Немного? О нет, намного больше!
Грокон вышел на полянку перед ротондой. Встал с опущенными руками, на которых виднелись потеки крови, и задрал голову. Жирные подбородки тоже перемазаны в крови. Прижимался к трупу, очевидно, прощался, глотая слезы пополам с кровью. Я скрипнул зубами. Нескладно как все получилось…
Взгляды наши сошлись. Глаза Грокона были черны и мертвы.
Местные поведенческие паттерны просты. Теперь я враг, ведь я повинен в смерти его сына, значит, против меня необходимо составить заговор и, если получится, прирезать.
Впрочем, заговором больше… мне уже без разницы. Завтра я пойду ва-банк, и либо укреплюсь во власти, либо… По крайней мере, пока посольство Степи в Варлойне, меня не тронут. А вот после…
В прихожей раздался жестяной грохот, словно с полок посыпались кастрюли. По несдержанной ругани я понял, что явился капитан Бришер.
Блоджетт предусмотрительно сделал еще два шага от двери, и вовремя — дверь распахнулась, и Бришер влетел в кабинет, подобный духу огня — раскаленный, рыжий, сияющий доспехами.
— Деньги получены, ваше сиятельство, да, получены! Ребята мои довольны и я доволен очень! Мы уж и не ожидали! Монашек ваш ревизовал наш рацион — питание наше, сказал, будет получше. Но черт его дери — что удумал этот Коронный совет? Наше содержание! Герольд явился, орет, будто его в детстве уронили… Мы получили от вас оклады, но харчи отныне должны оплачивать из своего кармана, и не только их — да, не только! А и перековку лошадей, одежды да доспехи, все, что раньше нам полагалось по договору как довольствие бесплатно! Мы должны теперь оплачивать все! Все! А за харчи с имперских кухонь, цены, между прочим, нам поставили конские!
Он устремил на меня огненный взгляд, торчащие из носа рыжие волосы трепетали от дыхания, как спелая рожь под ветром.
Я приблизился к капитану и положил руку на его стальное плечо, надеясь, что он не заметит, как дрожит моя ладонь.
— Я все решу завтра к вечеру, Бришер. Глупости Коронного совета, как видите, бьют по Санкструму, и бьют больно. Совет хочет вынудить Алые крылья уйти… так или иначе — это их единственное желание.
Бришер кивал, огненная бородища колыхалась.
— Но мы присягали на верность не Коронному совету! Мы присягали фамилии Растаров!
— Именно так, капитан! И действовать вы должны в интересах императора! Если вы уйдете — кто будет защищать Варлойн и имперскую фамилию? Сейчас трудные времена, император утратил бразды правления, и Коронный совет делает что хочет… И сдается мне, у Совета скверные планы насчет Растаров… Ведь император скоро умрет, а значит, начнется борьба за престол, и неизвестно, кто захочет надеть корону — один из наследников-Растаров, или кто-то из дерзких дворян… Зреет коварная смута!
Бришер кивал, мысли, что я вкладывал в его голову, наверняка, он уже обдумывал, и не раз. Он простой, капитан, но отнюдь не дурак.
— Так неужели вы пойдете на поводу у Коронного совета, который столь явно выживает вас из Варлойна? Вы, те, кто столетиями охранял имперский покой!
Капитан покачал головой.
— Но деньги… мы не в силах покупать еду с имперских кухонь!
— Ваше содержание не уменьшится. Более того, я уже говорил — я его повышаю. И все ваше бесплатное довольствие я верну, и еще увеличу. Потерпите… до послезавтра. Послезавтра я опубликую нужные указы, которые будут обязательны к исполнению.
— Но Совет…
— Совет пойдет в задницу в полном составе. С завтрашнего дня.
Упоминание задницы, куда полным составом пойдет Совет, весьма успокоило капитана. Я заговорил с ним на правильном языке, и дверцы его разума окончательно распахнулись, и он меня услышал.
— Верю вам, господин архканцлер. Вы — сможете! Потерпим сутки. Купим сегодня шамовки в городе, отправлю туда нарочных, да, нарочных! В городе дешевле.
Конечно дешевле. Совет намеренно велел отпускать пищу Алым крыльям по несусветным ценам. И, подозреваю, те же цены действуют и в моем случае, так что будем перебиваться сегодня внутренними резервами, а проще говоря — объедками, что остались от завтрака. Кота жалко. Впрочем, он может найти себе прокорм и сам.
Грокон убрался с поляны. Разочарованные вороны кружили над деревьями. Я различал среди ветвей на траве жирные красные мазки… Краска. Просто краска, не более.
Немного успокоив капитана, я попросил об увеличении караулов у ротонды и на других местах, вручил ему архканцлерский знак и велел лично и немедленно добыть с места пожара Законный свод Растаров.
— Возьмите десять Алых, — сказал. — Это важно и это — в интересах Санкструма. Законный свод должен быть доставлен сюда любой ценой. Если сенешаль Грокон… да-да, толстый такой малый, начнет юлить — припугните его расправой. Действуйте быстро и решительно. Законный свод находится где-то среди спасенных из пожара книг Архива. Он — большой. Не ошибетесь.
Бришер кивнул, повесил знак на грудь, а вернее — на свою бороду, и, нервно выдернув из носа колосок, удалился.
