Арефьев, опустив голову, тер поясницу. Болело.
— Вызови Смирнова, пусть он займется дискетами, а ты мне найди эту двуличную сволочь и живым или мертвым притащи сюда. А я-то, дурак, думал, что у меня дружная семья, одна сплоченная команда…А ведь он вместе с нами клялся на крови…
— Этим и ответит, — Голощеков нервничал. — Если Коркин действительно навел Расколова на нашу машину и виноват в смерти ребят, я его утоплю в его собственном дерьме.
— Перед тем, как везти деньги в аэропорт, они находились в сейфе Коркина и, конечно, он знал о сроках…Он все знал, щитомордник.
— Надо вызвать Воробьева, мне кажется, тут без стрельбы не обойтись.
— Ради Бога, только без шума. Об этом не должны знать наши акционеры…
— А члены координационного Совета? Ведь кто-то из них тоже держит наши акции, — сказал Голощеков.
— Я, разумеется, обязан их поставить в известность, хотя мы сами еще не все знаем…После сегодняшнего взрыва Расколов может пойти ва-банк.
— Или подожмет хвост, — впервые в разговор вмешался Шедов.
— И мы должны ему в этом помочь, — Арефьев взглянул на часы. — Через тридцать минут начнут съезжаться гости. Иди вниз и встреть их там…Будь поприветливее, от них многое зависит, — обратился он к Голощекову. — Улыбайся, веди себя так, как будто мы получили два Оскара — за исполнение и за режиссуру… Впрочем, пока мы выступаем в роли заурядных статистов и играем по сценарию Раскола…
— Где будем заседать? — здесь, в вашем кабинете, или в гостиной.
— В нижнем зале. И пусть срочно сюда направляется Воробьев. Кстати, кто сегодня дежурит на территории?
— Близнецы…Люди Виктора, — Голощеков с симпатией взглянул на Шедова. Тот встал и стал прощаться.
Нижний зал, расположен на первом подземном этаже и он же бомбоубежище, на случай атомной войны. Никто, разумеется, не думал, что война, а тем более, атомная вот-вот начнется, скорее это было данью моде, неким изыском внезапно разбогатевших людей.
Наверху располагались финская и русская бани, этажом выше — бильярдная, автономная электростанция, боксики для кислородных баллонов и небольшой продовольственный склад НЗ.
Выйдя от Арефьева, Голощеков позвонил Воробьеву. Затем связался с Зиничем, однако тот ничего определенного относительно Коркина сообщить не мог. Финансист в офисе не появлялся.
Вскоре позвонил один из близнецов Бронислав и сказал, что к воротам подъехала иномарка. Голощеков вышел на крыльцо, и распорядился открыть ворота. В них величественно вкатился светло-голубой «Бристоль» с президентом коммерческого банка «Русич» Борисом Фрезером. Пышнотелый блондин вышел из машины. Он никогда не служил в армии и, наверное, потому имел слабость к армейской униформе. На нем был десантный камуфляж и такой же расцветки бейсболка.
В своем кругу Фрезера называли ходячим анекдотом. И верно, не успел он поздороваться с Голощековым, как начал рассказывать одну из своих баек: «На одного директора завода наехали рэкетиры: „Кошелек или жизнь!“ — „А вам какие деньги — мои или государственные?“ — „Конечно, твои, мелочь нам не нужна…“
Фрезер заразительно засмеялся, откинув голову назад. Двое его телохранителей, сохраняя олимпийское спокойствие, присматривались к месту прибытия.
— Сразу пойдете к Герману Олеговичу или подождем остальных? — спросил Голощеков.
— Покурим…время еще терпит…Банкир спрашивает у своего служащего: «Какой сегодня день?» — «Сегодня у нас вторник, » — отвечает тот. — «То есть как это „у нас? — сердито восклицает банкир, — с каких пор вы стали моим компаньоном?“
Президент русского Дома «Бирюза» Павел Ионов приехал на темно-синем «Ягуаре». Это высокий, седеющий человек, в костюме под цвет машины, с бордовым галстуком. «Классический профиль, — подумал о госте Голощеков, — такие нравятся женщинам…»
Фрезер поздоровался и обнялся с Ионовым и тут же начал рассказывать анекдот.
Третий член Совета прибыл на «скромном» «мерседесе Е-класса» красного цвета. Из машины вылез довольно молодой смуглый человек, опирающийся на трость. Отар Чутлашвили — владелец самого престижного в Москве ювелирного магазина «Алмазная россыпь». Трое его охранников быстро заняли свои позиции — по бокам и за спиной шефа. Однако такое множество вооруженных людей на территории не очень устраивало Голощекова. Он подошел к близнецам, стоящим у ворот, и предупредил их смотреть в оба. Они уже начали закрывать ворота, когда подъехал джип Воробьева. С ним были Буханец и Чугунов. Переговорив с приехавшими, Голощеков повел гостей в дом.
Пошли через дверь, выходящую на другую половину дома. Они миновали коридор, два лестничных перехода и попали в небольшое помещение с лифтом.
В «бомбоубежище» уже находился Арефьев. Он только что сделал обезболивающий укол и принял релаксатор, отчего его движения были несколько заторможенными. Однако он довольно энергично поздоровался с каждым, приложился щекой к щеке…Особенно долго тряс руку Чутлашвили, бывшему «афганцу», потерявшему ногу под Кандагаром.
