Мы не дали ему денег, и он пустился в погоню, призывая на наши головы молнии и камни с небес. Идти ему было тяжело, он то и дело останавливался, потом снова устремлялся за нами, но держась уже в отдалении. В живописных лохмотьях угадывался плащ и остатки матросского костюма.
— Следит за нами, — сказала Атли с усмешкой.
Я знал, что за нами будут следить, но — чертовы рефлексы — надвинул шляпу на лоб. Шляпа нужна, чтобы нового архканцлера не узнали горожане. А вот те кому надо — они нас уже вычислили и ведут, и шляпа тут бесполезна.
Под плащом у меня шпага. В кармане куртки — веточка мертвожизни и свисток. Вот и все мое оружие. Правда, на сей раз я, все же, надел под куртку пластинчатый доспех, тесный, но в спешке не было возможности подобрать что-то просторнее. Боюсь, правда, не слишком он мне поможет…
На улице было полно людей и хоггов, одетых пестро и разнообразно. Из порта и в порт двигались кареты, повозки, телеги и тележки, влекомые конями, мулами, ослами. Животные шумели, но люди шумели стократ сильней. В толпе мелькали настоящие матросы — их раскоряченная, вихляющая походка замечалась издалека. Водоворот жизни в портовой части Норатора бурлил, плескал пеной, подхватив нас с Атли в свой поток, чтобы увлечь на самое дно… Меня не покидало ощущение, что я движусь по сюжету чужой пьесы. А вот кто режиссер? Ренквист? Таренкс Аджи? Трастилл Маорай? Или загадочная Анира Най с Гильдией? Я, конечно, внес в сюжет свои коррективы, но не факт, что их хватит, чтобы завершить даже первый акт победным маршем.
Я мало смотрел по сторонам, слишком напряжены были нервы, но заметил, что дома, мимо которых проходим, по большей части, являются трактирами и увеселительными заведениями: слишком много пьяных, слишком много рискованно одетых женщин, открыто пристающих к прохожим. Наверное, хорошо, что эта часть Норатора живет полнокровно, во всяком случае, морская торговля идет бойко — я вижу, что кораблей в морской гавани больше сотни. Значит, деньги в Нораторе по-прежнему крутятся немалые, а презренный металл и способы его добычи для меня сейчас — самое важное. И нельзя забывать о продовольствии. Пока пищу доставляют морем — в Нораторе голода не будет.
Атли взмахнула рукой, показывая куда-то вбок:
— Справа русло Аталарды, отсюда ты не увидишь, там заболоченная низменность, и именно там — кладбище старых кораблей. Море давно ушло оттуда… Там теперь вотчины рыбаков и разных бродяг. Мертвая часть порта.
— Ты знаешь про Норатор больше, чем я…
— Х-хо! Конечно больше, и давно знаю! Как только мой отец затеял вновь объединить Степь, он заслал в Санкструм и иные страны шпионов… Теперь Степь знает все! Бойся нас, Торнхелл!
Да боюсь, ты поверь. Во всяком случае, отдаю себе отчет в том, насколько грозным противником является Алая Степь.
В носу уже щекотало от йодистых запахов моря; предгрозовой воздух насытился ими, и густел, как обручем сжимая мою грудь.
— Скажи, все же… а вы вторглись бы… если бы черный мор вошел в Норатор?
Она взглянула на меня с улыбкой. Улыбка была задорная, и лишь самую малость — зловещая, чтобы я понимал, что передо мной — безжалостная и своенравная убийца.
— Мы бы подождали. Недолго. Степь умеет ждать. Мы, конечно, вторгнемся, если ты не соберешь дани, и сокрушим Норатор, и выкупаемся в крови горожан, и черный мор — ты помнишь! — нас не остановит. Но не бойся — тебя я оставлю в живых. И всех, на кого укажет твой палец. Ты особенный, серый волк. Ты мне нравишься. И мы проведем сегодня ночь вместе, если… — Кулачок стукнул меня в плечо. — Мы, Торнхелл, отменная добыча!
Ей было весело. Даже — излишне весело. В зеленых глазах то и дело вспыхивала азартный, немного безумный огонек.
Она подзаряжалась от опасности. Есть такой тип людей, адреналиновые наркоманы. Не скрою, адреналин штука приятная, когда ты несешься по ночным улицам города на скорости в двести километров, но не тогда, когда тебя явно пытаются убить.
Нищий страшным хриплым басом взревел:
— Вскрою, как порося на бойне!
Я оглянулся: нищий не поделил что-то с пьяным матросом и угрожал ему длинным кинжалом, извлеченным, видимо, из-под лохмотьев. Матрос оробел и сдал назад, а кривобокая жертва преждевременных родов, кивнув удовлетворенно, заковыляла вслед за нами.
Гавань напоминала раздвинутую крабью клешню, она была исчеркана с внутренних сторон зубчиками молов, к которым швартовались корабли. У причалов кипело и бурлило, как в котле, куда сбросили гору разноцветных и мелко нарезанных овощей.
— Много кораблей… — проронил я. — Я не ожидал, что тут так много кораблей…
— Ага, — сказала дочь Сандера и чихнула. — Как же тут воняет… В черный мор торговля морем особенно процветает, и Гильдия сейчас имеет огромные прибыли!
— Гильдия?
— Да, Гильдия морских торговцев, иначе — Морская Гильдия. Они очень сильны, очень богаты, серый волк. Никто в Нораторе не смеет торговать с другими странами морем, не вступив в Гильдию. То есть он может, конечно, но — ар-р! — ему не дадут разрешения даже зайти в порт Норатора или разгрузить корабль в пределах города. У Гильдии своя армия, а ты понимаешь, конечно, что может сделать с купцом-ослушником целая армия.
