Жан посоветовал ему поступить, сообразуясь с голосом совести и заветами Спасителя. Начальник стражи испугался еще больше, но тут Жан, сжалившись над ним, разъяснил, что в желании стать бургомистром нет ничего предосудительного. И все же, начальник стражи окончательно успокоился только тогда, когда с треском провалился на выборах.
На следующий день после торжественной церемонии вступления в должность Жан провел заседание Совета. В черной одежде с золотой цепью на груди он восседал во главе стола и в абсолютной тишине, спокойно и размеренно, зачитывал свои предложения.
– Уважаемые господа! Я предлагаю вам утвердить проект тех мероприятий, которые к великому прискорбию до сих пор не проведены в нашем городе, хотя их давно следовало провести. Предыдущий бургомистр, при всех его достоинствах, отличался непоследовательностью и излишней мягкотелостью. Поэтому, отмечая безусловные достижения в хозяйственной и финансовой областях городской жизни, мы видим ряд досадных упущений в духовной сфере. Пасторы сообщают нам о некоторой распущенности среди молодежи; помимо того, в воздухе носятся идеи, абсолютно несовместимые с духом христианства. На Коллегии мы уже обсуждали эти проблемы, и то, что я предлагаю вам сейчас утвердить, не есть плод исключительно моих раздумий, но решение коллегиатов.
Прежде всего, позвольте подробнее рассказать вам о тревожных и настораживающих моментах городской жизни, о которых я упомянул выше. Первое – распущенность молодежи. Удивляться тут нечему: нынешние молодые люди воспитывались в духе лицемерия, ханжества, лжи, которыми паписты прикрывали ничтожество и развращенность своей Церкви. Все разговоры о единстве верующих во Христе были адской выдумкой Рима, стремившегося любой ценой удержать власть и богатство. Стоит ли удивляться, повторяю, что наша молодежь с пеленок пропиталась душком цинизма, и понятия не имеет о нравственных ценностях. Нам предстоит долгая и упорная воспитательная работа, но пока волосы встают дыбом от поведения отдельных молодых людей.
Приведу лишь один пример. Как вам известно, мы закрыли все трактиры в городе; вместо них были образованы «собрания граждан». Хозяева этих заведений обязаны следить за тем, чтобы посетители читали молитву перед тем, как сесть за стол, не злоупотребляли едой и выпивкой, не сквернословили и не богохульствовали. Пасторы из Коллегии постоянно совершают обходы «собраний граждан» и наблюдают за тем, что там происходит. И вот вчера группа молодых людей в одном из «собраний граждан» устроила дебош. Не прочитав молитву, эти юные негодяи, изрядно выпившие уже где-то, расселись за столы и потребовали себе еще вина. Хозяин им отказал; тогда они запихнули сего несчастного в полную винную бочку и окунали его туда с головой до тех пор, пока он окончательно не захмелел.
За этим занятием распоясавшихся молодчиков застал пастор, зашедший для проверки в данное заведение. Напрасно он призывал дебоширов к порядку, напрасно взывал к их христианской совести, – они разошлись пуще прежнего и принялись танцевать, что строжайше запрещено у нас, да еще кривлялись при этом самым бесстыдным образом! А бедного пастора, пытавшегося их остановить, забросали солеными огурцами и выставили за дверь.
Жан обвел взглядом присутствующих; они съежились и замерли, как будто чувствуя свою вину в этом вопиющем преступлении.
– Разумеется, мы задержим сих молодых негодяев и подвергнем их примерному наказанию, но не подлежит сомнению, что подобный инцидент свидетельствует о многом. Вот вам нравы молодежи, вот вам плоды ложного воспитания! Не хочу обвинять в безнравственности всю молодежь, но бесспорно, что надо срочно принимать какие-то меры. Предлагаю для начала учредить надзор за всеми неблагонадежными и привлечь к этому делу молодых людей, заслуживающих доверия. Затем произвести отбор: неискоренимых грешников отправить в воспитательные дома, созданные по примеру аналогичных домов, которые уже существуют для взрослых нарушителей порядка. А тех, кто еще может быть исправлен в домашних условиях, препоручить родителям, но под строгим и постоянным контролем пасторов. В будущем же надо пристальнее наблюдать за молодежью, и, в то же время, изыскивать для молодых людей занятия в часы их досуга столь же интересные, сколь и благочестивые.
С проблемой бездуховности и циничности части нашей молодежи тесно связана и вторая проблема – проблема распространения идей, несовместимых с истинным христианством. Во многом и они развращающим образом действуют на молодое поколение. Я считаю крайне опасными для религии, – а стало быть, и для нравственности, – представления о величии человека, о возможности соучастия его в божественной деятельности. Есть мыслители, которые утверждают, что человек разумом своим может достичь чуть ли не превосходства над Господом в мире внешнем, окружающем нас, и в мире души своей. Они ссылаются при этом на учение античных философов. «Познай самого себя», – говорят они и тем самым направляют человека к размышлениям о своем высоком достоинстве, хотя истина Божия требует совсем иного: уверенности в невозможности собственной добродетели и отречения от тщеславия. Но эти мыслители таким образом распределяют человеческое и божественное, будто главная часть добродетели, мудрости и справедливости находится в людях, а появляются и такие, кто похваляется, будто получая от Бога благо жизни, добродетели обретают сами! Мы же утверждаем, основываясь на словах Спасителя, что человеку никогда не достичь ясного представления о себе, если прежде не узреет он лик Божий и лишь после этого обратится к познанию себя.
Жан снова строго оглядел членов Городского Совета, и они снова съежились под его взглядом.
– Как можно полагаться на человеческий разум? – продолжил Жан. – Как можно называть его «широким», «огромным», «божественным», когда он суетный, шатающийся и поврежденный? Он несовершенен как инструмент познания истины в силу своей ограниченности. Есть пределы для разума, и они установлены Богом, дабы род людской не впал в безумие. Отсюда, тяга к знаниям есть безумие в чистом виде, ибо науки – всего лишь инструмент, данный нам Господом для познания истины, но не сама истина. Не безумец ли тот, кто принимает орудие за главное, а то, для чего используется оно – за второстепенное; как мы назовем крестьянина, который заботится о своей сохе, но не заботится о своей земле?..
Если бы можно было понять Бога через науку, то отпала бы нужда в вере, но вера противоразумна, и в этом ее достоинство. Высшая истина не нуждается в доказательствах, выходит за пределы познания; она свободна от сомнений и для своего утверждения ей достаточно самой себя. Человеку не дано познать божественное, поэтому остается только верить в Господа – какое умаление и какое торжество в этом умалении для верующего! И напротив, – трудно быть послушным Богу тому, кто слишком высоко ценит себя; Августин говорил, что гордыня – мать пороков, а любопытство – их кормилица.
Пусть же науки занимаются исключительно исследованием внешних явлений, но не пытаются толковать основы основ; пусть не вторгаются в область божественного. Пусть ученые улучшают предметы земной жизни человека, создавая, подобно хорошим ремесленникам, все более совершенные изделия, но да не дерзнут ничтожеством разума оскорбить веру!.. Я понятно излагаю, господа?
– О, да! Да, да! Понятно! – встрепенулись члены Совета.
– Мне показалось, что вы заскучали. Может быть, все-таки непонятно?
– О, нет! Все понятно! Мы ловим каждое ваше слово, герр Жан! Золотые, золотые слова, воистину, золотые!
– Тогда я продолжаю… Я скажу вам больше, господа, – я предпочел бы истребить все науки на земле, если бы они стали причиной охлаждения христианского рвения и отвращения от Господа. По моим наблюдениям, недостаток христианского рвения, – и, как следствие, падение нравственности, – прямо зависит от занятий науками, составляющих угрозу основам религии. Возомнившие о себе ученые, вознесшиеся в гордыне своей, высмеивают нашу простоту, говорят, что Писание примитивно, что в нем есть неуместные и неправильные фрагменты. Эти «остроумцы» абсолютно лишены того качества, которое должно бы, кажется, быть присуще ученым – они лишены элементарной логики. Вера основана на догматах, а догматы выше доказательств, – таким образом, какие невежды дадут себя убедить в том, чему нет объяснения? Только очень глупые люди стремятся к объяснениям догматов, да еще таким объяснениям, которые могут удовлетворить людское остроумие. Ведь Бог – это тайна; Христос – это тоже тайна, поскольку Он – Бог во плоти. А божественную тайну, как я уже сказал, человеку не познать. Значит, если в Писании что-то нам непонятно или вызывает удивление, а Бог молчит и не хочет нам помочь, то и вопросов быть не должно. Если ты христианин, то тебе надо решительно избавиться от вопрошающей дерзости орудия безбожия – науки. Тебе необходимо разоружиться, сломать и сжечь все эти орудия, так чтобы никакой подмоги от них не было. Чем больше в тебе бессилия, тем охотнее тебя примет Бог, – «блаженны нищие духом»!..
Но я реалист, господа, я понимаю, что науки запретить нельзя, а то наши враги победят нас, да и нам без науки не распространить веру нашу по всему миру. Ладно, пусть науки будут, однако за посягательство на Бога, за вторжение в область божественного ученых следует жестоко карать. И здесь, я полагаю, нам нельзя останавливаться перед крайними мерами, вплоть до костра.
– Инквизиция? – вырвался у кого-то испуганный возглас.
– Нет, это не инквизиция, это совсем другое, – ничуть не смутился Жан. – Инквизиция карает тех праведников, которые выступили против ложного учения папистов, а потому она – преступна. Мы же станем карать за тяжкие проступки, направленные против истинной веры, поэтому наша кара будет священным возмездием. Кара за добрые дела – преступление, но кара за преступление – доброе дело. Если на костре сжигают истинного христианина, то это злодеяние; если на костре гибнет враг христианства – это справедливое воздаяние, очищение злаков от плевел. Вы, господа, плохо понимаете диалектику…