Третий – Искажение Плетений. Это был венец. Здесь Андрей попытался переписать сам принцип построения техник. Словно бы плетение шло не по законам стихий или духов, а по деформированным маршрутам, будто рисовалось на рваном холсте.
Из этого родилась "Линия Порчи". Техника, при которой создаётся мнимое слабое плетение – а затем, когда противник взаимодействует с ним, атакует или блокирует, вся скрытая сила вырывается прямо внутрь его меридианов. Эта техника была непорядочной, грязной, почти демонической. Но против тех, кто приносил жертвы и создавал проклятых духов —она была справедлива.
Он понимал, что даже сам он не должен иметь постоянный доступ ко всем техникам. И потому заключил раздел в отдельный свиток, покрыв его плетениями ограничения, использовав силу копья и печати Падшего, чтобы активировать его можно было только при истинной угрозе.
“Тот, кто откроет этот свиток без нужды, пусть станет жертвой своих же страхов.” На крышке свитка он выгравировал знак:《赎罪之骨 · Кость Искупления》
В итоге, сидя у края расщелины, где ветер трепал его волосы, а змея дремала, свернувшись в огромный клубок неподалёку, Андрей смотрел на свиток, и чувствовал, как что-то в нём замолчало. Воля Падшего больше не шептала. Возможно – поняла, что больше не она использует Андрея. А он – её.
Подготовка к испытанию
Туман в низинах ещё не рассеялся, а Андрей уже стоял в самом центре тренировочной арены, раскинувшейся в ущелье, запечатанной десятками слоёв пространственных и защитных печатей. Свиток Искривлённого Искусства лежал на каменном постаменте, полностью запечатанный. А перед ним – уже формировался сгусток призрачного света. Фантом, созданный на основе собственных движений и боевых привычек. Он был не просто копией. Он был зеркалом. Только без сомнений. Без морали. Без жалости. Андрей закрыл глаза. Под его дыханием медленно распускались плетения, одно за другим. Время было пришло.
Он медленно сжал кулак, и с глухим хрустом пустил в ход первую технику раздела – "Двойной Разрыв". Энергия пошла по меридианам, словно раскалённое масло по треснутой кости. Огненные нити завивались в его теле, и каждый шаг отзывался жжением под кожей, словно он сам становился сосудом для взрыва.
Атака шла в двух направлениях. Наружу – и внутрь. И когда он ударил, всё пространство перед ним вспухло от мощного выброса, а его собственные плечи затрещали от внутреннего давления. Но он выдержал. Пробил фантома. А затем рухнул на колено, дожидаясь, пока само тело восстановит возникшие микротрещины.
“Работает. Но использовать в бою – только как добивание. Иначе умру сам…”
Теперь он активировал технику контроля. "Кровоточащая Сфера" – элемент искажения воли. Плетения сплелись в полупрозрачный купол, что медленно охватил фантома. Но иллюзия была не визуальной. Она была эмоциональной.
"Сомнение… страх… желание отступить…"
Фантом пошатнулся. Даже он, не настоящий боец, слегка дрогнул, будто получил отголосок страха из чужого сознания. Андрей напрягся. Если техника сработала на копии его самого, то она могла сработать и на враге. Но цена была высока. Энергия уходила не в сражение, а на подавление чужой души. Подходит лишь против тех, кто думает. Не против зверя.
И наконец, он активировал "Линию Порчи". Для этого парень провёл пальцем по воздуху, и оставил тонкую, бледную, почти незаметную линию. Фантом, как и положено зеркалу, атаковал. Коснулся линии – и в тот же миг его тело словно взорвалось изнутри. Это была плетёная ловушка. Враг сам разрывал себе меридианы, если пытался эту технику обезвредить обычным способом. Тяжело дыша, Андрей сделал шаг назад.
“Идеально для жестоких, но тупых. Как раз для любителей жертвоприношений…”
Теперь он хотел понять, сработают ли ограничения. Он создал ещё один фантом. И вложил в его призрачную руку свиток с одной техникой – урезанной версией "Двойного Разрыва". Потом он провёл призрачный импульс – активируя технику. Фантом вздрогнул. А затем, прямо на его глазах, вспыхнул внутренним огнём – техника начала сжигать его собственное тело. Защита сработала. Недостойный был отвергнут. Андрей кивнул, запечатывая технику обратно в свиток.
“Так и должно быть. Только те, кто выжил бы при её активации – могут её использовать.”
Спустя несколько часов, снова сидя на выступе над соседней долиной, откуда было видно развалины ритуального узла, и стены города, Андрей задумчиво провёл пальцами по камню. Холодный, плотный сланец, впитавший в себя множество печатей, легко отозвался на его прикосновение.
"Если я сам получил технику из Печати Падшего – значит, могу создать нечто подобное."
В памяти всплывал тот обелиск, внутри которого, как в капсуле времени, покоился фрагмент кости Падшего Бога и внедрённая в неё техника пространства, что изменила его судьбу. Теперь он сам хотел сделать свое подобие обелиска. Но не как простую библиотеку техник. А как ритуальный фильтр, что не допустит к Знанию недостойных. А тех, кто прорвётся – он примет, изменит, и, быть может, уничтожит.
