Надлом
– Рыцарь, рыцарь! Сын Пьетро Бернардоне вернулся с победой! Дорогу рыцарю! – кричали ассизские мальчишки, бежавшие за Франческо всякий раз, когда он выходил в город. – А где твой меч, Франческо? Покажи нам свой знаменитый меч! Ты же рыцарь, у тебя должен быть меч! Этот им ты победил ужасного великана, злого карлика и страшного дракона? Нет, дракона он заколол копьем – оно у него дома лежит, также как и меч! Они их спрятал, что никто не видел!
Франческо молча шагал по улице; с тех пор, как он возвратился домой без побед и без славы, насмешкам не было конца. Его друзьям скоро простили незадачливое возвращение, но ему простить не могли, – слишком велико было разочарование ассизцев, когда человек, с которым они связывали такие большие надежды, вернулся в родной город ни с чем. Даже Джованна, мать Франческо, была огорчена бесславным окончанием его рыцарского служения, и лишь отец был искренне рад этому. Пьетро кстати и некстати вспоминал притчу о возвращении блудного сына и напоказ соседям устроил роскошный пир по случаю приезда Франческо, зажарив для всеобщего угощения тучного тельца.
Дав Франческо отдохнуть неделю, Пьетро запряг его в работу: он торопился передать как можно больше дел старшему сыну, дабы накрепко и навсегда привязать его к семейному предприятию. У Франческо совсем не оставалось времени на развлечения, ему с трудом удавалось найти часок, чтобы заглянуть к мадонне Лие; сейчас он шел к ней, раздумывая, как бы избавиться от назойливых мальчишек. На глаза Франческо попалась скобяная лавка; ее хозяин терпеть не мог ребятню, гнал от своего дома и грозил выдрать ремнем, если кто-нибудь из них попадется ему. Задняя дверь лавки выходила в общий дворик, а из него можно было попасть на соседнюю улицу, – Франческо так и сделал: он зашел в лавку, купил у хозяина какую-то мелочь, а затем вышел из задней двери во дворик и через него – на другую улицу. Таким образом, мальчишки, которые дожидались его у передней двери на почтительном расстоянии, были обмануты.
Вздохнув при мысли, что ему приходится передвигаться по городу с такими хитростями, Франческо быстро зашагал к дому мадонны Лии…
– Мой милый Франчо! Как долго я тебе ждала! – воскликнула она, покрывая его лицо поцелуями. – Я так скучала по тебе, а ты все не шел и не шел… Скидывай же скорее плащ, скидывай шапку и садись к огню. Дай мне твои руки, я согрею их своим дыханием, – боже, какие они холодные! Мой милый Франчо, ты замерз?
– Нет, на улице не так уж холодно, – сказал он, – но мне пришлось спасаться от мальчишек, они мне проходу не дают; я почти бежал, чтобы скрыться от них. Мне жарко, а руки застыли от ветра, – ветер сегодня сильный. И как эти мальчишки не мерзнут, целый день шатаясь по городу?
– Да бог с ними, с мальчишками! – в сердцах проговорила Лия. – Они, как попугаи, повторяют то, что услышали… А может быть, ты хочешь принять ванну? Я помылась перед твоим приходом, и еще осталась чистая теплая вода. Хочешь, я сама вымою тебя?
– Разве я ребенок? – смутился Франческо. – Я никогда не слышал, чтобы женщина мыла мужчину. Что скажет твоя служанка, если увидит такое?
– Не беспокойся, в доме никого нет, кроме нас, – улыбнулась Лия. – Я отпустила служанку на праздник в ее деревню. Мы крепко запрем дверь, и можем делать все что хотим. Ну же, не противься, снимай камзол и штаны, глупенький мальчик… Хотя бы на время забудь то, чему учила тебя твоя мать, и чему тебя учат в церкви…
Вымытый и обессиленный любовными ласками Франческо лежал на роскошной кровати Лии и медленными глотками пил вино из чаши. Лия лежала на боку возле него и шаловливо щекотала Франческо.
– Что, хорошо тебе было? – спрашивала она, смеясь. – Запретный плод самый сладкий. Святые отцы отлично это знают, потому и запрещают вкушать запретные плоды: если все начнут лакомиться этими плодами, кому нужны будут молитвы?
– Перестань, – лениво сказал Франческо. – Мало на тебя накладывали епитимью?
– Ах, как мне все это надоело! – в сердцах вскричала Лия, садясь на кровати и прикрываясь одеялом. – Почему я не могу жить так, как хочу? Священник в церкви говорит обо мне бог весть что; ассизцы шарахаются от меня, как от прокаженной.
– Выходи за меня замуж, – Франческо взял ее руку. – Толки разом прекратятся, ты станешь почтенной жительницей города.
– Ты опять о своем, – Лия выдернула руку. – Сколько раз тебе говорить, что замуж за тебя я не пойду. Твой отец никогда не согласится на наш брак, а твоя мать проклянет и меня, и тебя, если мы женимся.
– В крайнем случае, мы можем жениться и без их благословения, – заметил Франческо.
– И бежать из Ассизи? – Лия лукаво поглядела на Франческо.
– Пусть так, – твердо сказал он. – В мире есть и другие города.
– Но на что мы будем жить? Моих денег надолго не хватит: я привыкла жить, ни в чем себе не отказывая, – продолжала дразнить его Лия.
– Ты ни в чем не будешь нуждаться, – ответил Франческо. – Я буду работать день и ночь, я сумею обеспечить тебя.
– Ты мой золотой! – Лия взъерошила его волосы и поцеловала в лоб. – Вот как ты меня любишь!.. Но замуж за тебя я не пойду; я уже была замужем – ничего хорошего.
– Сравнила, – сказал Франческо. – Твой старый муж, – и я!
– Да, ты был бы не просто мужем, но любимым мужем, но я вовсе не желаю взвалить на себя обязанности жены, а тем более, матери, – возразила Лия. – Мои подруги, которые вышли замуж почти одновременно со мной, теперь превратились в старух. Им еще нет двадцати пяти, но они одряхлели и состарились от частых родов; их извели постоянные заботы по дому; они стали сварливыми и злыми от проделок своих мужей. А посмотри на меня, – она откинула одеяло, – кто скажет, что я не стройна, не красива, что я не подобна богине любви? А моя кожа? Потрогай ее: чувствуешь, какая она шелковистая, упругая и гладкая? Все мужчины нашего города сходят от меня с ума, а кто из моих замужних подруг может похвастаться тем же?
– Но разве ты не хочешь иметь детей? Что может быть важнее этого для женщины? Разве не в этом ее главное предназначение, установленное Господом? – спросил Франческо.
– Дети? – переспросила Лия. – Да, мне хочется иметь детей, но не сейчас. Когда-нибудь, позже…
– Смотри, чтобы не было слишком поздно, – сказал Франческо.
Лия засмеялась:
– Ты говоришь, совсем как моя мать: она тоже убеждает меня выйти во второй раз замуж и рожать детей, пока не поздно. Однако у меня есть и другая наставница – моя тетка. Ты не поверишь, но она вышла замуж, когда ей было уже под сорок, а в сорок три родила двойню. До этого тетушка вела развеселую жизнь, в которой было много мужчин; последний любовник был на двадцать лет моложе нее. Теперь она заделалась ханжей, не вылезает из церкви и все время талдычит о нравственности, но я сомневаюсь, что она сильно переменилась. Кто знает, не грешит ли она тайком и не наставляет ли рога мужу? Я почему-то не верю в христианское воскрешение ее души.
– Прекрасная наставница, – усмехнулся Франческо.
– Нет, нет, нет! – затрясла головой Лия. – Ты меня не так понял. Я говорила лишь о том, что она родила на пятом десятке лет. Возможно, и я обзаведусь ребенком в этом возрасте, но до тех пор я хочу пожить в свое удовольствие. Я тебе рассказывала о венецианских куртизанках? Где еще женщина может быть такой же свободной, где еще ее так обожают и боготворят?
Франческо вздохнул, встал с кровати и стал одеваться.
– Куда ты? – спросила Лия. – Ты уже уходишь?
– Да, пора. Мне надо сверить торговые счета, да и мать просила меня не задерживаться, – ответил Франческо, избегая ее взгляда.
Она поднялась вслед за ним и обняла его:
– Ты расстроился из-за меня?
– Если Богу было бы угодно, мы могли бы прожить долгую счастливую жизнь вдвоем, – сказал он.
– Если бы Богу было угодно, – повторила Лия и прибавила. – Но Бог не желает этого. У тебя свой путь в жизни, а у меня – свой.
– Да, мой путь… – вздохнул Франческо. – С утра до вечера я не вылезаю из конторы, а ночью проверяю счета. Сказать по правде, все это начинает мне порядком надоедать.
– Ты больше не хочешь быть богатым и знаменитым купцом? Бедный мальчик, – Лия шутливо погладила его по щеке.
– Мне кажется, я взрослею, – ответил он. – Я игрался в купца, игрался в рыцаря, но чувствую, что время игр прошло.
– Милой мой, – Лия поцеловала его. – Поверь мне, все у тебя будет хорошо.
Франческо проснулся рано и с трудом открыл глаза. Голова у него разламывалась, тело ломило так, будто его всю ночь молотили, горло жгло и щипало, больно было глотать. С кряхтением поднявшись с постели, Франческо кое-как принялся одеваться. Он не мог сегодня остаться дома: отец уехал на неделю, а из Рима должен был прибыть синьор Сильвио для покупки очередной партии сукна.
Жадно выпив полкувшина воды, Франческо вышел на улицу и поплелся в контору. Утро было мрачным и сырым, под ногами хлюпала грязь, образовавшаяся после выпавшего вчера мокрого снега. Дым от печных труб стелился над городом, заполняя его едким запахом непросушенного, плохо горевшего хвороста.
По дороге к контору Франческо повстречал мальчишку из числа своих обидчиков и, сморщившись от головной боли, подумал, что тот начнет дразнить его. Однако мальчишке было не до него – он спешил куда-то по своим делам и только бросил на Франческо презрительный взгляд.
Лавка суконщика. Миниатюра из средневековой книги
У конторы уже стоял синьор Сильвио.
– Опаздываете, молодой человек. Долго спите, – сказал он с крайне недовольным видом. – Дневная стража сменила ночную полчаса назад, и городские ворота давно открыты. В эту пору все порядочные люди работают, как велел нам Господь, а спят одни бездельники.
– Виноват, синьор Сильвио, – прохрипел Франческо, – но я немного заболел: простыл, видно.
– Эх, юноша, мне бы ваши болезни! – перебил его синьор Сильвио. – Я насквозь болен, но не жалуюсь и не опаздываю на важные встречи. Впрочем, если разговор со мной вам в тягость, я могу и уйти, – он повернулся, показывая, что уходит.