— Блоджетт, — сказал я. — Мне нужно узнать о тех чиновниках и дипломатах, которых отправили в отставку за последние… ну, скажем, пять лет. Имперские Архивы сгорели, и вся надежда теперь только на вас. Есть ли возможность собрать эти сведения? Я оплачу их. Оплачу сполна.
— Подробный список?
— Любой список. Кто — где — когда. Хотя бы десять-двадцать фамилий.
— Это будет нетрудно, ваше сиятельство. Я помню многих поименно. И денег никаких не нужно.
— Очень хорошо. И не торопитесь. Составьте список, скажем, за неделю.
Вот так. В нынешних обстоятельствах — увольнение, это почти печать качества работы чиновника и, возможно, указание на то, что у человека в наличии немного совести. Эти люди и хогги, если таковые окажутся в числе чиновников, войдут в мое правительство.
Я отпустил Блоджетта и повернулся к Шутейнику и Бернхотту. На столе уже лежали принесенные старшим секретарем рулоны бумаги, перья гусиные и стальные и золотые на длинных деревянных стерженьках, и песочницы, похожие на перечницы, для того, чтобы быстро осушать чернильные строки. Стояли и приготовленные чернила из каракатиц. Оказывается, их доставляют прямо в Варлойн с рыбных промыслов, которые еще каким-то образом живы и не стонут под пятой Коронного совета.
Бернхотт поднял взгляд:
— Варвары! Эти степные варвары в личинах! Но мы ничего не могли поделать!
— Бернхотт, варвары, что пожирают страну изнутри, намного опаснее. А степняки… они не варвары ни разу. Они просто… другие. И закончим на этом. Время составлять указы.
— Умные указы! Верные указы!
— Умные и верные я начну составлять послезавтра. Пока… Шутейник, а скажи-ка мне, лень заглядывать в карту, какие деревни в Санкструме носят неблагозвучные названия?
Гаер подумал, картинно почесав в кудрях черенком пера.
— Деревня Дырка, Опупиль, Серая Грязь… Вот три помню точно! Ну и Рыбьи Потроха, конечно! Не Потроха, ой, Голубые Фиалки!
Я плюхнулся на стул, схватил гусиное перо и придвинул к себе рулон бумаги и одну из чернильниц.
— Отлично. Бернхотт — пиши указ. Переименовать Дырку в Золотое солнце. Шутейник, на тебе Опупиль, переименуй его как тебе захочется. Ну а я займусь Серой Грязью. Назову ее, пожалуй, Милочкой. Деревня Милочка, звучит, а?
Молча и недоуменно они написали указы. Я скатал их в трубки и положил в один из ящиков стола.
Сегодня будет много указов для Коронного совета. Нам придется напрячься.
— Бернхотт, пиши новый указ: «Пусть всем будет хорошо!». Шутейник — пиши: «Приказываю снизить подушный налог вдвое». Ну а я, пожалуй, запрещу давить кошек каретами после полудня. Готово? Теперь так. Бернхотт: «Запретить держать в накладных карманах городской стражи ржаные сухари под страхом смерти!» Шутейник: «Указ о немедленном аудите армейских складов»… Побольше слов, друг, побольше витиеватости! А я напишу вот что: «Запрещаю после восхода солнца кричать петухам. Пусть всякое подворье, на котором живут петухи, платит пени, ежели петух закричит после восхода!»
— Э-э-э? Мастер Волк, что это? Это же какой-то… идиотизм?
— Так точно, мессир, ведь большая часть указов… какая-то чертовская глупость!
— Осознанная глупость в законотворчестве, — кивнул я с улыбкой. — Моим почерком и почерком Бернхотта составляются дурацкие указы. Твоим почерком, Шутейник, составляются указы нужные и необходимые.
— Но зачем, мессир?
— Да, мастер Волк, зачем?
— Для завтрашнего представления указов Коронному совету. Кое-что они завизируют, я надеюсь.
— А если нет?
— Я придумал способ, чтобы визы поставили.
Мы составляли указы битых три часа. Затем я взял один указ Бернхотта («Запрещается крестьянам есть морскую рыбу на берегу Оргумина» с добавлением тридцати подпунктов, с перечислением многочисленных сортов рыб), и добавил среди прочих подпунктов мелким-мелким почерком кое-что весомое.
Очень важное.
Очень нужное.
Магия мелких букв, которыми заполняются поля в земных контрактах, еще не была освоена в Санкструме.
Я надеялся стать первопроходцем.
Глава двадцать девятая
Работа спорилась, да как спорилась! За три часа мы накатали примерно сотню указов, по большей части — кретинских донельзя. Но среди них были и настоящие, серьезные, давно продуманные мной указы. Послезавтра, если все пройдет гладко, настоящие указы пойдут в дело, потому что я обрету настоящую власть — шаткую, конечно, ибо у фракций свои армии, но — власть. И я, наконец-то, начну формирование официального правительства и совершу, тем самым, маленький и плавный переворот внутри правящих элит, закосневших в своем самоценном элитизме, не способных думать о нуждах страны, а только о собственном возвышении и пухлом кармане.
Но — очень осторожно. Повторяю: кирпичики из стены местной власти следует вынимать с предельной аккуратностью, чтобы не обрушить весь дом под названием «государство». И следить, чтобы не началась паника и из страны не исчезли деньги.