Для основы он выбрал метеоритный камень, чёрный и плотный, что однажды был извлечён из горного хребта, где когда-то разбился Звёздный фрагмент. Потом он попал в руки демонов. А от их жреца – уже к самому Андрею. Сердцевина обелиска была вставкой из зелёной бронзы, насыщенной демонической и пространственной энергией, в которую он вмонтировал осколок змеиной чешуи Цзяолин – как якорь силы и защиты. Он долго вырезал гравировку – не резцом, а потоком собственной воли, вплетая в структуру камня магические круги узора подавления, очищения, испытания и впитывания.
Всего он поместил в эту своеобразную капсулу хранения семь свитков – каждый с одной техникой из нового раздела Искривлённого Искусства. Свитки были не бумажные – они были из прозрачного плотного нефрита, в который было заключено знание, в форме спиральных энергетических цепочек.
Чтобы добраться до них, нужно было пройти испытание сознания, а затем – пережить погружение в фантомную реальность, где испытующий должен был сразиться с фантомом себя самого, но в более жестокой, искривлённой версии. Если воля не выдержит – тело выживет. Но техника не откроется. Если выдержит, то на груди появится знак, в виде огненного шрама в форме перевёрнутой змеи, и лишь тогда техника “пропечатается” в его меридианы.
Внутри центральной грани обелиска он вплёл жилистую спираль копья Святого, работавшую как ключ-ретранслятор. Только при касании артефактом, или той, кто носит в себе энергию от него, обелиск оживал.
“Если кто-то когда-нибудь завладеет копьём… ему придётся понять моё Искусство, чтобы использовать его во всей полноте.”
Вскоре он подошёл к завершению. Из собственной крови он создал тонкий сплав печати, в который включил частицу памяти, вырванную из самой кости Падшего Бога. Теперь Обелиск дышал, будто сердце, и с каждым тактом посылал приглушённый зов, заметный лишь тем, чья воля сильна, а душа уже надломлена. А на каменной плите перед обелиском. Андрей вырезал следующее:
“Покой и Безмолвие даются лишь тем, кто взглянул в лицо собственной Тени… и остался стоять.”
…………..
Утро в долине начиналось медленно. Солнце только поднималось из-за скал, бросая на землю мягкий рассветный свет, окрашивая склон в янтарные и золотистые тона. А Андрей, снова облачившись в одежду простого сельского юноши – грубую, потёртую, но опрятную – аккуратно укладывал в сплетённую корзину несколько тщательно закупоренных керамических пузырьков с эликсирами. К каждому он прикрепил полоску рисовой бумаги, на которой была выведена лаконичная надпись каллиграфическим почерком. "Для укрепления крови"… "От лихорадки и жара"… "Ранозаживляющее, применение наружно"… Всё это было частью тщательно продуманной маскировки. Эликсиры казались простыми, но их эффективность не уступала продуктам великих школ.
Он не спешил. Лицо прикрывала простая шляпа с широкими полями, тень от которой скрывала глаза. Волосы были зачесаны вперёд, повязка на руке скрывала ту самую метку, что светилась после прорыва на Доу Лин. Со стороны он и правда выглядел не более чем юношей, слугой старого отшельника, которого все в округе знали только по рассказам.
Когда он вошёл в городок, то словно растворился среди других – торговцев, крестьян, простых горожан. На улицах царила уже привычная суета. Дети бегали между лавками… Женщины торговались с мясниками… Пахло испечёнными лепёшками и жареным луком… Но под этой поверхностью чувствовалась тревога. Люди говорили тише, чаще оборачивались. И почти на каждом углу он слышал то, что искал.
– …я сам видел! – Шептался старик с почерневшей трубкой в руках. – Там не земля, а будто стекло… Плавленое стекло! И воздух дрожал… Как будто всё ещё что-то там горит!
– Это было не простое заклинание… – В тон ему отвечала ему женщина в простом сером кимоно. – Сказали, будто то был сам Дух Горы, пришедший наказать грешников.
– Да это же всё из-за той секты, тех из… как они… Лунной что-то там! – Другой мужчина, с широкой соломенной шляпой, опёршись на палку, сокрушённо качал головой. – Они приходили сюда как к себе домой! Странно всё это. И власти… молчат.
Андрей стоял у фруктовой лавки, выбирая переспевшие сливы, и слушал. Он знал, что слухи имеют свойство искажаться, но среди этих искажений можно было найти зёрна истины – особенно если слушать всех. Вскоре он пересёкся с одним из аптекарей, с которым уже имел дело.
– О, снова ты. Принёс ещё снадобий от твоего старика? – Аптекарь быстро кивнул на корзину.
– Да. Лечебные. Как и в прошлый раз. – Андрей говорил спокойно, его голос был низким, чуть приглушённым, словно он редко им пользовался. Это тоже было частью образа – тихий, необщительный помощник лекаря.
А пока аптекарь осматривал пузырьки, Андрей продолжал внимательно слушать и наблюдать.
– А ты слыхал, – прошептал один из стариков – худощавый, с дрожащими руками, – будто кто-то летал над городом, в тот самый день? Прямо по небу, в плаще из света и тьмы…