Так, отвлеклись, о КВАПУ. В целом партийная жизнь у нас кипит. Собрания батальона, собрания рот, взводов, учебных групп меняют друг друга. Все по-взрослому. Такие, как я, на подобных важнейших мероприятиях стараются примоститься где-нибудь на галерке. Я уже научился спать сидя и собрания использую в целях накопления энергии, необходимой для выживания в училище. Впрочем, случаются собрания по поводу, печальные, но интересные. Например, когда кого-нибудь дрючат за дисциплину. Тогда на наших глазах разворачивается самая настоящая драма.
У нас есть такой порядок. Если начальству надо кого-нибудь отчислить из училища, так виновного сначала исключают из комсомола. Организуют собрание, выводят его на лобное место и давай препарировать! Вопросы задают в основном активисты. Провинившийся мямлит, как перед виселицей. Вроде как все по правилам. Но мы-то уже знаем, судьба несчастного уже решена. И не на собрании, а в кабинетах. У комбата или у начальника училища. Если попался с пьянкой простой смертный, жалеть не станут. Турнут из ВЛКСМ, ну и автоматом из КВАПУ. Срежут курсантские погоны, заставят пришить солдатские, а дальше пошел вон, в УАБ, учебно-авиационную базу. И служи, друг, мерзни, как пес на помойке, с лопатой наперевес, пока два года общего стажа не стукнет. В смысле, общей выслуги лет.
Отчисление у нас – самое жестокое наказание. Чуть залупнешься где, сержант тут же пугает:
– Не нравится, товарищ курсант???!!! Пишите рапорт!!!
В нашем батальоне четыреста пятьдесят гавриков. Курсанты, сержанты, старшины. И нас убеждают, что до выпуска доползут где-то четыреста. Пятьдесят несостоявшихся офицеров-политработников за четыре года отчислят.
Есть ребята, которые сами уходят. Вон Серега Циркунов, сидел-сидел на гауптвахте, так и перешел из курсантов в солдаты, не выходя из камеры. Он и теперь там же сидит. Есть ребята ну прям невезучие. Вон, Игорь Тоготин из нашего взвода. Попался. В компании с дамой и рюмкой водки в лесу. Ну глупость же. Такой большой лес, и на тебе, вышел на его пикник сам командир взвода. Выгнали. А ведь Тоготин год в училищной кочегарке пыхтел, чтоб поступить. И все пошло прахом. Когда читаешь об этом, кажется, ну и что, не получилось из тебя замполита, иди в космонавты, в артисты, в ученые. Кажется, целый мир рушится, о котором ты мечтал, которого достиг, и вот теперь его отнимают. Игорь перед отправкой на базу еще неделю жил в нашей казарме. Уже знал, что отчислен, но все равно со всеми вместе вставал в строй. Вовремя, никого не задерживая. Наш взводный даже сказал как-то:
– Жалко, Тоготин, что тебя отчислили. Я только сейчас к тебе присмотрелся. Ты порядочный человек.
Памятный снимок с Михаилом Банковым. Неуживчивый и прямолинейный. У него не было папы полковника или генерала, он поступал с флота и старался выжить в КВАПУ самостоятельно и дойти до выпуска. Но законы казармы Мишель знал и соблюдал их всегда
Да, жалко… А некоторые служат. Да взять хотя бы меня. Если бы моих сержантов спросили, а не отчислить ли нам товарища Сладкова, о! – я уверен, меня бы они сами, на руках, с чемоданом моим на КП отнесли. Но. Пока у них такой возможности нет. Даже не знаю, хорошо это для меня или плохо.
В отношении армии существует множество заблуждений. Со стороны штатских лиц. Главное заблуждение состоит в том, что все военные одинаковые. Все зеленые, все аккуратные и подтянутые. Нет. Гражданам невдомек: маленькая полосочка на погоне, желтенькая или красненькая, в нашей среде означает целую пропасть! У одного военного она есть, у другого нет. Вот и стоят они по разным краям этой пропасти. Один задроченный, с ломиком или с лопатой, а другой – руки в карманах, да еще папироска в зубах. Полосочка – это статус! А если уж это две полосочки… А если это звездочка? Маленькая! А если уж большая?
