ва обнаружили: две пары носков, ананас (где он его взял-то?) и несколько хлястиков. Все самое дорогое Леха увозил домой. Чуть на гауптвахту не посадили. Потом опомнились, за что? Ну, просто зажиточный военнослужащий… Ананас у него. Пять хлястиков. Ну что, украл он их, что ли? Отпустили вместе со всеми. Ну не со всеми… Мы с Даниеляном остались.
Десятый день. Авиатехнику сдал. Знания не понадобились. В одиночку вымыл лекционный зал. Какие-то сволочи белили в нем потолок. Газет или бумаги при этом на пол и на столы не постелили. В зачетке «тройка». Нормально. Вот сейчас Мандрико ведет меня пересдавать политическую географию. Вот и назначенная аудитория. Заходим со взводным вдвоем. Пила стоит, опираясь костяным задом на свой стол. Руки сплетены на груди.
– Здравия желаем!
Надменный взгляд. Чуть заметный кивок. Она холодна как лед. Голос ее официален:
– Курсант Сладков. Ваша зачетка вон там, на парте. «Тройка».
Сердце дает сбои… Нет, этого не может быть. «Тройка». «Тройбан»…
Мандрико мою эйфорию не разделяет, он спокоен:
– Сладков, выйдите и подождите меня в коридоре!
Выхожу, прогуливаюсь. Через пять минут вываливается взводный. Подскакивает и крепко берет меня за грудки.
– Кто там обещал ее выебать??!!!
А, вот в чем дело. Я стал понимать смысл действия географички. Это ж месть… Пила стояла с сержантом Загоруем у двери аудитории, тогда, перед зачетом. И слышала весь наш сексодиспут. Отметила про себя вероятных авторов этой порномечты (какого хрена в этом списке я оказался?) и уже тогда мысленно выставила им всем «двойки!» Ага…
Мандрико вдруг меняется в лице, ослабляет хватку. Совсем убирает руки. А потом тихонько, словно успокаивая лошадь, хлопает ладонью меня по груди. Спрашивает с надеждой:
– А может, надо было? Может быть, тогда было б все по-другому?
Резко поворачивается и уходит. На улице метель. В КВАПУ никого. Я бреду через плац в казарму. Там Даниелян. Вроде принес водку с Увала.
Зима потихонечку отступает. И вот сугробы на обочинах меняет веселый ежик газонной травы, шапку на моей голове – пилотка, а фанерную лопату для снега в моих руках сменяет метла. Светлеет рано, темнеет поздно. Жизнь прекрасна.
– Рота, подъем!!! Сбор!!! Сбор! Тревога!!!
Господи, лето на дворе. Так хорошо было секунду назад. Окна казармы распахнуты, по-моему, я сейчас даже соловья слышал. Что им еще нужно?
– Пятьдесят пятая группа, подъем! Получаем вещмешки, оружие, строиться!!!
– Второе отделение, цинки не забываем!!!
– Строиться на плацу!!!
Толпа валит из казармы, как при пожаре. Лязг автоматов, бряцанье котелков, курсантское переругивание… На плацу формируются взводные колонны. Я нахожу свое место в строю. Мы все замираем, ждем продолжения. Вдруг начинает работать училищный репродуктор, и над плацем несутся детские голоса:
– В эфире «Пионерская зорька»!!! Лето! Туристическая пора! Вот сейчас тысячи задорных мальчишек, девчонок с рюкзаками за спиной выходят на лесные и горные тропы!
Дурдом какой-то. Мы и есть «задорные мальчишки». А еще более «задорные» – это наши сержанты. Уже все в строю, а они возятся, лазают по шеренгам, проверяют, все ли мы взяли. Со мной верный друг и соратник в борьбе с капиталистическим империализмом – сорокамиллиметровый ручной противотанковый гранатомет «РПГ-2». Старенький вариант. Им еще вьетнамские партизаны «Абрамсы» жгли. Лет двадцать назад. Ничего, сойдет. Надеюсь, на КВАПУ никто не собирается нападать.
– Товарищи курсанты!
Перед строем появляется Плуг. В полевой форме. Брюшко перетянуто портупеей. На боку пистолет. Лицо взволнованное. Можно даже сказать, перепуганное. В руках замполит батальона держит какой-то пакет.
– Товарищи! На нашу долю выпали серьезные испытания!
Взводный с ротным переглядываются. Мандрико пожимает плечами. Голос Плуга неподдельно дрожит:
– Сегодня ночью! В районе племсовхоза Китово! Высадился вражеский десант!
Что за черт – война?! В желудке что-то неприятно булькнуло. Ноги, в районе коленей, ослабли. Офицеры опять переглядываются, и теперь оба пожимают плечами! Клим пихает меня сзади кулаком в вещмешок.
– Слон, ты слышал?!
– Слышал…
Чем воевать? Вот этой пукалкой? У меня ни гранат, ни зарядов. Хорошо, хоть автомат еще есть. Без патронов, правда. Когда мне «РПГ» давали, я обрадовался. Труба и труба. Ее и чистить проще, не то что наш автомат. Но оказалось, «АКМ» тоже надо носить. Сейчас я этому обстоятельству очень рад. А замполит все нагнетает:
– Немецко-фашистские захватчики! Вышли к Увалу!
Стоп-стоп… Что за бред он несет? Позади меня кто-то нервно хрюкнул. В рядах загалдели. Мандрико, показывая Штундеру взглядом на Плуга, крутит указательным пальцем у виска.
– Нашему батальону!!!
Боже, что он несет?!.
