти кричала. Я понял, что пора уходить и, не говоря ни слова, повернулся и тихо закрыл дверь. Заведя мотор своей машины, я сделал как бы несколько кругов по городу, проверяя, нет ли за мной слежки. Несмотря на то, что я ушел от нее несклько часов назад и свою собственную квартиру посещал с тщательными мерами предосторожности – я даже не включал свет нигде, кроме как в комнате Приятеля, которая, как известно, окон не имеет, – все равно я не мог полностью исключать такую возможность.
Слежки, однако, не было, и я взял курс на район, который находился в диаметрально противоположном конце города относительно того, в котором я уже сегодня побывал. Что ж, сегодня все окраины в гости к нам: после Заводского – Ленинский. Я довольно быстро нашел квартиру в обшарпанной пятиэтажке на проспекте Строителей. Несмотря на то, что часы уже показывали половину одиннадцатого, еще только-только начало смеркаться: через несколько дней должен был наступить пик летнего солнцестояния.
Увы, около двери квартиры, названной мне Приятелем, меня ждало разочарование. На звонок никто не откликнулся. Правда, мне показалось, что внутри все же кто-то есть – слышался скрип половиц. Тем не менее, дверь мне никто так и не открыл. Подождав около двери минут пять, я решил уходить. Неким толчком для принятия этого решения стал шум поднимающихся по лестнице шагов. Спускаясь по лестнице, я буквально наткнулся на трех мужчин явно неславянского вида. Один из них сразу спросил меня:
– Вы к Гудугову?
– Да, – ответил я.
– Пойдемте, – сказал мужчина и сделал жест по направлению к квартире.
Я пожал плечами и развернулся, направляясь обратно к двери Гудугова. Кавказцы поднялись на лестничную площадку, и один из них позвонил три раза в звонок. Видимо, это был условный сигнал.
Я начал раздумывать, что мне делать в этой ситуации и пришел к выводу, что бежать, скорее всего, бесполезно, учитывая габариты детей гор. Вглядевшись в одного из них, я понял, что уже видел его, и даже два раза. Оба этих раза приходились на заканчивающуюся неделю, которая прошла для меня очень бурно. Первый раз этот господин попался мне на перроне вокзала, когда мы встречали Живосалова. Тогда у него на груди я узрел значок Джохара Дудаева, которого сейчас не было. «Снял, наверное, для конспирации», – подумал я. Второй раз – в коридоре салона красоты. Мне сразу стало ясно, в чьих руках я нахожусь. Чертов Приятель! Мог бы и аргументировать, чем он руководствовался, рекомендовав мне «пощупать» этого Гудугова!
Наконец дверь открылась, и на пороге квартиры появился еще один представитель кавказской национальности. Перекинувшись на своем языке парой фраз с пришедшими, он посторонился, впуская нас внутрь.
Как только за нами закрылась дверь, мне было сказано, что нужный мне человек по имени Гудугов подойдет скоро, а пока мне следует подождать на кухне. И сделали вежливый приглашающий жест. На кухню вместе со мной прошел один из кавказцев и молча сел рядом.
Прошло где-то пять минут, в течение которых мой визави не произнес ни одного слова и тупо смотрел перед собой. Несмотря на мою уверенность в том, что мне долго придется стучаться до интеллекта этого индивидуума, я рискнул задать ему вопрос.
– А когда придет хозяин-то?
Незнакомец продолжал сидеть в такой же позе. Мне даже показалось, что он занимается духовным самосовершенствованием по какой-нибудь буддистской системе медитации, настолько безразлично он отнесся к моему замечанию.
– Вы немой, что ли? – снова повторил я свою попытку.
После пятисекундного молчания он вдруг произнес с сильным акцентом:
– Сейчас придут, будут говорить, – после чего продолжил жить духовной жизнью.
Мой следующий собеседник представлял собой полнейшую противоположность предыдущему. Если первого я уже в душе окрестил Гаутамой за его приверженность статичному положению тела, то второго следовало бы назвать Кришной, шаловливо играющего с какими-нибудь пастушками. Он был жив, энергичен и непоседлив. Эти ассоциации религиозного характера пришли мне в тот момент на ум, видимо, из-за того, что накануне в минуту, свободную от расследования, я просматривал какую-то кришнаитско-буддистскую хрень, которую прислали мне по ошибке по электронной почте.
Дверь кухни открылась, и на пороге возник Иса Бакаев, руководитель чеченского культурного центра. Я тут же отметил, что у него, видимо, недавно были неприятности, которые запечатлелись на его лбу большой ссадиной. Я решил, что он не в меру ретиво спорил с какой-то другой, такой же необузданной личностью, о вопросах культуры.
Я решил начать разговор первым, причем весьма нетрадиционно, в форме вопроса:
– Вы сегодня толкать меня не будете? А то Бог троицу любит, как у нас говорят.
И через секунду добавил:
– Не знаю, правда, любит ли ее Аллах...
Бакаев повертел головой туда-сюда, кивнул «Гаутаме», чтобы тот оставил помещение, и сел за один из столов. Создалось впечатление, что он не слышал того, что я говорил. Он быстро достал пачку «Мальборо», закурил и изобразил на лице радушнейшую улыбку.
– Здравствуйте, Валерий Борисович. Ради Бога извините, если что не так...
– Да нет, отчего же... Вроде бы пока все так, – сказал я, также доставая сигареты.
– А по-моему, – неожиданно зло сказал коротышка, – все совсем не так!
И впился в меня своими карими глазами. Я сделал затяжку и, выпуская дым изо рта, вежливо сказал:
– Вы извините, но в ваших словах мне многое непонятно...
– Почему непонятно? Все очень понятно, – возразил Бакаев. – Вы должны были заниматься одним делом, а полезли в другое.
– Не понял, – поднял я брови.
– Вы должны были заниматься расследованием исчезновения одного человека, а следите за другим...
– Так похищение Авдонина – ваших рук дело? – спросил я.
– Мы никого не похищали! – пафосно заметил Бакаев. – Просто привезли поговорить по одному делу. А вы сами пришли, и к вам у нас тоже есть пара вопросов.
– А у меня к вам есть вопросы...
Я не договорил, поскольку дверь кухни отворилась, и туда зашел высокий статный брюнет, в котором я узнал человека, которого встречал на вокзале Бакаев. Кроме того, я увидел, что в прихожей одевает свои ботинки Авдонин, явно собираясь покинуть квартиру.