Кстати, про полосочку я загнул. Как раз одну полосочку лучше не иметь. В наших рядах ее называют соплей. Потому что означает она звание ефрейтор. То есть не сержант, а лучший солдат. Рубанок, выскочка, человек, стремящийся к власти. Звание это настолько неуважаемо, что про него сложена масса пословиц. Самая расхожая: «Лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора». Впрочем, это звание можно получить невзначай. Кинут соплю на погоны к какому-нибудь празднику, вот и кукуй! Вроде поощрить хотели, а получается наоборот. Но это в войсках. У нас в КВАПУ ефрейтора не присваивают. А те ефрейтора, что приехали уже с войск с таким козырным, в кавычках, званием, лычку не носят. Хотя… Есть у нас во взводе ефрейтор. Мишель Банков. В смысле, Миша. Он свою лычку носит с гордостью. И все делает образцово. Командуют «Смирно!». Он замирает, как истукан. Говорят «Строевым марш!» – так ножку тянет так, словно на Красной площади!
Сам Банков родом из-под Рязани. Худой, вихрастый, по-деревенски простой, не особо контактный. Внешне похож на актера Валерия Золотухина. Батя у Миши учителем был. Утонул. Мама тоже работала в школе. Преподавала русский язык и литературу. Мишель-то не гренадер, он невзрачный. Но если нет сержантов поблизости и взводный ему поручает вести строй – ооо!!! Как он преображается! Набирает в легкие воздуха и что есть силы горланит:
– Отделениеееее!!!!
И обязательно кто-нибудь из строя брякнет, испортит ефрейтору настроение:
– Банков! Жопу не порви!!!
Мишель теряет кураж и, расстроенно махнув рукой, квело командует:
– Шагом марш.
И мы так же квело идем.
А еще у нас в каждой роте есть прапорщики и «сверчки», то есть сверхсрочно служащие. Статуса у них никакого, и стоят они на рядовых должностях. Но живут прапора́ на Увале, ходят вне строя, а в наряд их назначают лишь по столовой, дежурными. Или в караул, помначкара, то есть помощником начальника караула. Не поставишь же их дежурным по роте. Вольные, мля, стрелки.
Офицеры – это, конечно, другое дело. Самый главный у нас комбат Пельмень. Так мы называем его за глаза. Высокий, полный и добродушный дядька. Полковник Митюхин. Взводные в роте: капитан Хатько по кличке Му-му или Герасим, как кому больше нравится. Он никогда не кричит. Нудит. Вот, допустим, идешь мимо…
– Товарищ Сладков, ко мне!
И начинает тянуть резину… Ба-ба-ба, ба-ба-ба…
Ни о чем. Да возьми ты наори. Влепи наряд, два. Если я виноват, конечно. А если нет, какого хера меня останавливать?!
Второй взводный – Кот. Капитан Мезенцев. Он действительно похож на героя мультфильма «Кот в сапогах». Роста он небольшого, сухощавый, чуб кудрявый русый на лбу, нос чуть вздернут, глаза большие, синие. Человек без изысков.
– Строиться будем здеся! Нет, тама! Нет, тута, в калидоре.
– Товарищ курсант, у вас диколон есть?
Это вот Кот. Когда его назначают ответственным за проведение кросса на Черную речку, он сам никогда не бегает. Садится на свой «Москвич» и, покуривая, едет за строем. Контролирует. Однажды Кот меня поразил. Он зашел к нам на занятия по физо. Мы пыхтели в спортзале. Он постоял, посмотрел. Видимо, забыл, зачем пришел. Фуражку скинул и как был в кителе – прыг на перекладину! Подъем разгибом! Оборот назад! Подъем силой! Соскок! Легко так… Потом, не сгибая ног, опустил ладони на землю, резко встал на руки, вниз головой дошел до скамейки, перевернулся, взял фуражку и молча вышел. О-па! Вот так Кот.
Третий офицер, командир нашего взвода, лейтенант Мандрико Александр Васильевич. По прозвищу Бешеный. Его слова-паразиты: веселей и псамое (это самое). Он нас еще не знает. И мы его.
Ну а ротный наш… Ротный наш майор Штурдер. У него даже клички нет. Ее заменяет фамилия. Когда он заходит в расположение, люди вжимаются в стены. Они превращаются в змей, ящериц, перекрашиваются в тон кроватей, окон, дверей. Чтоб стать незаметными. Как рептилии. Да, собственно, Штундер и смотрит на нас как на жаб. С отвращением. И, надо сказать, наши отношения полны взаимности. Рассказывая друг другу, мы никогда не говорим: «Встретил меня как-то Штундер» или «Подозвал меня как-то Штундер». Нет. Только «Поймал меня как-то Штундер!». Именно поймал, а не встретил или подозвал. Ротный никогда никого не зовет по имени. Никогда я не видел жалости в его стеклянно-серых глазах. Да какой там жалости! Даже простой человеческой заинтересованности. Только брезгливость. Рост метр восемьдесят примерно. Тело спортивное, как говорит Карлсон, в меру упитанное, волосы пепельные, лицо красное с багровыми трещинками на прямом носу и на впалых щеках.
– Сержант Еремеев!
– Я!!!
– Еремеев, идите на хуй!
Штундер разговаривает шипя, выдвинув далеко вперед свою массивную челюсть. Мы передразниваем его в разговоре друг с другом. «Тэвэриш кэрсэнт, эээ». А бедный сержант Еремеев, которого Штундер послал при всех… Он, опустив голову, бредет по казарме из общего строя в сторону телевизора. Видно, что он в прострации, в состоянии грогги! Словно боксер, которого минуту назад в трусах и перчатках под руки подняли с пола ринга. После хорошего апперкота в печень.
– Еремеев!!! На хуй – это не туда, это туда!!!
Штундер расслабленным пальцем указывает в обратную сторону, на умывальник. Еремеев молча разворачивается и опять бредет. А всего-то дел – ротному показалось, что сержант Еремеев его невнимательно слушает на послеобеденном построении.
– Товарищи курсанты!!!
Мы превращаемся в большое, коллективное ухо. Не упустить что-то важное. Для нас, для Родины. Да что там – для всего мира.
– Товарищи курсанты! Прекратите высасывать мясо из зубов!!!
Вот такой у нас Штундер.
Лейтенант Мандрико. Позже, в Чечне, в н.п. Борзой, я встретил офицера, майора Щербакова, у которого Александр Васильевич, уже в другом военном училище, был ротным. И там тоже у него было прозвище Бешеный. Сейчас он на пенсии, живёт в Донецке, в одном из самых опасных районов. И не уезжает. Мы видимся и дружим
В батальоне есть еще офицеры. В соседней роте, допустим, командир Вася Сапунов. Капитан Сапунов. Курсанты за особенности характера называют его Девятый. Объясняют так: в ротном сортире о́чки. Их восемь. А Вася – девятый. Не очень любят его. Но он стреляет как бог и бегает как олень. Чистый, аккуратный, и потом, у Васи плохо – это плохо, хорошо – хорошо. В основном, правда, плохо. Следующий – замполит нашего батальона. Николай Иванович. Фамилия его коммунистическая – Ульянов. Но мы его меж собой зовем Плуг. За странную привычку гордиться тем, что пришел он служить «от сохи». Он среднего роста, щечки розовенькие, пухленькие, носик острый. Когда отдает честь, пардон, осуществляет воинское приветствие, ладонь не прикладывает к головному убору, а утыкает в щеку. При этом пальцы держит не