Ульрих, весь дрожа, еле выговорил последнюю строку стихотворения.
– Совсем окоченел, бедолага! – всплеснула руками сердобольная женщина, а люди уже лезли на кафедру и восторженно кричали:
– Отец Ульрих – наш Моисей! Главой города его! Изберем Совет, главой – отца Ульриха! В епископский дворец его! Отца Ульриха – в епископский дворец!
Замерзшего, насквозь промокшего Ульриха подхватили и понесли по улицам к дворцу.
– Ну вот! Он им говорит, не сотвори себе кумира, а они из него кумира делают, – пробормотал хмурый мужчина.
– Вы хотя бы капюшон ему на голову накиньте, дурни! Заболеет, ох, заболеет отец Ульрих! – женщина вздохнула, плотнее закуталась в плащ и пошла к своему дому.
– Я вас на площади искала, а вы тут! Весь город собрался послушать проповедь отца Ульриха, а вы сидите и пьете пиво, бездельники! – накинулась женщина на Якоба и Иоганна, придя домой.
– Милая вдовушка, не сердись! Мы хотели пойти, да начался дождь, – стал оправдываться Якоб.
– Дождя испугались! А вот отец Ульрих дождя не испугался, промок до ниточки, бедняжка! – перебила вдова.
– Брату Иоганну нельзя мокнуть, у него от сырости кости ломит, – невозмутимо продолжал Якоб.
– Это правда, сестра. От сырости меня всего корючит, корежит и выкручивает. Каждая косточка ноет, каждый сустав вопиет, – грустно подтвердил Иоганн.
– А костей в нем много, и если каждая принимается ныть, то такой стон раздается, будто сотни грешников мучаются в аду, – сказал Якоб.
– Но у тебя-то столько жира, что тебе и ледяная вода не страшна; ты, как утка, можешь плескаться и в полынье, – возразила вдова. – Жира у тебя больше, чем костей.
– Необразованная женщина! Ты даже не знаешь, что у всех людей одинаковое число костей, – немедленно возразил Якоб.
– Врешь! У мужчин на одну кость меньше, чем у женщин, иначе из чего бы Господь сотворил Еву? В Писании ясно сказано, что Еву Господь сотворил из ребра Адама, – женщина с превосходством посмотрела на Якоба.
– Ты читала Писание? – изумился Иоганн.
– Она? Она вообще неграмотная! – ответил ему Якоб.
– Зачем женщине грамота? Это вам, лежебокам и лодырям, только бы отлынивать от работы, да книжки читать, – вдова уперла руки в бока и нависла над Якобом. – Да и то, известно нам, какие вы читатели: вечерком возьмет книгу в руки, а уже и храпит на весь дом! А нам, женщинам, читать некогда: целый день мы по хозяйству и крутимся, и вертимся, и носимся, и мчимся! Где тут читать? Но нам чтение и не нужно: это мужчины – дураки, своим умом жить не могут, так в книгу за чужим лезут. А мы, женщины, без книг понимаем, что к чему; послушали бы вы разговоры наших кумушек – все разложено по полочкам, и на все есть ответ. Эх, если бы не наша женская доля, мы бы везде заправляли, а мужчины были бы у нас вроде прислуги! Но ничего, ничего, настанут еще такие времена…
– Вдовушка моя дорогая! Что ты так разошлась? – ласково произнес Якоб и попытался положить голову на ее грудь.
Веселая компания. Художник Ян Сандерс ван Хемессен
Женщина с возмущением отпихнула его:
– Уйди, противный толстый монах! И что я с тобой живу? Какой мне от тебя прок?
– Ну, ты сама знаешь… – Якоб обнял ее за талию.
Вдова отбросила его руку:
– Ты меня с собой не равняй! Я женщина честная, а про таких, как ты, отец Ульрих сегодня правильно сказал, что вы пьяницы и развратники. Всех вас надо заставить камни ворочать или лес валить!
– Он так и сказал? – удивился Иоганн.
– Да, да, так и сказал! «Камни, говорит, им ворочать или лес валить. Узнают тогда, как пьянствовать и лодырничать, да женщин обижать!» Про вас сказано, про вас! То-то вы не пришли на проповедь, побоялись правдивого слова!
– Козочка моя, и тебе будет меня не жалко, когда меня ушлют в каменоломни? – проникновенно спросил Якоб.
– Вот еще! – фыркнула вдова. – Я себе получше жильца найду!
– А я тебе кусочек свининки оставил – самый сочный. А еще паштет в капустных листочках на тарелочку положил.
– Негодяй, так я же все это и приготовила!
– Вот и покушай с нами, моя рыбка. Брат Иоганн, налей ей пива. Садись рядом со мной, любовь моя. «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими…»
– Какие кудри, ты что! У меня прямые волосы. А-а, понимаю, ты эти слова говорил какой-то кудряшке! Мерзкий потаскун! – хотевшая присесть вдова вскочила и опять уперла руки в бока.
– Ты не читала Писания, а это оттуда.
– В Писании говорится о голубиных глазах и кудрях? Ты меня совсем за дуру держишь?
– Клянусь, именно так и говорится, – Якоб перекрестился на висящее на стене распятие.
– Точно. Брат Якоб правду говорит, – подтвердил Иоганн и тоже перекрестился.
– Крестное знамение и поминание имени Божьего всуе – грех. На нашей улице теперь крестится и божится одна полоумная старая Мадлен, но что с нее взять? А вы что, тоже полоумные? – сказала вдова, снова усаживаясь за стол. – Ну, толстяк, что ты там говорил о голубиных глазах? Продолжай, раз это из Писания.
