“Я – не я. Я – то, что ты решил обо мне. Но что, если ты ошибаешься?”
Потом она ушла в лес, и её больше никто не видел. И таких событий становилось всё больше и больше. Что отнюдь не добавляло уверенности людям в том, что они вообще смогут хоть как-то повлиять на ситуацию. И всё только потому, что, казалось, что даже сам мир уже начинал сдвигаться.
Но Джи-Лунь не нападал. Он просто продолжал пробуждаться. Его перья, уже полностью расправленные, медленно дрожали в неземном ритме. Капли чернильной мысли стекали на землю, и каждый клочок территорий, где они падали, переставал принадлежать прежнему миру. Небо над горами чуть изменило оттенок. Луна стала будто дальше, а звёзды – ближе. Всё было прежним. И, одновременно с этим, всё вокруг уже было другим.
А в это время, в далёком уединённом ущелье, где Андрей ещё не знал, что Джи-Лунь начал движение, сущность древней кости Павшего Бога в его теле отозвалась чужим холодом. Часть его, древняя и мёртвая, узнала знак. И впервые за долгие месяцы, Андрей почувствовал не силу, а чужую мысль внутри себя, обращённую не к телу, а к ядру его разума.
“Кто ты без своей боли, Андрей?” – донёсся до него шепот, и очередная чернильная капля, невидимая другим, медленно упала в его внутренний мир…
…………
Немного погодя после своего пробуждения ото сна, в котором он ощутил чуть ли не детский ужас, Андрей сидел на утёсе. Куда прибыл, ощутив идущую от этого места угрозу. Ветер играл складками его плаща, унося вниз по склону пыльцу с иссохших цветов и золу от недавно сожжённого талисмана. Под ним расстилалась долина – выжженная, но пока ещё живая. Где-то в отдалении громоздились хребты, над которыми медленно клубились чернильные облака. Там пробуждался Джи-Лунь.
И сейчас сам парень прекрасно чувствовал это. Не как маг. Не как культиватор. А как разумный. Сначала это всё проявилось как пульсирующая головная боль, но не от перенапряжения. Потом появились и трудности с воспоминаниями. Слова теряли смысл… Лица путались… А затем – мысли начали раскалываться, как зеркала, в которых кто-то чужой пытался разглядеть его суть.
Он сжал в пальцах амулет из свитой нити павшей звезды. Один из самых редких артефактов в этом мире. И который он когда-то обнаружил в вещах того псевдо-наставника, оказавшегося в последствии Архидемоном. Это была сила, способная пробить иллюзию, развеять дурман, и даже сломать печать Разума.
Но сейчас всё было бесполезно. Он уже пробовал. Когда начались первые волны влияния Джи-Лунь, он сразу попытался использовать защитные печати, замкнуть себя в узле ритуальной реальности, выстроить кокон ментальной тишины. Это сработало… На несколько вдохов. Затем всё начало таять. Не от усилия… Не от удара… А именно от сомнения, проникающего в саму суть конструкции. Артефакт, работавший на вере в свою непреложность, вдруг начал “стесняться” своей функции. И даже его собственное ядро, усиленное сущностью Древней кости Павшего Бога, почему-то стало… Не сопротивляться, но ожидать. Будто само хотело понять Джи-Лунь, как равный пытается понять равного. А это было опасно. Чрезвычайно.
"Ты не можешь понять идею, которая существует вне логики. Если ты попытаешься – ты станешь её частью. А значит – перестанешь быть собой."
Он медленно выдохнул, беря под контроль дыхание. Сейчас ему категорически нельзя было теряться. Нельзя было думать, как культиватор. Нужно вернуться к тому образу мышления, кем он был до этого мира. Рационалист. Аналитик. Прагматик. Он медленно закрыл глаза. Сейчас ему нужна была фактически машинная логика, построенная на чётко выверенных алгоритмах.
И, хотя сейчас это и было достаточно трудно, но в голове парня вскоре уже выстраивались схемы… Математика… Логика… Аксиомы… Но и они… Начинали немного подрагивать. Потому что Джи-Лунь уже был рядом. Не физически. А в понятиях. В структурах восприятия.
– Магия не сработает. – Прошептал парень сам себе. – Сила – будет лишь искрой в вечной тьме. Артефакты – лишь символы, но он – вне символов.
Тяжело выдохнув, он открыл глаза. На листе пергамента перед ним, всё ещё чистом, только что вытащенном из специального тубуса – хранилища, он написал три строки:
“Любая система, замкнутая на себе, может быть разрушена лишь извне…
Если Джи-Лунь – мета-мысль, то он не просто форма. Он – структура оценки…
Структуру нельзя атаковать напрямую. Её можно только противопоставить другой – несовместимой, но столь же логически цельной…”
Сделав такие выводы, Андрей замер.
"Логическая несовместимость… это может быть ключом."
Если Джи-Лунь представляет собой абсолютную рациональность, мир, построенный на единственной оси истины, то противодействовать ему можно… противоположным. Но не хаосом. Множественностью. Парадоксами. Системами, что не стремятся к правде, а живут в несовместимых истинах одновременно.
Именно поэтому он начал чертить тщательно выверенный круг. Систему парадокса. Символы. Но не логические. А метафорические. Глубокие, родом из дорациональных пластов культуры, которые нельзя трактовать однозначно. Притчи. Абсурд. Символизм. Всё то, что для Джи-Лунь могло быть всего лишь ошибкой восприятия, и полным отказом от истины. Но для человека – это был способ жить с неопределённостью.
Для этого он вспомнил Зенона… Канта… Льюиса Кэрролла с его кроличьей норой… Он вспомнил сны. И поэзию. Он вспомнил, что непонимание – не слабость, а путь к свободе.
"Он – идея. Но я – сомнение. Он – структура. А я – контр-восприятие."
В тот вечер, в своей временной пещере, Андрей выстроил Первый Круг Невозможного. Не ритуал. Тут ритуалы никак не могли бы ему помочь. А именно своеобразную модель мышления, оформленную в материю. Он посадил семена растений, которые не растут рядом. Он зажёг свечу, и положил рядом кристалл, впитывающий свет. Он прошептал молитву, которую не верил, и в ту же секунду проклял самого себя за неё. И… Мир начал отталкиваться от этого места. Даже чернильные нити, что пытались проникнуть в его сознание, дрогнули.
А на следующий день он написал на стене:
"Против чистой Идеи не устоять. Но её можно запутать."
Он чувствовал, как Джи-Лунь приближается. Не в шагах. Не в километрах. А в доле смысла, что вычёркивалась из всего вокруг. Когда во сне он увидел фазаньи перья, растущие из его собственного плеча – он понял, что встреча неизбежна.
Но теперь он не будет пытаться победить силой. Как это сделали бы все те, кто родился и вырос в этом мире, привыкшие прорываться силой или даже хитростью по своей дороге. Он встретит Джи-Лунь как зеркало, не отражающее, а искажающее. Как человек, что говорит:
– Да, ты – Истина. Но я – Сомнение. И значит… ты не можешь быть полной.
…………
Эта ночь была слишком тиха. Такая тишина бывает только в тех местах, где сама природа боится сказать лишнее слово. Где даже насекомые отказываются стрекотать, и ветер, обычно гуляющий между сосен и утёсов, вдруг замирает, словно опасается быть услышанным.
Андрей уже стоял у входа в ущелье, глубоко в горах, скрытом среди складок скал, заросших мхом и старыми папоротниками. Над ним пульсировало небо, и с каждой секундой звёзды казались меньше, дальше, тусклее. Как будто кто-то незримо начал вытирать саму ткань небес, стирая одно за другим их световые утверждения. Это был след. След пробуждённого Джи-Лунь.
Подумав об этом, парень слегка зябко повёл плечами. Он уже привык, что рядом с ним всегда крутится тот, кто был ему равен по силам, и верен, как цепной пёс. Его духовный зверь. И сейчас, оказавшись здесь в одиночестве, Андрей чувствовал себя “немного” неуютно. Но в этот раз он намеренно не разбудил Цзяолин.
Она спала в той самой долине, что стала для неё домом, свернувшись кольцами, как свернутая стихия. Её дыхание было ровным, глубоким – и в нём мерцала та старая, горячая мудрость духа пространства, который когда-то был хранителем неба. Но Андрей знал, что это жуткое и могущественное существо, пробуждённое внизу, не было частью небес. Оно было их опровержением. И если бы Цзяолин очнулась и пошла за ним…
– Она могла бы… исчезнуть… – Глухо прошептал Андрей, вспоминая про спящего друга. Или подругу. Сейчас пол не имел значения. Но он часто воспринимал Цзяолин как “женский” персонаж. Ведь ранее она была змеёй. А она этого не отрицала. И сейчас она могла пострадать. Не умереть. Именно исчезнуть. Раствориться, если существо вроде Джи-Лунь решит, что "верность", "дружба", "тело", "дух", "я" – это всего лишь неоправданные конструкции, мешающие целостному взгляду.
Именно поэтому, уже покидая долину, перед тем как отправиться сюда, он наклонился, и тихо, практически очень нежно, приложил руку к массивной чешуе дракона.
– Ты не должна быть частью этого. – Выдохнул он. – Потому что ты живая.
В следующий миг он развернулся и ушёл, растворяясь в тумане, что стелился по горам, подзываемый туда, где мысли и реальность больше не разделялись.
Путь к месту встречи нельзя было описать географически. Он не шёл в каком-то определённом направлении. Он просто отказывался идти прочь. И с каждым шагом, всё больше терял ощущения времени, координат, расстояния. Сейчас ему было просто бессмысленно сверяться с компасом. Его стрелка дрожала, как память после кошмара. Пространство здесь не столько изгибалось, сколько отказывалось быть понятым. Он шёл босиком – как будто сапоги мешали разуму чувствовать. Без печатей… Без защит… Без имени… Потому что встречать чистую идею – значит быть обнажённым в самой уязвимой точке мира. Внутри самого себя. И он шёл. Долго… И с каждым шагом ему становилось легче, с каждым вдохом – холоднее…
Надо сказать, что увидел это существо парень далеко не сразу. Сначала было ощущение. Тонкое. Как будто в его сознании появилась тень, отбрасываемая не чем-то, а понятием. Словно его мысли начали освещаться не изнутри, как обычно, а внешним светом, которому всё равно, что он разрушает.
Потом проявился и звук. Нет, не рёв. Не голос. Шорох перелистываемых страниц. Но эти страницы были не бумажные. Это были страницы реальности, медленно переворачиваемые кем-то, кто смотрит, оценивает… и иногда просто отказывается читать дальше, банально вырывая ненужную страницу прочь.