Мафия профсоюзов, другими словами… Вот оно как. Монополия. Хочешь торговать — отстегивай долю профсоюзу, или выкатывайся к черту.
Анира Най из таинственной Гильдии, о которой мне все недосуг узнать! Завтра я должен с нею повидаться.
— Ты не помнишь, как зовут руководителей Гильдии?
— Хм. Ее возглавляет какая-то женщина… Тебя интересуют женщины?
Вопрос с подковыркой.
— Ты знаешь, мужчины гораздо меньше меня интересуют.
— Х-хо!
— Меня интересует одна женщина…
— Х-хо! Скажи ее имя, я отыщу ее и вырежу ей сердце!
— Догадайся…
Она стукнула меня в плечо и звонко рассмеялась.
А я молчал и было мне скверно. Вероятность того, что Анира Най держит в кармане Гильдию морских торговцев — велика. И ей достаточно щелкнуть пальцами, чтобы перекрыть на время морские пути, устроить в Нораторе искусственный голод. В борьбе за власть — все средства хороши, а эта дамочка, я уже успел убедиться — не гнушалась ничем вообще, она бы даже геноцидом не погнушалась ради власти.
Мы дважды сворачивали на улочки все более узкие. Заблудиться тут было невозможно — просто спускайся все время вниз и вниз, к морю… Мерзкий нищий тащился за нами в отдалении. Он, конечно, был не единственным соглядатаем. Я профан по части слежки, но и то понимал, что с определенного момента за нами начали плотно следить. Интересно, что заговорщики скажут, когда узнают, что рядом со мной не Шутейник, а самая опасная женщина континента?
И сразу же — вопрос: если в плену у заговорщиков не кто-нибудь, а Амара Тани? И — просто предположим! — нам с Атли все-таки удастся ее освободить. Что скажет дочь Сандера о внешности моей подруги? Если она пройдется по ней в своем обычном скабрезном духе, я ведь не стерплю, и сделаю то, что грозился, а именно — отшлепаю наследницу Владыки Степи, что автоматически означает войну…
Звучит нехорошо, но — пусть в руках заговорщиков будет не Амара Тани. Я должен закончить свои дела с Атли… и со Степью. Закончить так, чтобы Санкструм получил передышку. Иначе судьба империи — и моя, моя судьба — сложатся печально.
Улочки, по которым шли, окончательно приобрели трущобный вид. Покосившиеся дома и трактиры, жалкие лавчонки с подслеповатыми окнами сопровождали нас. Мостовая превратилась в грязную тропу. Ободранные дети играли в грязи с ободранными псами. Матросы, что пропивали жалование в здешних кабаках, выглядели совершенно истасканно и точно так же выглядели местные шлюхи.
Нас обогнал какой-то бородатый прощелыга в старом матросском костюме — коротких, до колен штанах, куртке из серого сукна и черной шапочке. Мы свернули на улочку, которую указала Атли, и увидели, что прощелыга, подперев косяк запертой двери, играет на крыльце в куклы с таким же, гнусного вида пожилым оборванцем. То есть — играли в куклы они оба! Прощелыга шевелил короткими пальцами и маленькая нагая кукла из дерева вздергивала руками и ногами на шарнирах в странных, но, так мне показалось, осмысленных жестах: вправо, влево, вверх, вниз; трепетали тонкие серебряные ниточки. Марионетка выплясывала танец, за которым внимательно следил пожилой оборванец. В руке его тоже была кукла, но пока она не шевелилась, руки и голова — безликая, как болванка для парика — обвисли. Странное представление… Более чем странное!
Мы прошли еще квартал. Я зацепил пожилого оборванца боковым зрением, чисто случайно. Он стоял в темном переулке перед группкой таких же достойных людей, а в руках его была крохотная деревянная марионетка! И она плясала, вымахивала руками и ногами, дергала безликой головой, повинуясь движениям пальцев кукловода!
Я замедлил шаги, но Атли дернула меня за рукав:
— Чуточку прыти, ротозей!
— Куклы… Ты заметила? Взрослые люди играют в куклы!
— Двигай, Торнхелл! Это немой язык.
— Что?
— Немой язык. Язык Страдальцев.
— Страдальцев? Кто такие Страдальцы?
— Торнхелл… — Интонации у нее были как у Амары, не раз объяснявшей мне реалии Санкструма. — Страдальцы — крупная припортовая банда Норатора. Э-э, как их тут называют — мазурики. Они не скрываются, потому что думают, что ты не понимаешь смысла их действий… А может, пугают, гонят нас на охотника, х-хо!
— Они сообщают друг другу, что мы идем!
— Х-хо-хо! Ну точно!
— Ты понимаешь их язык?
— Нет. Но я знаю, что он существует. Ты знаешь, куда легче бежать с каторги Санкструма в горах Тервида? В Степь… У нас в Степи гостили и Страдальцы, и Палачи, и Печальники… У каждой банды Норатора свой немой язык. Мы кое-что знаем, но мне было недосуг учить все это… Нет, мне это неинтересно. Просто не обращай внимание на этих дурачков. Пойдем! — Она чихнула. — Тут ужасные запахи!
Как же хорошо вы подготовились к вторжению… Вы знаете даже мелочи совершенно, казалось бы, необязательные, но, тем не менее, вы их изучили. Я не удивлюсь, если вам известен реальный годовой доход в казну Санкструма! Сумму в пятьдесят тысяч вы не с потолка взяли! Но только вы не могли предположить, что все деньги, что поступают в казну империи, тут же разворовываются властью.