– Пока – рождение…
– Статистика утверждает, что женщины живут дольше мужчин лет на пять…
Раневская соглашается:
– Конечно, именно столько они постоянно отнимают от своего возраста, когда его называют.
– Женская логика и правда ущербна, по крайней мере, в отношении мужчин.
– ?!
– Сначала старательно не замечают недостатков, потом влюбляются в это черт-те что, выходят за него замуж, десяток лет перевоспитывают, а потом рыдают, что вышли замуж не за того.
– Фаина Георгиевна, у вас были романтические любовники?
Немного подумав:
– Нет. Таким обязательно хочется женщину от чего-то защитить. Разве похоже, что меня нужно защищать?
Домработница утром, обнаружив Раневскую лежащей на диване:
– А чего это вы лежите, когда давно день?
Та, выпустив кольцо дыма, философски:
– Счастья жду…
– Лежа-то чего?
– Сидя ждать устала.
– Фаиночка, тебе не надоели вопросы об отсутствии мужа? Столько нетактичных людей вокруг!
– Да, действительно, нетактично так открыто завидовать…
– Репортеры делятся на тех, кто сначала берет интервью, а потом печатает его, и тех, кто поступает наоборот.
– Фаина Георгиевна, вам приписывают столько шуток! Неужели вы все это сказали?
– Это смотря какие шутки, те, что удачные, конечно, мои. А если неудачные, не только не говорила, но и не слышала.
– Глупое выражение: «чувствуйте себя как дома». Будь человеку дома хорошо, разве он к вам пришел бы?
– У мужчин, причем всех до единого, есть один огромный недостаток, которым исключительно редко страдают женщины!
– Какой, Фаина Георгиевна?
– Они не умеют рожать детей!
После очередного остроумного перла:
– Фаина Георгиевна, это вы только что придумали?!
– Нет, это я себя процитировала.
– Говорят, что у дураков деньги не задерживаются… Мне кажется, дураком для этого быть необязательно.
– Неприятности не снежный ком, милочка, это лавина.
– Старость странная штука, не все до нее доживают, а вот пережить и вовсе никому не удавалось.
– Если это дело принципа, то пусть принцип его и делает.
В ответ на вопрос, понравилась ли пьеса современного драматурга:
– Справил нужду на бумаге.
– С возрастом порох в пороховницах постепенно превращается в обыкновенный песок…
– Для того чтобы быть уверенной в завтрашнем дне, надо точно знать, что до него доживешь.
– Будущее есть у всех, даже у тех, кого вот-вот понесут ногами вперед. Только у всех оно разной продолжительности.
– Особые приметы? Шрам на правой щеке… от аппендицита.
– Для похудения вот еще фасоль полезна…
– От фасоли, напротив, поправляются, Фаина Георгиевна.
– Вы ее есть, что ли, собрались? Надо рассыпать по полу и собирать по одной, наклоняясь за каждой.
– Ну, уж от скромности Завадский не заболеет и не умрет! Он найдет другую причину для этого.
– Я не могу положить зубы на полку, у меня нет свободных полок, все заняты книгами…
– Дамские журналы нелепо пишут «она потеряла столько-то килограммов»! Глупости, попробуйте эти килограммы потерять! Они уходят только с боем и возвращаются обратно при первой же возможности.
Желая задеть Раневскую, актриса интересуется:
– Это нелепое сооружение на вашей голове называется шляпой?
Раневская в долгу не остается:
– А эта нелепая тыква под вашей изящной шляпкой как называется?
– Станиславского надо отменить!
– Фаина Георгиевна?!
– Он свою теорию создавал, когда актеры на сцену играть выходили, жизни проживать за время спектакля. А сейчас приходят, чтобы ставку отработать. Сейчас если каждый будет демонстрировать себя в предлагаемых обстоятельствах, то сплошной базар получится.
– Завадскому мало своих творческих мук, мало даже актерских, он еще и зрительских ждет!
Зная о постоянных стычках между Раневской и режиссером Завадским, актриса картинно вздыхает:
– С Юрием Александровичем так тяжело, он же считает себя гением…
Раневская замечает:
– Лучше уж режиссер-гений, чем режиссер-идиот.
Завадский:
– Я вечно хожу в дураках из-за ваших выходок!
Раневская радостно:
– Так это же хорошо! В дураках ходят только умные, значит, вы умный.
– Многим современным режиссерам в аду уготована страшная участь.
– Почему?
– Поднять руку на Чехова – значит совершить все семь смертных грехов сразу.