Фрезер громко стал рассказывать очередной анекдот: «Лежит при смерти бухгалтер фирмы…» Однако рассказчика перебил Ионов:
— Надеюсь, вы знаете, что сегодня главой правительства России назначен «рентгенолог» Владимир Путин…А ля Андропов, и лексикон у него такой же — дисциплина, порядок…
— Лучше разведка, чем продажная налоговая полиция, — сказал Чутлашвили. — Вот только жалко доллар может покраснеть…
Фрезер был другого мнения, улыбка не сходила с его румяного лица.
— Почему доллар зеленого цвета? — спросил он, оглядывая всех по очереди. — Отвечаю: потому что зелень — это знак неувядаемости и вечной священной весны…
Арефьеву такие разговоры были на руку. Само собой обозначалась тема об исчезновении двух миллионов. Он коротко обрисовал ситуацию и ему было безразлично, как собеседники воспримут его слова. Но когда он назвал имя Расколова, Фрезер, согнав с лица благодушие, выкрикнул:
— Да этот кабан давно уже заслуживает пули. Все его бабки насквозь пропитаны кровью. Первый свой срок он мотал за то, что облил спиртом и поджег молодую девчонку. В порыве ревности, как он оправдывался на суде… и отделался тремя годами…
— Мне наплевать на его моральный облик, — возразил Арефьев. — Он может быть распоследней сволочью, но за деньги отвечаю я…Мало того, что в результате этого я потерял шестерых человек, но я еще и теряю доверие…
— Никто об этом не говорит! — вскипел Чутлашвили. — Мы знаем вас, Герман Олегович, как авторитетного человека и, я думаю, — грузин осмотрел всех сидящих за столом, — и, я думаю, никто в вашей честности не сомневается. Однако надо разобраться и вместе подумать, как эти деньги вернуть Расколову.
Повисла пауза.
— Будь моя воля, я бы этому засранцу и копейки не дал, на его счету… — Ионов стал загибать пальцы, — рэкет, грабежи, шантаж и, говорят, не одно мокрое дело. Это он Федю Фильчикова заколотил в гроб и на трое суток оставил в лесу. Хорошо, какая-то старуха собирала валежник и услышала его стоны…Этот гад однозначно сумасшедший и таких надо убивать или всю жизнь держать на цепи в клетке…
Разговор начинал походить на заседание военного трибунала.
— Все так! — рубанул рукой воздух Чутлашвили. — Мы все можем бесконечно рассказывать о нем страшные вещи. Мне, например, известно, что лично Расколов отвозил в Измайловский парк начинающих лавочников и там простреливал им коленные суставы, отрезал носы, уши, глумился до тех пор, пока жертвы не подписывали бумаги о продаже всего имущества за один российский рубль… Расколов — удав и рано или поздно свое получит. Или пулю в башку, или перо в печенку…Но дело в другом, для нас важно сохранить принцип, который заключается в неприкосновенности канала переброски валюты в европейские банки. Но я верю Герману Олеговичу…
— Правильно говорит Отар, — поддержал Фрезер Чутлашвили. — Такое с каждым может случиться, тем более, когда речь идет о таких суммах. Мир джунглей, по сравнению с нашим миром, не более, чем детский сад имени Павлика Морозова.
— Что ты Отари предлагаешь? — спросил Ионов.
— Один депутат Госдумы, когда нечего сказать, говорит: конституция превыше всего. Вот и я так скажу: договор превыше всего.
Координационный Совет гарантировал сохранность передачи денег за рубеж и при этом учитывались варианты гибели или захвата террористами самолета. Собственно, для этого он и учреждался — как гарант сделки.. И даже был определен страховой козырек: если потеря не более миллиона, компенсация проводится полностью. Если более двух миллионов — страхуется 75 процентов…
— Мои люди уже отвезли Расколову 200 тысяч, — сказал Арефьев. — Но расписку от него не получили. Более того, дело едва не дошло до перестрелки.
Ионов вставил реплику:
— Говорят, его чуть было не взорвали вместе с его домом…
— Мы можем вообще вычеркнуть его из списка живых, — попыхивая сигаретой, произнес Фрезер. — Его рано или поздно замочат и сделают это гуманное дело или его же братва или кто-то из тех, кого он обобрал до нитки…
Чутлашвили поднял руку, прося слова.
— Я согласен, что этот человек не заслуживает лаврового венка и мы сейчас должны решить: или немедленно нанимаем хорошего исполнителя или возвращаем ему 75 процентов от его суммы. Если платим, я на себя беру одну треть, благо спрос на ювелирные изделия достаточно стабилен.
— Спасибо, Отари, — тихо произнес Арефьев. Действие наркотика проходило и он начал испытывать маету. — Я постараюсь как можно быстрее вернуть тебе деньги.
В помещение вошел Воробьев и поздоровался со всеми за руку. Шефа он приветствовал прикосновением к плечу.
Фрезер с Ионовым поддержали молодого грузина. Договорились: все деньги привезет Чутлашвили и сделает это в течение двух дней.
— Что-нибудь выпьем? — спросил Арефьев.
— Пожалуй, это отложим до лучших времен, — сказал Ионов и взглянул на Воробьева. — Меня интересует, что Вадим насчет всего этого думает?
— Жалею лишь об одном, что не пристрелил Раскола, когда он со своей бандой явился сюда.