— Но вместо подмоги сюда может нагрянуть ОМОН.
— Ты, Дима, выкинь это из головы. Милиция, во-первых, далеко, а во-вторых, она куплена за рубль двадцать…А если я ошибаюсь, она все равно предпочитает в такие разборки не вмешиваться.
В доме, со стороны кабинета Арефьева, вдруг зазвучала знаменитая песня в исполнении Паваротти. Они, разумеется, не знали, что это Злата включила музыкальный центр, чтобы не слышать сводящую с ума стрельбу. Итальянская песня «О, мое солнце» было здесь так же уместна, как, наверное, чтение сонетов Петрарки на похоронах бомжа.
— Братцы, — обратился Фердинанд к близнецам, — если вам эта затея не нравится, можете уйти в любой момент. Это пожелание вашего дяди…Здесь нет никакой обязаловки…
— А ты, Ферди? — спросил Димка, завязывая на кроссовке шнурок.
— Я вольный казак, мне без всего этого скучно жить, — он перехватил автомат из одной руки в другую и зашагал к подвальному окну. Выбив прикладом стекло, Фердинанд открыл раму и начал спускаться вниз. Он уже не видел как на дальней кромке поля засверкали синие маячки.
— Если это милиция, отсюда надо мотать, — сказал Димка.
Однако там, где только что они видели синие просверки, раздался мощный взрыв. Оранжевый столб огня повис над заснеженным полем. И затем еще рвануло, хотя и менее оглушительно.
— Эти сволочи, кажется, пошли ва-банк, расфурычили ментов.
— Неплохой устроили для себя полигон, — Бронислав дул на пальцы рук. Они стыли и он взял автомат под мышку.
Со стороны темнеющей рощицы послышался шум машин. Раздался визг тормозов, шуршание шин, стукнули дверцы.
— Вот, кажется, они и дождались резерва главного командования, — невозмутимо сказал Димка. — Ты, Броня, кому оставил завещание?
— Если что — возьмешь мои бабки в тумбочке.
— А что я с ними буду делать?
— Отдай какому-нибудь новому русскому пусть купит себе еще один «мерседес»…Может, быстрее себе шею сломит…И никаких памятников, не люблю эти глупости…
Наверху стукнуло окно и они услышали голос Шедова.
— Идите к черному ходу, сейчас начнется катавасия.
На улице, по другую сторону забора, замелькали тени. Особенно хорошо они были видны сверху, с центрального балкона, на котором уже заняли позицию Фердинанд с Денисом.
Близнецы присоединились к Буханцу, устроились у окон в гостиной. Они придвинули к ним диван и шесть массивных кресел, представляющих надежную баррикаду. Из-за штор наблюдали за улицей. Они видели, как двое человек несли от только что подъехавшего микроавтобуса лестницу и приставили ее к забору. Потом они вернулись к машине и вытащили из кузова еще одну лестницу со специальным крюком-пилой, предназначенной для штурма этажных зданий. Кто-то на капоте джипа устанавливал пулемет на тонких сошках.
Димка надавил стволом автомата на стекло, осколки полетели на землю. Выстрелил и тот, кто колдовал с пулеметом, на мгновение застыл и упал грудью на капот. Лобовое стекло, исказившись серебристыми трещинами, рухнуло вовнутрь.
В гостиную вошел Арефьев. Его огромная фигура в сумерках была еще внушительнее. От него несло порохом и валидолом. Музыка, сотрясающая дом, мешала говорить и он почти в самое ухо Бронислава прокричал:
— Они хотят взять дом в кольцо…Мои люди на другой его стороне, но, боюсь, у них не хватит патронов.
Бронислав подгреб к себе подсумок с магазинами и вытащил оттуда четыре рожка.
— Это все, что я могу вам дать…И еще пару гранат…
Где-то внизу громыхнуло, здание содрогнулось. Вниз посыпались разбитые стекла. Со стола упала ваза и покатилась по ковру.
— Броня, подай гранатомет, — Димка увидел как одна из машин тронулась с места и начала разворачиваться. Он уверенно приладил гранатомет в проем окна и прицелился. Яркий след прочертил синюю мглу и унесся в сторону джипа. Димка закрыл глаза и ему привиделся большой костер, вокруг которого собрались ребята в красных галстуках. Когда он разжал веки, увидел скособочившийся джип, охваченный ярким пламенем в районе бензобака.
Со стороны дороги открыли яростную стрельбу. Несколько человек, пригнувшись, рванули к забору и попытались по двум лестницам взобраться на его гребешок, однако, Бронислав короткими очередями смахнул их на землю. Он стрелял и чувствовал ни с чем не сравнимое удовольствие от толчков, исходящих от приклада.
И все же несколько человек сумели просочиться на территорию строения номер 9 и укрыться в мертвой зоне — между забором и фасадом дома.
Бронислав оглянулся, но не увидел Арефьева. Тот прошел к себе в кабинет, где за столом, положив голову на руки, сидела Злата. Музыка надрывалась, Паваротти уже пел «Аве Мария» и ему подпевал хор венецианских мальчиков…
Арефьев взял жену за руку и потянул за собой.
— Дорогая моя девочка, здесь тебе оставаться нельзя, пойдем наверх, — в кабинете царил густой сумрак, лишь звездно-лунное небо освещало его стены матовым светом. Из окна были видны трассы пуль, летящие в разных направлениях, но поскольку выстрелы заглушались музыкой, их золотистые цепочки напоминали видео-картинки.
Он выключил музыкальный центр, но тут же пожалел об этом: кругом шел настоящий бой и автоматные очереди буквально захлебывались. Злата схватилась за голову, заметалась по кабинету. Арефьев не мог без боли на нее смотреть. Он с лютым раздражением вырвал из себя дренаж и вместе со стеклянной колбочкой отшвырнул в сторону. Затем подошел к полке, где лежали компакт-диски, и взял тот, что стоял на ребре возле книжных корешков. Это был его любимый Первый концерт Чайковского. Он вложил диск в гнездо и нажал кнопку. Мощные аккорды, без перехода, заполнили пространство, покрывая сверхнормативными децибелами человеческие безобразия, творящиеся за стенами дома.
Он подошел к жене и притянул ее к себе. Свободной рукой достал мобильник и набрал номер телефона милицейского начальника — подполковника Коризно. Однако телефон не отвечал. И это переполнило край отчаяния и вместе с тем, как бы поставило нужный знак препинания в отвратительной скорописи жизни.
— Надень, милая, шубку и возьми документы с деньгами, — сказал он, — я тебя постараюсь отсюда вывести.
— Нет, это исключено! Я одна не пойду, — Злата перестала рыдать, на щеках ее, словно льдинки, застыли слезы.
На пороге возник Буханец. Его лицо было в крови, лацкан кожаной куртки держался на одной нитке — результат рукопашного боя.
— Герман Олегович, расколовские шестерки проникли в подвал, боюсь, их нам не сдержать.
— Где Чугунов?
— Он со своими людьми контролирует весь первый этаж, но патроны на исходе. И что-то случилось с Воробьевым, он уже давно должен быть здесь.
И как бы в насмешку, снаружи раздался истерический крик Кривозуба: «Я вас, придурков, спрашиваю — где патроны?»
— Как видите, пока действует закон компенсации, — сказал Арефьев и подошел к сейфу. Из нижней секции достал объемную коробку с круглыми, похожими на хоккейную шайбу, гранатами.
— Возьми и раздай всем, — обратился он к Буханцу. — Это нервно-паралитический газ, но прежде чем бросать, надо надавить на синюю кнопку…
Когда охранник вместе с коробкой ушел, Арефьев из той же нижней секции извлек короткоствольный автомат, к которому скотчем были прикреплены четыре рожка. Из ящика стола взял пистолет «грач».
— Злата, идем, я отведу тебя на третий этаж, а оттуда по пожарной лестнице тебя выведет Буханец.
— Нет, я остаюсь с тобой, — и он понял: она будет с ним до конца, каким бы конец этот ни был.
Когда они поднимались по лестнице, под ногами хрустело стекло и перекатывались стреляные гильзы, которых здесь было видимо-невидимо. Особенно много их было у окон. Увидев Шедова, Арефьев немного взбодрился.
На другой стороне дома, где кухня и подсобки, оборону держали Фердинанд с Денисом. Борис сидел возле газовой плиты, держа между ног автомат. Пуля задела ему плечо и он салфетками тампонировал рану.
И вдруг все стихло. И музыка и выстрелы. И это показалось зловещим признаком. Именно такое ощущение испытывал Бронислав. Он слышал голос Кривозуба и теперь для него все встало на свои места — он должен с ним встретиться.
Однако тишина была недолгой: все, кто находился в доме, услышали тяжелый накат подъехавшего транспорта.
— Это «урал», АТН, — сказал Димка.
Его слова тут же получили подтверждение. В дверь вошел Шедов и с порога объявил:
— Расколов прислал целый взвод фашистов. Что будем делать?
— Устроим гадам Сталинградскую битву, — сказал подошедший Фердинанд.
Из коридора появился Арефьев, Злата — рядом.
— Надо уходить, — сказал он. — У них большое численное превосходство.
— Зато на нашей стороне эта…Брестская крепость, — Шедов окинул взглядом помещение. — Впрочем, не помешало бы связаться с милицией…
— Я уже туда звонил, никто не отвечает, — Арефьева мутило от боли и страха за судьбу жены. — Я не удивлюсь, если…
— Я тоже не удивлюсь, — Шедов вытащил из кармана мятую пачку сигарет, — Я тоже не удивлюсь, если узнаю, что эти расколовские бультерьеры, прежде чем направиться сюда, заехали в отдел и немного его прикрыли…
— Но это же из сценария государственного переворота, — сказал Арефьев.
— Переворот в Опалихе и только…Стоп, они что-то пытаются нам сообщить, — Шедов, вытянув короткую шею, напоминал бобра на чужой протоке.
Прислушались.
Бронислав узнал голос Кривозуба.
— Вам уже никто не поможет, — вещал мегафон. — У нас есть полномочия вас или арестовать или уничтожить, поскольку вы вне закона. У вас времени на раздумье — два оборота секундной стрелки…
Шедов чиркнул зажигалкой и взглянул на часы.
— Не очень они щедры, — сказал он и обратился к Брониславу: — Сколько у тебя осталось гранатометов?
— Один, но есть еще немного гранат и тротиловых шашек. — Хозяин, — обратился Бронислав к Арефьеву, — мне надо попасть на крышу…Отсюда не видно машины, на которой они прибыли сюда. Их надо лишить возможности уносить ноги…
— Пойдем, парень, — сказал Арефьев, — я покажу тебе слуховое окно.