— Вы и это знаете? — удивился министр.
— На то мы и разведка, сэр, — веско произнес Бредли. — Мы отслеживаем все маршруты переходов русских подводных лодок. Достаточно трехчетырех радиопеленгов и мы знаем ориентировочное место подлодки, корректируемое системой «СОСУС». И без навигационной прокладки на карте ясно — это район поиска в 1700 милях к северо-западу от Гавайских островов. Именно там русские искали свою субмарину. Я думаю, нас всех заинтересует аппаратура шифрсвязи, кодовые таблицы, документы по эксплуатации ядерных боевых средств и многое другое разбросанное на дне Тихого океана. Всё это мы найдем с помощью наших глубоководных аппаратов. Игра стоит свеч, сэр! А что касается международного права, пусть свои пояснения даст присутствующий на совещании представитель Госдепартамента господин Форд. Если вы не возражаете, сэр, я предоставлю ему слово.
— Хорошо Бредли, я его выслушаю, — уже более заинтересованно произнес Нитце. — Но предупреждаю заранее, что решение будет непростым. Поэтому на меня особо не рассчитывайте. Я вижу здесь больше политики, чем военных преимуществ. С другой стороны, — министр хитро улыбнулся в сторону молчавшего всё это время директора разведки ВМС США, — у вашего ведомства появляется возможность реабилитироваться после серии проколов. Это ведь не боеголовки на дне искать, а целую подводную лодку.
Не так ли Бест? — спросил он капитана атомохода «Гоуст», тихо дремавшего и спрятавшегося за грузной фигурой Форда.
— Так точно, сэр! — гаркнул Бест, вскакивая с дивана и на ходу соображая, о чём идет речь.
— Я вижу, перелет из Бангора вас немного утомил, — не преминул заметить Нитце. — Тем не менее, речь идет о вашей «Гоуст». Не так ли кэптен?
— Прошу прощения, сэр, — Бест извинился и, мгновенно сориентировавшись в обстановке, твердо выпалил то, что заранее репетировал еще в самолете:
— Это редкий шанс, сэр! Наш атомоход будет всё время находиться под водой. Никто и не узнает, что мы там побывали. Скрытность — наше главное преимущество. Мне кажется, сэр, это тот самый случай, когда может быть достигнут значительный успех.
— Вы в этом, как капитан, абсолютно уверены? — с сомнением в голосе произнес министр, впившись своим колким взглядом в глаза Беста. — А понимаете ли вы всю меру ответственности, которая на вас ложится?
— Сэр! Быть капитаном «Гоуст» — это и ответственность, и высокое доверие моего начальства, назначившего меня на эту должность. Я хочу оправдать это доверие и чувствую нутром капитана, вверенной мне субмарины, что на этот раз…, мы сработаем! — последнюю фразу Бест произнес особенно выразительно.
— Вы…, Бест, в некоторой степени, вселяете в меня уверенность, — Нитце еще раз взглянул Бесту в глаза. — Но не думайте, что я не понимаю разницы между вашей предыдущей работой и той, что предстоит сделать. То были дорого-стоящие игры на дне. А здесь другой расклад. