– О, герр Жан, как это благородно с вашей стороны! Господа, по решению герра Жана и его хора, причитающиеся им десять золотых я завтра же передам в городскую казну на строительство Евангелической школы, – бургомистр еще раз потряс кошельком, чтобы народ на площади услышал звон монет.
– Господа! – в свою очередь обратился к людям на площади Жан. – Я надеюсь, что и вы внесете свою лепту в строительство школы.
В сумерках Жан возвращался домой.
Жизнь города замирала. В окнах домов гасли огни, торопливо шли по улицам припозднившиеся граждане, слышались уже крики сторожей и показались первые патрули ночной стражи. Жан подумал, что надо бы сказать бургомистру о том, что с наступлением лета следует обязать уборщиков чаще мыть мостовые, а жителей и их слуг, выливающих горшки с нечистотами мимо сточных канав, штрафовать.
В целом же город производил благоприятное впечатление. Перестроенный после бунта центр приобрел обновленный, чистый, а главное, планомерный вид. Кривые улицы и переулки были спрямлены, узкие – расширены, тупиковые – получили выход. Кварталы бедняков, еще существовавшие в центре до бунта, были снесены. На их месте построили ряды аккуратных особняков для зажиточных граждан.
Выселение бедноты самым лучшим образом сказалось на общей обстановке здесь. Исчезли жуткие оборванные типы, слоняющиеся без дела по улицам, перестали мелькать опухшие пьяные рожи; стало заметно чище, и значительно снизилось количество преступлений.
Жану пришла в голову мысль – а не выселить ли вообще всех бедняков из города, за пределы крепостных стен? Таким образом можно было бы решить сразу пять проблем: первое – еще более оздоровить обстановку в городе; второе – еще лучше обустроить его; третье – получить еще большие прибыли от строительства; четвертое – обезопасить богатых горожан крепостными стенами от возможных выступлений бедняков; пятое – прикрыть крепостные стены снаружи бедняцкими районами от возможного нападения внешнего противника.
Жан даже остановился, чтобы лучше поразмыслить над этой идеей, так что ночной дозор, двигающийся ему навстречу, должен был рассредоточиться и обойти его с двух сторон. Солдаты почтительно приветствовали Жана, но он не ответил, застыв в глубоком раздумье.
Нет, такой план осуществить не удастся, решил Жан. Слишком мало пока в городе зажиточных граждан, чтобы можно было заселить ими всю городскую территорию. Но возможно, через несколько лет это удастся сделать.
Отбросив идею как несвоевременную, Жан продолжил путь. Он уже видел у своего дома факел, который предусмотрительный слуга зажег в ожидании хозяина, как вдруг из темноты появился силуэт человека. Жан отбросил край короткого плаща и положил руку на шпагу.
– Господин Жан, это я – Катарина, – раздался женский голос.
Жан остановился; девушка вышла на свет.
– Катарина? Что вы делаете здесь так поздно?
– Я ждала вас, господин Жан.
– Зачем?
– Я хотела поблагодарить вас: по вашему совету я обратилась к пастору, а он потом поговорил с моим дядей и убедил его вернуть мне наследство моих родителей. Так что до суда дело не дошло. Дядя вначале упирался, но как только узнал, что вы, господин Жан, проявили сочувствие ко мне, тут же сдался и после еще долго оправдывался, – Катарина улыбнулась, видимо, вспомнив испуг и растерянность своего дяди.
– Я рад, что все благополучно закончилось, – на лице Жана тоже мелькнула улыбка, что было большой редкостью.
– Еще я хотела поздравить вас: хор ваш выступил лучше всех. Я плакала, слушая, как вы восславляли Спасителя, – восхищенно сказала девушка.
– Вы, наверно, часто плачете? – спросил Жан с развязностью, которую никак не предполагал в себе.
– О, нет! Не часто, – Катарина охотно приняла его тон. – В монастыре меня даже упрекали в бесчувственности. А я не бесчувственная, просто я уверена, что в моей жизни все будет хорошо. Господь охраняет меня от напастей и всегда приходит на помощь, когда мне трудно.
– Да? Вы в этом уверены, и тому есть доказательства? – произнес Жан с непонятным выражением.
– Да. Вот хотя бы в последнее время: я не знала, как мне вырваться из монастыря, и вдруг монастырь закрыли. Я осталась без денег, но прошло две недели, и дядя отдал мне мое наследство; я теперь богата. Может быть, гордыня ослепляет меня, но мне кажется, что Бог помогает мне. Если я заблуждаюсь, господин Жан, укажите на мои ошибки, – Катарина смиренно опустила голову.
– Вы не так поняли. Я не с осуждением спросил, уверены ли вы, что Господь охраняет вас и приходит на помощь, когда вам трудно. Я удивлен, потому что могу сказать то же самое про себя. У нас с вами много общего, – Жан неожиданно запнулся и замолк.
Катарина стояла совсем близко от него. Рядом были ее большие глаза, ее полные губы, ее румяное лицо, ее крепкая грудь, обтянутая темным платьем, и от всего этого исходила волнующая притягательная сила, которой нельзя было больше противиться.
– Как вы не побоялись одна придти сюда, вечером… И как вы пойдете домой… – выдавил из себя Жан и опять замолк.
И она молчала, призывно глядя на него.
– Выходите за меня замуж, – сказал он тогда то, что должен был сказать.
– Я согласна, – тут же ответила она. – С первой минуты, когда я увидела вас, я знала, что буду вашей женой.