– Поставлена боевая задача!!!
Слушаем объявление о высадке фашистского десанта.
Готовимся выступить на защиту племсовхоза и свинарника
Да… Фашисты, значит, напали. Ну и мудак этот Плуг. Весь батальон, наверное, от его призывов в штаны наложил.
– Занять оборону на рубеже: левый фланг – западная окраина Увала. Правый – свинокомплекс!
– Командиры рот, ко мне!
Дело серьезное, надо обороняться. Комбат Виктор Тимченко ставит задачу офицерам. Слева направо: Николай Иванович Ульянов, замполит наш батальонный, Шарипкан Маженов, парторг, боевой офицер, прибыл к нам из Афгана, Василий Сапунов, Дмитрий Лисовец, майор Иванов, Алексей Кулаков – все ротные. Вот-вот подступят парашютисты вермахта…
Через минут пять нас распускают, объявив, что батальон отправляется на полигон. Полевой выход. Мы собираем матрасы, грузим их на «ЗИЛы».
А это мы, пехота. Слева от меня старшина Боженко, Пытровыч, а справа – огромный стог сена, который через полчаса будет сожжён дотла. Это командир пятой роты капитан Сапунов запустит в него ракету. Сигнальную. Его сигнал, наверное, за Уралом видели, как мы этот стог не тушили
Заскакиваем в кузова и пластаемся сверху. Несколько часов прыгаем по ухабам дорог. «Фашистам наперерез!» Меня по заднице бьет «АКМ». И зачем он мне?
Целыми дням «пашем» в поле. Повзводно. Тактика: «сопка ваша – сопка наша!» ЗОМП – ну тут ясно: противогазы, ОЗК, дегазация, дезактивация. Палатки всякие хлорпекриновые… Инженерная подготовка: окопы для стрельбы лежа, с колена, полный профиль. Артиллерийские капониры, укрытия для БТР. Пот, клещи, комары и все такое прочее…
В первые же сутки, когда разбивали лагерь, произошел у нас инцидент. На месте, выбранном под бивуак, оставили для работ нескольких курсантов, помогать тыловикам. И вот, убывая в поле, я решил оставить в лагере своего агента влияния. Курсанта по кличке Большой. Саню Дегтярникова. Надо сказать, у нас в роте есть Большой (маленького роста) и Маленький (огромного). Дегтярников и Запорощенко соответственно. Надеюсь, я вас не запутал. Так вот Большого-Дегтярникова (маленького) я и внедрил в тыловую команду. Как? Уговорил старшину, Пытровыча, который тоже в поле не пошел (что он, дурак, что ли?). Задача у Большого была проста. При распределении палаток занять для нашего строевого отделения палатку рядом с кухней и с оружейными пирамидами. Первое важно для существования, всегда продуктами можно разжиться. Второе поможет нам быстрее вставать в строй по тревоге, не бежать хрен знает откуда. Мы вернулись в лагерь, когда смеркалось. Первый боевой день позади. Я мечтал об одном – плюхнуться на свой матрас и уснуть. Клим медленно тащился рядом. И, конечно, ворчал:
– Ну что, Слон, где наша палатка?
Заглядываю в первую от кухни палатку – там люди. Во вторую – тоже битком. А где Большой? Все блатные места заняты.
– Большой!!! Дегтярников!!! Ребят, никто Большого не видел?
– Да он на камбузе! Топит на массу!
Выволакиваю это сонное чмо из-за грязных бачков.
– Где палатка?
Большой, как ребенок, трет кулаками глаза. Понимаю, что орать на него сейчас бесполезно. Медленно возвращаю это чудовище в реальность.
– Саша. Саша! Где палатка?
Он смотрит на меня как первый раз. Пожимает плечами.
В итоге нам достался вигвам в самом отшибе, в конце лагеря. Но. Оказалось, не в этом была трагедия. Когда я забрался под полог, увидел, что центральный столб, на котором держится все брезентовое сооружение, вкопан аккурат в середину огромного муравейника. Мандец. Лучших сожителей не подыщешь. Но мы устали как черти. Набросали вокруг столба матрасы. Вроде ползают, но не активно. Отбой! Но даже это хрупкое спокойствие было разрушено. Большой вдруг решил реабилитироваться. Вскочил.
– Я сейчас!
Клим один заподозрил неладное:
– Куда?! Держите его, он безумный!
Большого уже след простыл. Через минут пятнадцать он возвращается. В руках трехлитровая банка. Синяя жидкость.
– Ну-ка! Отогните матрасы!
– Что это такое?
– Сейчас… Сейчас мы их!
Справа от меня курсант Александр Дегтярников по прозвищу Большой
Я даже не успел сказать «мама». Большой старательно вылил всю жидкость прямо на муравейник. Его обитатели подозрительно закопошились… Клим схватил этого юнната за шиворот:
– Это что такое?!
– Жидкость. От комаров. У санинструктора, Гриши Ревина, взял…
Лагерь-лагерек. Нашей палатки и не видно, она в саааамом конце
Минут через пять все матрасы, вся палатка были черного цвета. Муравьи объявили эвакуацию. Рассредоточились. Мы, соответственно, тоже. Клим, мокрый от росы, как от дождя, спал прямо на земле. И остальные ребята. Я пробовал, но так мне не уснуть. Всю ночь продежурил у палатки с ружейными пирамидами. Часовые менялись, я оставался на месте. И так до утра. Зато на подъеме успел к своим автомату и гранатомету первым из всего батальона. Спасибо Большому, посодействовал.
– Вот бы выбросить этот чертов ящик!