Среди обломков он нашёл остатки пентаграммы, выложенной из серебра с чёрной ртутью, зубчатый браслет, пахнущий пеплом – скорее всего, амулет накопления боли, сосуд с сердцем зверя, заключённый в смоляную кувшинку. Всё это он отправил в печать-поглотитель. Некоторые предметы он оставил себе, чтобы изучить позже. А, возможно, и использовать против самих сектантов.
Когда сбор был закончен, он встал в центре места ритуала.
– Пора завершить всё это. – Огромная тень змеи поднялась за его спиной, вытянулась дугой, обвивая поляну. Её глаза вспыхнули холодным синим светом. Андрей вздохнул, вложил в ладони энергию ядра, и ударил печатью разрушения в землю.
Вспышка… Взрыв… С места печати взметнулся гигантский луч света, уносящийся в небо, как стрела очищения. Сотни рун вспыхнули по кругу, сорвались вверх, закружились в вихре и обрушились вниз, сжигая само пространство. Деревья у границ этого жуткого места затрепетали. В воздухе стояла нестерпимая жара… Земля дрожала, как в лихорадке… Даже воздух стонал после подобного удара.
С городских стен Мэйцзина люди смотрели в ту сторону. Они видели невероятное зарево… Световой шторм… Какую-то странную фигуру в плаще, окружённую змеёй величиной с храм. Никто не знал, кто это вообще мог быть. Но все поняли одно. Этот кто-то уничтожил логово Нефритовой Луны. И никто из тех, кто был на стороне этой секты, не вернулся обратно. Некоторые зрители даже упали на колени. Другие молились. Третьи поспешили бежать – в горы, прочь, подальше от сияющего проклятия, что вспыхнуло на горизонте.
Сам же Андрей, не произнеся больше ни слова, развернулся и пошёл обратно. Змея скользила следом, шипя чуть слышно, будто в воздухе оставался запах врагов. У него в браслете хранилище были спрятаны ценные артефакты, за спиной оставался пепел секты, в сумке – чешуя змеи, из которой можно будет сделать новые печати, а в глазах пылал огонь, что не погаснет, пока всё зло не будет сожжено дотла.
…………
Небо над родовой усадьбой семьи Лин внезапно потемнело. Облака не двигались, но солнце исчезло. Сначала никто не понял, что происходит. Потом услышали звук – свист ветра, рвущего небо. И вскоре, высоко над крышами старинного поместья, показался силуэт, верхом на сияющем копье. Это была немного странная фигура в тёмном плаще, скрывающем очертания тела. Вместо лица – белая маска, лишённая глаз, рта, эмоций. Безмолвие. Молчаливый Палач. Он не скрывался. Он намеренно показал себя. Старейшины семьи Лин, воины, слуги – все высыпали во внутренний двор, прильнув к стенам и балконам, как к последнему рубежу перед приговором. Отец девочки – господин Лин Жао, с побелевшими волосами, но ещё мощной осанкой, уже стоял посреди двора, со сжатыми кулаками.
– Это… тот, кто уничтожил узел секты Нефритовой Луны? – Прошептал кто-то из младших. Но им никто не ответил. Он молча завис в небе над зданием, где лежала его цель. Копьё под ним излучало холодную, почти божественную ненависть. И эту волну чувствовал каждый, кто хоть раз соприкасался с тенью злобного духа. В том числе – сам дух, гнездившийся в теле маленькой девочки. А потом он начал спускаться вниз. Прямо во двор родового поместья семьи Лин.
В тот миг, когда Андрей вступил на каменные плиты двора резиденции, даже стены этого строения начали вибрировать. Дух, скрывавшийся в теле ребёнка, взбесился. Словно почуяв смертельную опасность, он взревел через уста девочки, и её слабое тело выгнулось в судорогах.
– Он пришёл убить! Спасите её! Не дайте ему приблизиться! – Тут же закричал кто-то, бросаясь к дому. Воины, стоявшие у дверей, отец и двое братьев девочки, обнажили оружие. Они дрожали, но стояли. Они не знали, кто этот человек. Они знали только одно – их сестра, маленький ребёнок, в котором все они души не чаяли, вот-вот умрёт, и они не позволят добить её, кем бы ни был этот убийца с небес.
Но Андрей не спешил. Он приземлился прямо перед ними, так, чтобы копьё ударило древком в каменный пол, рассыпая мелкие трещины от давления. В тот же миг вспыхнули рунные кольца – печати подавления, встроенные в само копьё. Они не были направлены на людей. Они были направлены вглубь особняка. На цель. Дух, сидевший в теле девочки, тут же взвыл. Он бился, царапался, рвался наружу. Лицо ребёнка исказилось. Глаза залились чёрной жидкостью. Из рта вырвался смех старика и плач младенца одновременно.
– Вы не понимаете… Вы его не остановите! – Прохрипела она голосом, не принадлежащим ей.
– Стой! – Выкрикнул старший брат, всё же бросаясь вперёд, крепко зажав свой клинок в руке. Но он не сделал и двух шагов, когда в воздухе хлестнула невидимая волна, и он отлетел назад, как выброшенная щепка. Плащ Святого дрогнул, и в следующий миг никто не осмелился приблизиться. Отец девочки сделал шаг вперёд – и встал на колени.
– Прошу… Не наказывай нас. Мы… Не знали, что это зло. Мы хотели спасти её. Только это. Если надо – забери мою жизнь, только оставь ей шанс…
Маска Пустого Лика молчала. Но голос раздался прямо в их разумах, как приговор:
“Я пришёл не убивать. А иссечь гниль из плоти. Отец, не стой между хир… Лекарем и гниющей раной.”