«Ученье – свет!» – плакат предупреждает.
Неграмотный его не прочитает…
– Жаль, что когда писались заповеди на скрижалях, еще не было театральных режиссеров. Иначе еще одной заповедью было бы «не навреди» по отношению к классике.
– Проще всего режиссерам кукольных театров – актеры на сцене привязаны на нитках и возражать тоже не способны. Но Завадский почему-то в кукольный театр переходить не хочет.
– Раньше я думала, что классику ничем испортить нельзя. Теперь понимаю, что недооценивала современных режиссеров. Даже Чехова умудряются испоганить.
– Куда едет отдыхать Завадский, когда пойдет в отпуск?
– Кажется, в Крым, – отмахивается Марецкая. – А тебе зачем?
– Хоть бы раз поехал в местный санаторий.
– Зачем? – снова вопрошает Марецкая.
– Крым для меня дорог, а в санатории я бы ему отпуск испортила с удовольствием.
Раневская рассказывала:
– Инициативный дурак страшен везде, в театре тоже. Неделю назад в спектакле «Странная миссис Сэвидж» вместо кресла на сцену огромный диван вытащили. Половину спектакля только и думала, как бы по неосторожности синяков не наставить, обходя это чудовище. После спектакля спрашиваю, мол, зачем поставили? Рабочий отвечает:
– Дык вам же лучше хотели. Чтоб сидеть вольготней было.
– А ходить как?! Вы же места не оставили совсем!
Советуют:
– Не ходили бы. Сядьте и сидите, а речь вашу и так услышат, кто захочет.
И смех, и грех. Хотели как лучше, а получилась глупость. Вчера перед началом спектакля заглянула на сцену – монстр снова стоит. Требую, чтоб убрали, отвечают, что теперь этот реквизит к этому спектаклю приписан, чтобы Раневской угодить. Пока добилась, чтобы утащили, минут пятнадцать прошло, даже занавес задержали. Снова слух прошел, что Раневская капризничает, мебель заставляет на сцене менять. И ведь никто из актеров не заступился, словно у них синяков не было…
Раневская почти восемь лет пыталась играть в знаменитом Московском драматическом театре имени А. С. Пушкина, очень надеясь на серьезные драматические роли. Но не прижилась там, в театре достаточно своих прим, кроме того, репутация язвительной нарушительницы спокойствия вовсе не способствовала получению тех ролей, которые Раневской были нужны.
– Примы во всех театрах всех городов похожи между собой, как очковые змеи. Они готовы играть Джульетту до восьмидесяти лет, только бы та не досталась сопернице.
Раневская никогда не вступала в бой за роли, считая это крайне унизительным. Хотя то, что она играла всю жизнь, редко кто оспаривал. Сама признавалась, что с 22 лет играет старух, а на такие роли актрисы обычно не претендуют.
– Бывают дни, когда Завадскому не позавидуешь. Во время распределения ролей в новом спектакле театр становится похож на террариум, в который кинули всего одного кролика, и то тощего. Актрисы шипят и плюются ядом, улыбаясь при этом.
– У нас не театр, а зоопарк. Актеры и актрисы в нем то львицы, то павлины, то змеи, то голубки белокрылые… всякой твари по паре, а в действительности сплошные бараны и овцы!
– Незнание иностранного языка вовсе не признак патриотизма.
– Врачи больше всего любят ж…
– Ты имеешь в виду проктологов, Фуфа?
– Нет, все. Пришла к хирургу – уколы в ж…, к терапевту – тоже, к невропатологу и даже к окулисту!
Юрский поставил спектакль «Правда – хорошо, а счастье лучше» по пьесе Островского ради Раневской. Роль она выбрала сама – старой няньки Фелицаты, объяснив коротко:
– Я столько за свою жизнь сыграла сволочей! Хочется чего-то хорошего и доброго.
Спектакль для Раневской начинался за несколько часов до третьего звонка. Она пораньше приходила в театр, хотя гримировалась мало, и начинала «капризничать», придираясь ко всему подряд.
И только Юрский понимал, что это вовсе не старческий маразм, а именно вхождение в роль, она уже была Фелицатой – доброй и придирчивой одновременно. Те, кто не понимал, злились и считали Раневскую просто вредной старухой.
Доходило до смешного, когда она отказывалась брать шаль под предлогом того, что это не та шаль, в которой играла в прошлый раз.
Прекрасно зная, что реквизит Раневской никто не менял, Юрский позволял актрисе немного поворчать, потом приносил ту же шаль со словами: