– Да ничего, – он растерян, – мы только узнали твой день рождения – и все.
– Ну ладно, – снисхожу я. – Но больше так не делайте.
– Не будем. – Альбертино поднимает руку в клятвенном жесте, молчит пару секунд и спрашивает: – Так что тебе подарить?
– Может, сам придумаешь? – усмехаюсь я.
Тест номер тридцать пять: выбор подарка. Так мы с девчонками всегда проверяли кандидатов и всерьез подумывали, не заменить ли этим тестом прочие, более традиционные: на внешность, на вежливость и т. д. Потому что подарок, который тебе дарит мужчина, это не просто вещь, это – свидетельство того, что у него там с мозгами и неординарностью мышления.
Нижнее белье, духи и бижутерия – подарки из серии не прошедших тест. Их, конечно, приятно получать, но от мыслей о том, что это исключительно банально, избавиться никак нельзя. Часики, посуда, всякие оригинальные сувениры и вещицы – уже лучше, но начинаешь ощущать, что и они уже набили оскомину. У меня были свои пристрастия, о которых – увы! – ни один претендент не догадывался. Просто потому, что это не сочеталось с типичным мужским представлением об интересах девушки.
– Хорошо, – кивает Альбертино, – пошли.
– Куда?
– Сейчас увидишь.
Мы идем… в «Графику М». Для тех, кто не в курсе, это – магазин канцтоваров. Альбертино уверенно тащит меня на третий этаж, я пыхтя поднимаюсь и молчу. Просто нечего сказать…
– Вот! – Альбертино победоносно тычет в стену.
Я изумленно взираю на потенциальный подарок.
– У тебя такой штуки нет, – сообщает мне Альбертино, как будто я сама этого не знаю.
Конечно нет. Она стоит уйму денег. Вещь, которая вроде остро и не нужна. Но – как мне ее хотелось!
– И поэтому, – продолжает Альбертино, – ты пишешь все на каких-то клочках. Будьте любезны, – поворачивается он к продавцу, – нам вот эту демонстрационную доску, на которой можно писать. Да-да, самую большую. И к ней – всяких там смывалок и прочего…
Нет слов. Пять баллов по пятибалльной шкале за оригинальность и семь – за попадание.
– Ты удовлетворил свое любопытство относительно Питера? – спрашиваю я Альбертино уже вечером.
– Частично, – подумав, отвечает он. – А ты?
– Я? – Я непонимающе смотрю на него. – Что ты имеешь в виду?
– Да так. – Он смущенно поводит плечами.
И имеет в виду не Питер, вдруг понимаю я. Конечно, Питер же знаком мне как облупленный. Альбертино желает знать, что я думаю о нем самом. Но ведь я не обязана отвечать, верно? Я не капризничаю, не кокетничаю, просто сама не знаю, что думаю об Альбертино. В голове перемешалось так много всего… Оно должно осесть и выкристаллизоваться. С течением времени. Без времени ничего не получится.
Одно только беспокоит меня все эти дни. Благодаря «душке Жи». Еще когда мы встречали Альбертино, она заметила:
– Странно, не правда ли? Ты, наверное, впервые не несешься сломя голову за симпатичным мужиком.
– Не поняла, – с недоумением воззрилась я на нее тогда, – что ты хочешь этим сказать?
– Да не знаю, как бы тебе объяснить, – досадливо поморщилась Жаннета. – Ну, вот смотри: раньше стоило в твоем окружении появиться симпатичному нормальному мужику, как ты сразу же начинала боевые действия, чтобы прибрать его к рукам. А сейчас такой мужик сам идет к тебе в руки, а ты еще носом крутишь. Ведь он ничего не сделал, чтобы внушить тебе отвращение?
– Нет, – подтвердила я, – не сделал. Даже, скорее, наоборот.
– Вот видишь, – продолжала Жаннета. – А ты все равно его не берешь. Можно сказать, даже отпихиваешь.
– Я не отпихиваю, – возразила я. – Ты не забыла, что мы как раз его и едем встречать?
– Да не забыла, не забыла, – отмахнулась от меня Жаннета. – Я говорю «отпихиваешь» в переносном смысле. То есть рвения не проявляешь, понятно?
Куда уж понятнее. И, я согласна с Жи, все это странно и непривычно. Хотя, может, здесь как и с сексом: не нужно нам больше количества, подавай качество? Знать бы еще, какое качество мне нужно.
Мы подъезжаем с Альбертино к площади Восстания. 22.05. Это я настояла на том, чтобы выехать из гостиницы пораньше. Не люблю бежать сломя голову за паровозом. Альбертино посмеялся над моими страхами, но подчинился.
– Может, по кофе? – предлагает он, когда мы входим в вокзал.
– Ты хочешь?
– Да нет. Думал, так просто, время провести до поезда.
– Я тоже не хочу. Давай просто походим, поболтаем.
– Давай.
Мы замолкаем. Болтовня в ожидании прибытия поезда никогда мне не удается. Особенно когда я кого-то провожаю. Часы отщелкивают минуты до момента расставания, и кажется, что нужно говорить какие-то страшно важные и нужные слова, однако они, как назло, в голову не приходят. Да и вообще, ничего не приходит. Голова вдруг становится пустой и прозрачной. И то же самое, похоже, происходит с тем, кто стоит в это мгновение рядом со мной. Потом внезапно мы оба начинаем говорить одновременно, торопясь и перескакивая с одного на другое, не соблюдая никакой логики в своих пассажах, стремясь заполнить паузу. Обычно какой-то чепухой. И понимаем оба, что несем несусветную чушь, и от этого чувствуем себя, как люди перед скрытой камерой, но люди, которые знают, что их снимают.
– М-мм… – прерывает мои раздумья Альбертино.
Я с готовностью поднимаю на него глаза. Неужели он придумал тему для прощального разговора?
– Ты будешь мне писать? – Зеленые глаза серьезно смотрят на меня.
– Э-э… – озадачиваюсь я.
– Длинные и подробные письма, – продолжает он, – обо всем, что происходит в твоей жизни…
Я холодею от ужаса. Нет! За что мне такое наказание? Длинные и подробные письма – хуже этого могут быть только длинные и подробные письма!
– Э-э… – вновь выдавливаю я из себя.
– Нет, конечно, я не прошу отчетов о том, какой пастой ты чистила зубы утром, но… – И Альбертино вдруг начинает хохотать.
О! Я с облегчением перевожу дух. Он шутит, чтоб ему!
– У тебя было такое выражение лица, – информирует он меня сквозь смех, – как будто я медленно пилю тебя тупым ножичком.
– Ненавижу писать письма, – честно признаюсь я. – Может, лучше мы будем общаться по телефону?
– Ясное дело, лучше, – соглашается Альбертино. – Опять же голос твой услышать.
– Наверное, ужасно противный. – На меня накатывает припадок самоуничижения.
– Зря ты так. – Он пожимает плечами. – У тебя очень милый голос.
Врет, но все равно приятно. Мы выходим на перрон. 22.32.
– А в Москве холодно, – сообщает мне Альбертино.
– Правда? – сочувственно говорю я. – Невезуха.
– Это точно, – кивает он и, глянув вдаль, удивляется. – Смотри-ка, поезд уже подали!
– Здорово. – Я тоже прищуриваюсь. Поезд тихонько подползает к платформе.
– Какой у тебя вагон? – спрашиваю я.
– Четвертый.
– Значит, в конце платформы. Пошли. – И я решительно направляюсь к хвосту поезда.
Мы находим четвертый вагон, Альбертино демонстрирует свой билет проводнице и скрывается в вагоне, бросив мне:
– Я сейчас.
Я стою за спиной у проводницы и от нечего делать разглядываю Альбертиновых попутчиков. Народу много. «Уже сезон, – меланхолично думаю я. – А скоро вообще будет столпотворение. Белые ночи – и вся Москва у нас в гостях».
В дверях появляется Альбертино.
– Ну, как? – интересуюсь я. – Все в порядке?
– Как обычно. – Он морщит нос. – Знаешь, не люблю поезда.
– А кто их любит? – бормочу я, наблюдая, как он вытаскивает из кармана внезапно зазвонивший мобильник.
– Да, – говорит в трубку Альбертино. И через секунду:
– Привет.
И, выслушав, что сообщает ему собеседник:
– Ну, хорошо.
И еще через мгновение:
– А кто?
После чего кивает, как будто его кто-то может видеть, и прощается. Поднимает глаза на меня. Я вопросительно улыбаюсь и жду, когда он расскажет, кто звонил. Не то чтобы меня это сильно интересует, но он похож на человека, которому нечего скрывать, а значит, должен рассказать. Однако Альбертино молчит и, что странно, смотрит на меня с выражением: «Ой-кто-это?» Улыбка сползает с моего лица, и в этот же момент он приходит в себя.
– Извини. – Альбертино прячет мобильник и бросает взгляд на свои часы.
Я киваю и молчу. На нас опять наползает предотъездная молчанка с тем только отличием, что Альбертино явно чем-то озабочен. Еще пара секунд, и он неожиданно говорит:
– Послушай… может… тебе лучше уже…
– Уйти? – заканчиваю я за него. – Но…
– Ну… – он мнется, – так не люблю прощаться… – Он опять бросает взгляд на часы. – Зачем тебе непременно ждать отправления?
В общем, я с ним согласна. Какая разница, когда махать платком и вытирать слезы? Долг гостеприимства не позволял мне самой сойти с дистанции, а если он сам хочет…
– Как хочешь, – подаю я голос. – Я просто думала… Недосказанности плодятся и множатся в пространстве между мною и Альбертино.
– Да, – с облегчением выдыхает он. – Езжай домой, тем более что уже поздно, – и добавляет: – Чтоб я не беспокоился.
– Хорошо, – говорю я.
И задумываюсь: а что теперь? Жаркие объятия или холодные рукопожатия? Альбертино отметает оба варианта и, наклоняясь, нежно целует меня в обе щеки. Отстраняется и говорит:
– Спасибо тебе за все.
– И тебе, – машинально реагирую я.
– А мне-то за что? – искренне удивляется он.
– За нечаянный туризм, – быстро нахожусь я. Нет, действительно надо уходить.
– Пока.
– Пока, – кивает Альбертино и добавляет: – Береги себя.
Я иду по платформе, лавируя между спешащими на поезд пассажирами и провожающими, не обращая на них особого внимания. Какие-то неясные мысли бродят в моей голове. Или это не мысли в голове, а чувства в каком-то другом месте? Словом, что-то будоражит кровь. Ожидание ли, предвкушение ли? А может, разочарование? Придумал бы кто-нибудь аппаратик для перевода собственных мыслей в текстовый файл, я бы первая стояла в очереди за ним.