Потом Андрей прошёл мимо. Больше они не пытались его остановить. Он вошёл в помещение, где дрожала от боли девочка, связанная слабыми печатями удержания. Как только он переступил порог – комната вспыхнула тенями, а затем замерла.
Он поднял копьё, и провёл древком по воздуху. Вспыхнула печать изгнания. Снова – печать опустошения. И затем – зов Души Света. В воздухе завыли духи. Печати обнажили сущность злобного духа, выдавливая его из плоти ребёнка, как червя из сердца.
Девочка лежала, скрючившись, словно её тело больше не принадлежало себе. Лицо искажено. Изо рта текла кровавая пена. Глаза были застланы пеленой, под которой то и дело проступали теневые очертания чужого лика. Тело её било в мелкой дрожи, а из груди вырывались звуки, больше похожие на шорох ползущих насекомых, чем на дыхание.
Но как только Андрей пересёк порог комнаты, воздух изменился. Он не издал ни слова. Копьё Святого отозвалось низким пульсом, с вибрацией, которую ощущали даже кости под кожей Тёмное пламя – не огонь, а нечто глубинное, начавшее сочиться по древку, вырисовывая на нём символы воли и изгнания. Андрей поднял копьё в обеих руках и вонзил его в центр комнаты, врезав древко в каменный пол, словно устанавливая центр ритуала. Сразу же вспыхнули печати.
Потом он вытянул вперёд левую руку. С кончиков пальцев сорвались тонкие нити света, которые стали вписываться в воздух, вырисовывая круговую схему. Внутренний круг – печать сдерживания… Второй круг – печать отсечения духовных каналов… Третий – печать изгнания… И, наконец, внешний – печать разрушения узла привязки…
Комната словно погрузилась в другую реальность. Стены затрепетали, как в жару. Пол начал покрываться морозным инеем, который потрескивал под тяжестью разливавшейся духовной силы. А затем – внутри девочки что-то всколыхнулось.
Тень раздулась в её теле. Грудь девочки выгнулась так, будто её позвоночник стал тетивой, которую натянул неведомый лучник. Из горла вырвался не крик, а глухой, разлагающийся вой, от которого у стены лопнула зеркальная пластина. Из глаз девочки хлынула смола – густая, чёрная, как сажа из погреба умерших храмов.
– НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! – Завопила она чужим голосом. – Я УЖЕ СТАЛА ЧАСТЬЮ ЕЁ!
Андрей не ответил. Он не для этого пришёл сюда. Наоборот, он шагнул ближе, поднял копьё… И остриём прочертил полосу по воздуху. В этот миг печати снова вспыхнули. Над телом девочки возникли семь рун, каждая из которых отражала разные фрагменты воли того, кто пришёл очистить не только тело девочки, но и само это место. Печать истины… Печать отречения… Печать изгнания… Печать узла… Печать очищения… Печать памяти… И последняя – печать рассеяния духовного следа…
И в тот же миг он подключил свою волю. Копьё дрогнуло. Из него вырвался луч, подобный игле из звёздного света, вонзившийся прямо в грудь девочки – не раня её плоть, но пронзая ложную душу. Сквозь неё вырвался силуэт – закрученный, дёрганый, злобный облик, напоминающий обугленного младенца с криками старухи, вырвавшийся из тела ребёнка. Он закрутился в спирали над ней. Пытался наносить удары по печатям… Рвался к Андрею… Кричал… Проклинал… Предлагал силу… Но тут Андрей повернул своё копьё на три четверти, и вся система замкнулась в печати уничтожения.
Вспышка… Беззвучный взрыв света… Тень растаяла, словно её выжгли изнутри. Девочка обмякла. Пелена с её глаз исчезла. На губах выступила тонкая капля крови, но лицо стало обычным, чистым… Детским. А вокруг – тишина. И теперь создавалось такое ощущение, будто всё в этом доме – вновь дышит полной грудью. Андрей поднял своё копьё, и печати одна за другой угасли. Они сделали своё дело.
Как только последняя печать угасла, а копьё Святого дрогнуло в руке, Андрей ещё секунду оставался на месте, затаив дыхание. В комнате пахло паленым ладаном, кровью, и чем-то иным – словно горела сама духовная суть. Он внимательно посмотрел на девочку.
Та теперь лежала без сознания, но ровно дышала. С её лица исчезла мучительная гримаса, кожа обрела человеческий цвет. Под веками уже не блуждали теневые шевеления, а губы, до этого сжаты в судороге, едва заметно улыбались. Её маленькие ладони, прежде сжатые как когти какой-то хищной птицы, теперь безвольно опустились, как у спящего. Андрей опустил взгляд на копьё, всё ещё излучающее остатки силы.
Копьё Святого отреагировало. Оно впитало слабый отблеск изгнанного духа, не душу. Нет… Но остаточное эхо, наподобие того, что остаётся в помещении после смертельной схватки. Это поток злобы, боли, страха, отголосок чужой воли. Словно шрам, этот отпечаток вжёгся в узор древнего оружия, и на нём вспыхнул новый фрагмент рисунка – глаз с вертикальным зрачком, сверкающий серебром и алым. Андрей впервые заметил, что копьё не просто накапливает силу – оно помнит. Каждое столкновение, каждую волю, каждый ритуал – копьё сохраняет это как часть божественного опыта, отпечатывая в себе историю воли своего носителя.