– «Волосы твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской»
– Вот это про меня, – кивнула вдова, подставляя Иоганну кружку, чтобы он налил ей пива.
– «Зубы твои, как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни».
– Четырех уже нет, – вздохнула вдова.
– «Как лента алая губы твои, и уста твои любезны».
– Ага, попробуй у нас пожить с любезными устами, – хмыкнула вдова. – Пока не отбреешь кого надо, да как следует, не успокоятся.
– «Как половинки гранатового яблока – ланиты твои под кудрями твоими».
– Что такое «ланиты»? – вдова поперхнулась пивом.
– Щеки.
– А-а, щеки! Тогда ладно…
– «Шея твоя, как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем – все щиты сильных».
– Не может быть в Писании такого! – возмутилась вдова.
– Почему?
– Шея как столп для тысячи щитов? Ты напился, вот и несешь невесть что!
– Клянусь, там так сказано!
– Точно, точно, так и сказано, – подтвердил Иоганн.
– Вы – пьяницы, вам верить нельзя.
– Продолжать или нет?
– Продолжай, – посмотрим, что ты еще наврешь.
– «Два сосца твои, как дойны молодой серны…»
– Остановись! Фу, в краску вогнал! Чтобы в Писании говорилось о сосцах?! Чтобы Святой дух о них писал?! Да ты издеваешься надо мною!
– Клянусь…
– Хватит клясться! Ох, выгоню я вас скоро, бездельники, пьяницы! Вы у меня дождетесь! Камни вам таскать, камни! Или лес валить, проклятые лентяи!
Бургомистр сидел в кресле, в гостиной Жана, и терпеливо ждал, когда тот найдет время с ним поговорить.
В доме было очень тихо. Слуга, вошедший для того чтобы поправить поленья в камине, ступал бесшумно и старался не лязгать кочергой.
«Ровно через десять минут мессир Жан освободится», – шепнул он бургомистру. Действительно, через пять минут на втором этаже послышался голос Жана, зовущего слугу, и еще через пять минут в гостиную вошел сам Жан.
– Добрый день, герр бургомистр! – поклонился он. – Что привело вас ко мне?
– Добрый день, герр Жан, – отвечал бургомистр, поднимаясь с кресла и в свою очередь кланяясь. – Видите ли…
– Может быть, вы расскажете мне о цели вашего приезда за ужином? – прервал его Жан. – Сейчас время ужинать, и у меня имеется ровно двадцать минут для еды. Вы не откажетесь поужинать со мной? Я буду ужинать и слушать вас – таким образом, мне удастся совместить два дела.
– О, герр Жан, вы так пунктуальны и педантичны! Вы могли бы быть образцовым немцем, если бы не были французом, – почтительно заметил бургомистр.
– Благодарю вас, герр бургомистр, но я предпочитаю быть образцовым христианином, – возразил Жан.
– Конечно, конечно, это важнее всего! – тут же согласился бургомистр.
Пока они вели этот разговор, слуга накрыл на стол и принес ужин на двоих.
– Прошу вас, герр бургомистр. Извините, если моя трапеза покажется вам скудной. На ужин я ем только рыбу. После тяжелой еды клонит ко сну, а мне еще предстоит до поздней ночи отвечать на письма моих единомышленников.
– Очень разумный подход, герр Жан.
– Но мы теряем время. Я слушаю вас, герр бургомистр. Что привело вас ко мне?
– Видите ли, герр Жан, в нашем городе произошли большие перемены. У нас снова случилась революция: на выборах победили радикалы. Они заняли большинство мест в Совете и проводят собственную политику.
– Значит, вы больше уже не городской голова? – бесстрастно произнес Жан.
– Почему? – поднял брови бургомистр. – Я поддержал тех, кого избрал народ, и они попросили меня остаться на моем посту. «Если кто-то хорошо работает, зачем его снимать?» – сказали они. Так что я по-прежнему бургомистр.
– Что же привело вас ко мне?
– Взяв маленький отпуск, я специально приехал к вам. Вы оставили по себе хорошую память у нас. Все помнят ваши прекрасные проповеди, все знают, как вы привели в порядок наше законодательство, все до сих пор восхищаются вашими организаторскими способностями.
– Мне это лестно слышать, но мы опять теряем время, а его осталось не так уж много до конца ужина.
– Да, я понимаю, что вы очень занятой человек, поэтому перехожу к сути дела, – заторопился бургомистр. – После известных вам беспорядков, учиненных в нашем городе преступными элементами, Городской Совет принял решение учредить особый орган по надзору за поведением и нравственностью граждан. Это было, когда вы уже уехали, но идея принадлежит вам. Помните, вы мне говорили, что хорошо бы создать некий… забыл, как вы его называли, – Комитет?..
– Я не давал названия.
– Да, конечно, дело не в названии!.. Комитет, состоящий из уважаемых проповедников и городских старейшин, который исходя из принципов веры осуществлял бы контроль за частной жизнью горожан.
– У меня была такая идея, но вы ее отвергли.
– О, будьте снисходительны, герр Жан! Я не мог одобрить ваш план, пока он не получил поддержки в Совете и у наших почтенных граждан. Я всего лишь выборное должностное лицо и мною руководит воля народа, избравшего меня. Ныне, когда народ хочет учреждения Духовного Комитета…