ла бы причислить к категории таковых.
Чтобы попасть в здание, надо было подняться на каменное крыльцо, на котором сидела странная фигурка в черной рясе, явно женского пола. Правда, при ее старости это уже не имело значения. Рядом со старушкой сидела компания молодых ребят – они дружно ковыряли радиоприемник, который выглядел как бабушкин ровесник. Пожилая монашка наблюдала за молодежью, точно любящая бабушка за своими внучками. Выяснив у компании (монашка оказалась совершенно глуха), что настоятель у себя в келье, мы отправились к нему. Жил он на втором этаже, и вела туда деревянная лестница, на вид очень скрипучая. По ней как раз кто-то начал спускаться вниз, и мы воочию смогли убедиться, что она таковой не только казалась. Освещаться она не освещалась, перил у нее не было, а выглядела лестница очень крутой, поэтому, чтобы не столкнуться с тем, кто по ней спускался, и не вызвать катастрофу, мы остались стоять в уголке, возле входной двери.
Катастрофы, впрочем, нам так и не удалось избежать. Мы с Инкой, попав почти в настоятельские покои, расслабились и разговорились. А разговорившись, забыли о том, что не мешало бы поглядывать по сторонам. В результате мы увидели моего убийцу – он как ни в чем не бывало спускался по лестнице, – только когда он оказался почти возле нас. Киллер продолжал спускаться, делая вид, что смотрит в другую сторону. Что в такой ситуации делает любая нормальная девушка? Правильно, она визжит что есть мочи. Так я и поступила. Визг разнесся по всему скиту, вылетел за его пределы и вывел моего убийцу из блаженного состояния покоя. Он вытаращился на меня в полном недоумении. Затем метнулся, но не к нам с целью меня наконец прикончить, чего я всерьез опасалась, а в противоположную сторону. На пути ему попалась деревянная балка, в которую он со всего размаха врезался головой, но, похоже, этого даже не заметил, так как был явно не в себе. Можно было бы возгордиться, если бы не ужас, написанный на лице киллера. Чего-чего, а ужаса я у мужчин обычно не вызывала. Проанализировав свои ощущения, я поняла: это даже в каком-то смысле приятно. И удвоила свои усилия.
Моего убийцу охватила паника. Побившись головой о балку еще немного и убедившись, что выход в эту сторону закрыт, он бросился в другую сторону и вышиб какую-то дверь. Следом за этим раздался звон стекла, потом – жуткий грохот. А затем мы услышали восхищенные вопли молодежи на крыльце. Выскочив наружу, мы с Инкой смогли воочию лицезреть, как мой грозный убийца собирает себя по частям среди осколков разбитого стекла, а потом бочком, но весьма стремительно удаляется прочь, очень напоминая при этом краба.
– Чего это он? – веселилась молодежь на крыльце. – Дверь кельи с окном перепутал? Это он вопил? У нас чуть барабанные перепонки не полопались!
– Ну, настоятель дает! – восторгался один парень, видимо, предполагая, что Назарий вытолкнул надоевшего ему инока прямо в окно.
– Он же с первого этажа выпал, а не со второго, – возразил парню его рассудительный товарищ. – А настоятель на втором этаже сейчас.
Но восторженный юноша не унимался. И лишь старушка в черной рясе все так же безмятежно дремала на солнышке; гомон вокруг побеспокоил ее ничуть не больше, чем если бы мимо пролетел комар.
К настоятелю теперь идти как-то настроения не было, но мы все-таки пошли. Иначе кто бы раскрыл ему глаза, кто бы поведал о том, кого он пригрел у себя на груди? Настоятель сидел за столом у себя в келье, окна которой глядели на лес, и потому шума во дворе настоятель не слышал или не обратил на него внимания, ибо был погружен в раздумья.
– Хм, – сказала Инка, постаравшись, чтобы это прозвучало как можно многозначительнее.
Настоятель слегка вздрогнул и повернулся к нам.
– А у вас что? – спросил он.
– На острове убийца! – заявила я. – Он уже прикончил одну женщину, хотя она и была весьма неприятной особой. И еще он несколько раз стрелял в меня. Мы его видели!
Отец настоятель тяжело вздохнул и посмотрел в окно. Пейзаж его не порадовал, хотя странного киллера он за окном не увидел. Потом настоятель снова повернулся к нам.
– Так это из-за вас он чуть не утонул сегодня? – спросил он, глядя на нас с укоризной. – Не очень по-христиански.
Дело принимало неожиданный оборот: мне, спасавшей свою жизнь, еще и оправдываться приходилось. Что за дела? Решив, что настоятель просто не понял толком, в чем тут суть, я повторила:
– Этот человек убил женщину и теперь сюда явился, чтобы убить еще одну. Мне, в общем-то, тоже было бы плевать на это, но, видите ли, дело в том, что я рискую оказаться его следующей жертвой. Я же свидетельница его преступления, а свидетелей убирают в первую очередь.
Я еще хотела добавить, что он хоть и священник, а все равно не мешало бы ему почитать пару-тройку детективов. Тогда бы он меня не стал упрекать, а, напротив, сам бы заволновался. Но тут настоятель спросил:
– Ты видела, как он убил?