– Идемте к пастору, пусть он нас обвенчает, – Жан взял ее за руку и решительно зашагал по улице.
– Но сейчас ночь, – возразила Катарина, не сопротивляясь ему, однако.
– Еще только вечер, пастор не спит, а если спит, я его подниму. Мы поженимся немедленно. В эту ночь ты останешься в моем доме; ты останешься в нем навсегда.
– Я знала, что так будет. Бог соединил нас. Разве я не говорила, что Он помогает мне? – сказала Катарина, и в голосе ее прозвучали торжество и радость.
– Позвольте поздравить вас с женитьбой, герр Жан, – широко улыбаясь, проговорил бургомистр. – Весь город с самого утра только об этом и толкует. Однако какой вы скрытный! Никто ничего не знал до того момента, как вы подняли пастора с постели, чтобы он обвенчал вас. Наши добрые горожане находят, что ваш поступок очень романтичный. Скажу вам по секрету: сегодняшней ночью несколько молодых парочек собираются последовать вашему примеру. Ночное венчание решительно войдет у нас в моду. Бедные пасторы, они теперь будут вздрагивать по ночам от каждого стука! – захохотал бургомистр.
– Благодарю вас за поздравления, – поклонился Жан.
– Но зачем вы сегодня приехали в Совет, дорогой герр Жан? Полагаю, члены Духовной Коллегии как-нибудь справятся без вас и нынче, и в ближайшие дни; о, мы все понимаем, что такое медовый месяц!
– Семья не должна мешать работе, – сухо сказал Жан. – Я полагал, что смогу прожить неженатым, но Богу угодно было соединить меня браком. Как говорит Павел: «Во избежание блуда каждый имей свою жену». И далее советует он супругам: «Не уклоняйтесь друг от друга, но будьте вместе, дабы не искушал вас сатана». Правильная христианская семья не мешает мужчине и женщине жить по заветам Спасителя, но помогает выполнять их. «Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа? Или ты, муж, почему знаешь, не спасешь ли жены?». Апостол сказал это о семье, где есть верующая жена и неверующий муж, или наоборот, но сие высказывание ко всякой семье применимо.
– Верно, верно! – воскликнул бургомистр. – Я в Писании не так силен, как вы, но всегда чувствовал, что без жены жизнь не в жизнь. Моя Матильда вот уже скоро тридцать лет, как со мною, и лишь благодаря ей я пережил все потрясения, которые случались в нашем городе. Что там ваши революции по сравнению с домашними бурями, устраиваемыми моей Матильдой! После этих бурь любые политические осложнения кажутся мне несерьезным и неопасным делом, как привыкшему к океанским штормам моряку кажется несерьезным и неопасным легкое волнение воды на небольшом озере.
Вместе с тем, Матильда заботится обо мне подобно родной матери, образцово ведет домашнее хозяйство, вырастила пятерых наших детей, и ни одна, даже самая зловредная соседка не может сказать дурного слова о ее поведении и нравственности! Воистину я спасаюсь своей Матильдой, а она спасается мною… Конечно, вам надо было жениться, герр Жан, и очень правильно вы сделали, что женились. Приглашаю вас с супругой ко мне в гости. Увидите мою внучку; ей только четыре годика, но по мудрости она превосходит многих наших бюргеров из Совета.
– Спасибо за приглашение, – с холодной вежливостью поблагодарил Жан. – Однако займемся работой. Позавчера Духовная Коллегия вынесла решение об ограничении в городе количества торговых лавок, продающих предметы роскоши, и, в особенности – иностранные предметы роскоши. Но в Городском Совете по этому поводу было проявлено, как я слышал, некоторое недовольство?
– Нет, герр Жан, все в порядке, – замахал руками бургомистр. – Сперва, действительно, возникло небольшое, маленькое, малюсенькое недовольство, но после моих пояснений оно немедленно исчезло.
– Вы разъяснили, что пустая трата денег греховна?
– Да, и еще добавил, что деньги лучше вкладывать в развитие наших мануфактур, производящих необходимые товары, а также хорошим вложением денег является размещение их в наших банковских конторах.
– Правильно. А сейчас давайте еще раз посмотрим планы и смету по строительству Евангелической школы.
– Одну минуту, герр Жан. Я скажу секретарю, чтобы он принес все необходимые бумаги, – с готовностью согласился бургомистр.
Труды и дни
Накануне Рождества у Ульриха выдались безумные дни. Казалось, у каждого жителя города вдруг нашлось неотложное дело к председателю Совета. Десятки людей приходили к нему, и часто бывало, что последнего посетителя он принимал уже ночью. Таким образом, доступность Ульриха для горожан стала тяжелым испытанием для него самого, но он стойко переносил это испытание.
Вопросы, с которыми люди приходили в Совет, были самыми разными: жалобы на соседей, просьбы о денежном вспомоществовании, предложения по коренному исправлению городских порядков, прожекты постройки новых удивительных зданий в городе, трактаты с углубленным исследованием религиозно-политических проблем всемирного масштаба; требования наказать мусорщика с Кузнечной улицы за то, что он плохо относится к своим обязанностям (в частности, два дня не обращал внимания на дохлую кошку, валявшуюся около дома Мариетты); сообщения о ведовстве, колдовстве и чернокнижной магии (особенное подозрение вызывали цыгане, приехавшие на рождественскую ярмарку); угрозы побить угольщиков, если те снова поднимут цены на свой товар; чистосердечные стремления выразить благодарность за работу Совета или высказать свои замечания по его работе в уходящем году, – и многое, многое, многое другое.