— Но я и сам не прячусь ни за чьими спинами! — громко заметил Бонс.
— Не шуми… — буркнул Липцик, замечая, что на них оборачиваются, а официантка в фольклорном костюме приняла это на свой счет и закричала еще издалека:
— Бегу-бегу, господа, не шумите!
Колыхая массивным бюстом, она ухнула на стол кувшин с медовым элем и мельхиоровое блюдо с жареным мясом.
— Извините, эль в подвале был, пока достали…
— Это вы нас извините, мадам, — сказал Липцик и положил на стол пять ливров.
— Ничего страшного, господа, — сказала официантка и, смахнув чаевые, убежала.
— Я не прячусь ни за чьими спинами… — вернулся к дискуссии Бонс и стал разливать эль в высокие бокалы.
— Мало быть храбрым, Вилли, нужно еще думать о личном составе. Вот потому я к тебе и не иду.
— Значит, это были лишь отмазки, и на самом деле ты вовсе не болел инфлюэнцей?
— Не болел. Давай выпьем за взаимопонимание.
— Его между нами нет, как выяснилось, — вздохнул Бонс.
— Выпьем, чтобы было.
Они чокнулись и выпили.
— Ну и хрен с тобой, Берни, с тобой я буду выпивать, а в группу наберу других. Добровольцев хватает.
— Не возражаю…
60
Ресторан приятели покинули слегка навеселе. Крепкий эль и вино сделали свое дело, однако вести машину Липцику было по силам.
— Хорошо пришили, посмотри, — сказал Бонс, когда они выезжали со стоянки.
— Ты дергаешь не тот рукав, Вилли, но лучше тебе вообще не пробовать, а то явишься на шоу оборванцем. Думаешь, Мадлен это понравится?
— О! Мадлен! Я совсем забыл, зачем мы тащимся на это шоу! — воскликнул Бонс. — Мадлен! Как же я мог забыть ее голограмму? Надеюсь, в натуральном виде она еще лучше?
— Значительно лучше, приятель, ты это оценишь, — заверил Липцик.
Они приехали за двадцать минут до начала шоу, к этому времени площадь уже была заставлена автомобилями, а толпа пришедших на шоу гудела возле входа, где всех пропускали через две рамки металлоискателя.
Однако ждать пришлось не очень долго, уже через десять минут Липцик и Бонс заняли свои места в первом ряду.
В оркестровой яме настраивались музыканты, за занавесом что-то звякало, жужжало, слышались негромкие окрики и раздраженные голоса.
Бонс очень ясно представлял себе множество рабочих и толстого распорядителя, который гонял их, заставляя переносить то декорации, то какие-нибудь… пюпитры, что ли. Или не пюпитры? Он попытался вспомнить, где слышал это слово и что оно означает, но так и не вспомнил.
— А народу-то сколько!
— Что? — очнулся Бонс.
— Я говорю, народу-то набежало, а ведь шоу уже третий день идет.
Бонс повертел головой и удивился. Подобную картину он видел лишь однажды, будучи еще ребенком, когда сосед его деда показал ему пасеку. Происходящее в зале очень напоминало казавшееся бессмысленным перемещение пчел. Разодетая публика сновала туда-сюда, попадая не на свои места, извиняясь и возвращаясь в проходы. И это происходило в партере, на задних рядах и даже на балконе.
В ложах было спокойнее, там сидели местные «тузы», дамы которых были увешаны драгоценностями.
Первый ряд тоже понемногу заполнялся народом, Бонс отметил, что, помимо еще двух военных-тардионов, места здесь занимали особенные ценители. Они явились на шоу с маленькими театральными биноклями, хотя до сцены было метра четыре.
Один из завсегдатаев пришел со старым портфелем и после выключения основного освещения извлек из него морской бинокль.
Бонса это озадачило.
— Не удивляйся, здесь всегда так, — шепнул ему Липцик.
В этот момент в оркестровой яме ударили литавры, заиграла громкая музыка и занавес стал разбегаться в стороны под громкие аплодисменты публики.
Представление началась.
Вилли Бонс и не предполагал, что все будет так красиво: лучи прожекторов, искрящийся задник сцены, изображавший то падающий снег, то золотистую пыльцу, то водопад. И среди всего это изысканного оформления великолепный кордебалет с ногами такой длины, что Вилли к подобным девушкам на улице даже подойти бы не решился. Ну очень высокие!
При появлении каждой новой исполнительницы он толкал Липцика в бок и спрашивал:
— Это она?
— Да нет же, не дергайся, я скажу, когда она появится, — отвечал тот, потирая уже отбитые ребра.
— Жаль, что не она. Эта мне очень понравилась… Сиськи просто атас, а ножки какие гладкие!
— Вилли, она в лосинах…
— Правда?
— Правда. Сиди спокойно и не бей меня, прошу тебя, а то я свалюсь раньше, чем появится Мадлен…
Между тем Бонс находил время и для того, чтобы посмотреть, что происходит в его ряду.
Достойнее всех держались два сержанта-тардиона, которые зачарованно улыбались, было видно, что попали они сюда впервые.
Профессиональные же обитатели первого ряда вскидывали бинокли, едва кордебалет придвигался к краю сцены и, как по команде, опускали их, когда девушки отдалялись.
Некоторые из профи делали пометки в блокнотах, другие сосали успокаивающие леденцы и обменивались короткими фразами.
В какой-то момент Вилли даже заскучал, ведь он был опытным пилотом и мог адаптироваться даже к самой быстроменяющейся обстановке. Он уже решил, что видел здесь все, и стал сомневаться в том, что его могут удивить еще чем-то.
Ну еще десяток девок с голыми сиськами, ну еще один световой эффект, вспышка, салют. И все? Но когда появилась Мадлен Торш, ему не потребовалось ничьей подсказки.
Задние ряды были повыше, и они увидели звезду раньше. Вилли показалось, будто откуда-то сверху, позади него, сорвалась лавина, которая усиливалась с каждой секундой и грозила снести все на своем пути.
Люди кричали, топали ногами, визжали и бились в истерике. Музыканты замолчали, и на мгновение все звуки исчезли, когда Мадлен, раскинув руки, застыла на краю сцены.
Боясь взглянуть на нее — вот так сразу, Вилли посмотрел на свой ряд и увидел, как взметнулись десятки театральных биноклей, а придурок с морским свалился в обморок.
— Это она, Вилли! — заблеял подтаявший Липцик и так долбанул Бонса локтем в бок, что у того заныли ребра.
— Это она, Вилли, она! — кричал он, а Вилли кивал и все боялся поднять глаза. Его похолодевшие ноги, его вибрирующий позвоночник и онемевший копчик говорили о том, что он пропал — пропал, еще даже не взглянув на нее, и Вилли медлил, сколько мог, и выпрямился, лишь когда Мадлен умчалась за кулисы, а новый номер начала обычная с виду солистка.
— Она прекрасна, Вилли! Она прекрасна! Разве ты этого не понял? — вопил Липцик и вместе с ним вся многотысячная публика. А Вилли ничего не отрицал и лишь глупо улыбался, когда Мадлен, ослепленная дюжиной прожекторов, проносилась по сцене и исчезала, экономя эмоции зрителей и давая им, вновь и вновь, возможность ощутить счастье.
Ее воздействие на людей было необъяснимо. Как ни старался Вилли, он не смог составить цельный образ Мадлен. Он помнил стройные ноги, в другой раз заметил грудь, и еще один раз сверкнули глаза. А потом руки, бедра и снова — грудь! О Мадлен!
После окончания шоу Вилли выходил из зала как будто оглушенный. Он глупо улыбался и даже отвечал на какие-то вопросы Липцика, но в общем чувствовал себя ватным мешком.
— Она должна быть моей, Берни… — промямлил он, когда они оказались возле своей машины.
— Что? — не понял приятель.
— Она должна быть моей, деньги у меня есть…
— Ты хочешь сказать, что готов отдать за свидание с Мадлен четыре тысячи ливров? — спросил Липцик.
— Да, именно это я и хочу сказать, — ответил Бонс, глядя в асфальт и глупо улыбаясь.
— И нам сейчас нужно ехать к ее отелю? — снова спросил Липцик. Он не в первый раз посещал шоу Мадлен Торш и знал, какие видения случались у тех, кто был накрыт волной ее сексуального порабощения.
Липцик и сам с трудом выбирался из этой волны.
— Я хочу эту женщину, Берни, сколько бы это ни стоило.
— Ну ладно, если наличные при тебе…
— Они при мне.
— Садись и едем к отелю «Империал». Именно там Мадлен останавливается со всем своим кордебалетом и прислугой.
— Поедем, — кивнул Бонс и забрался в машину.
— Слушай, ты действительно собираешься профукать четыре тысячи ливров? — не унимался Липцик, выводя машину на проезжую часть.
— Включи фары, что ли…
— Я включил подфарники. Так ты действительно решился?
— Я думаю не о деньгах, Берни, мне нужна эта женщина.
— М-да, — после некоторой паузы произнес Липцик. — Жаль, что у меня нет таких денег.
— Не жаль, а странно. У тебя почти такое же жалованье…
— Жалованье такое, да вот привычки другие. — Липцик вздохнул и прибавил газу, встраиваясь в транспортный поток. — Привычки, Вилли. У тебя на уме только служба, а у других полно других интересов.
61
До отеля ехали молча. Липцик завидовал Бонсу, а тот пытался разобраться в своих ощущениях. С чего он решился на такой поступок, ведь он ее толком даже не разглядел?
Нет, ощущения были теми же, что и на представлении — она была нужна ему. Женщина, которая сводила всех с ума, ее чары повергали мужчин на пол — он сам это видел. На его глазах падали в обморок, не только тот извращенец с морским биноклем, но и солидный господин при бабочке, а еще разносчик конфет, который наверняка видел шоу не один раз. Или он каждый день так падает?
На небольшой выбоине качнулись фонари и бегущие по тротуарам люди. Бонс снова увидел песчаный склон, разбросанные по нему заросли и оставленные опорами роботов следы. Следы «грея» были вытянутыми, с засечками, как на рашпиле, а «таргар» оставлял круглые следы с широкими поперечными засечками. Этих мерзавцев можно было вычислить легче, если бы там везде был голый песок, но местами густая плотная травка образовывала целые лужайки, там было не до следопытства, тем более что с соседнего склона за этой беготней следили еще два «гасса» тардионов.
Стоило кому-то из арконов застояться, разбирая следы, и те бы не упустили такой возможности.