Вопрос надолго поставил меня в тупик, так как я и в самом деле не видела этого. Но вмешалась Инка.
– Ну и что с того, что именно этого она и не видела? Больше некому. Там больше никого с пистолетами не бегало.
Настоятель еще раз тяжело вздохнул и снова посмотрел в окно. На сей раз он смотрел так долго, что я поневоле начала проводить аналогию между выпавшим в окно убийцей и нами, пока еще стоящими в келье настоятеля, пока...
– Не судите поспешно, а лучше вообще не судите. Но если не сможете, то хотя бы выслушайте вторую сторону, – несколько туманно выразил свое пожелание священник.
– Как же ее слушать, если он говорить с нами не желает, – возмутилась Инка. – И как вы себе это представляете? У вас, должно быть, большой опыт в общении с беглыми преступниками.
Отец-настоятель скромно потупился и предложил нам идти по своим делам и не беспокоиться, особенно из-за мелочей.
– И он это называет мелочью! – возмущалась Инка, спускаясь по лестнице.
– По сравнению с вечностью, с которой они тут постоянно имеют дело, наши проблемы и правда выглядят мелочью, – вступилась я за настоятеля.
– Самое смешное, что нам теперь придется разыскивать этого твоего убийцу, – неожиданно заключила Инка.
– Зачем?
– Чтобы поговорить с ним.
У меня было сильное подозрение, что одна из нас сошла с ума, а может быть, мы обе.
– Послушай, – попыталась я вразумить подругу, – я не знаю, что он там наплел настоятелю, но я-то точно видела, как он поднимает пистолет и стреляет в меня! Понимаешь, в меня! Такое ни с чем не спутаешь. И потом, на рынке тоже был он, и в квартире у бабушки стрелял тоже он, больше некому. Кто еще на меня может иметь зуб?
– Но сюда он приехал раньше, чем мы, – заметила Инка.
– Ну и что с того?
– А то, что он не мог знать, что мы тоже сюда направимся. Он даже не ожидал тебя здесь увидеть. Недаром он так перепугался. Наверное, тоже от кого-то спасается или решил грехи замолить. А тогда он не совсем конченый тип, и с ним вполне можно поговорить.
– Спасается, конечно, – с ехидством заметила я. – От заказчика, которого подвел, не устранив меня, так как я свидетельница, или от мафии, которая в своих рядах дилетантов не терпит и к которой этот заказчик вполне мог обратиться за помощью. В таком случае парень сейчас точит нож, если ему удалось стащить его на кухне, или выламывает дубину поувесистей, чтобы опустить ее на мою голову и реабилитировать себя.
– Но в людном месте он ведь не будет на тебя набрасываться с удавкой, – сказала Инка, хотя я про удавку не упоминала. – Поэтому ты ничем не рискуешь, если мы его немного поищем где-нибудь на монастырском подворье – каре.
Против этого у меня не нашлось возражений. С острова сбежать не было возможности, следовательно, убийца не мог рассчитывать на то, что, прикончив меня на виду у многочисленных свидетелей, он прыгнет в отходящий транспорт – и привет. Поэтому на каре я согласилась.
Каре представляло собой небольшой дворик, покрытый травкой и несколькими клумбами, на которых мирно паслись овечки и лошадь. В центре же стоял храм. Раньше здесь было целых два храма: на первом этаже и на втором. Не надо только воображать себе диковинную конструкцию, в которой на луковках одного храма чудом удерживается второй – поменьше. Ничего подобного, верхний храм представлял собой точную копию нижней залы, в которой сейчас шло богослужение, а в верхнем не шло. Во-первых, народу было не так чтобы и мало, но и не много, все вполне умещались в нижнем храме; а во-вторых, там полным ходом шли реставрационные работы, и мы туда не полезли. По периметру двор был окружен монастырскими стенами, в которых, по идее, и полагалось жить монахам, но так как там было сыровато, то монахи селились кто где, благо их было всего несколько десятков.
Мы заглянули в нижний храм, а в верхний я идти отказалась – народу там не было, а вот для засады и метания тяжелых предметов в мою персону он убийце вполне подходил. Но в храме нашего знакомого не оказалось, во дворе – тоже, поэтому Инка предложила осмотреть территорию, прилегавшую к каре. Я к этому времени уже осмелела, потому и решилась на такой безумный шаг. Мы вышли на природу, щедро засаженную вековыми липами.
– Привет! – раздалось над нашими головами. Мы вздрогнули и подняли глаза. Среди веток покачивалось рыжее существо, очень похожее на девочку. По крайней мере, оно было в юбке и в платке.
– Вы сегодня приехали? – поинтересовался ребенок. – А я тут уже неделю живу вместе с мамой, сестрами и младшим братиком. А старший брат учится в академии, он станет священником, как и папа. А еще у нас есть Настя – она старшая, будет регентшей и сейчас поет в хоре. Мечтает уйти жить в монастырь, только еще не решила в какой. А еще у меня есть...
– Тебя как зовут? – прервала я рыжее существо, так как чувствовалось: семья у них большая и рассказ затянется надолго.
– Машка, – ответил ребенок, лихо спрыгивая на землю с высоты второго этажа. – Меня тут все знают, я очень приметная.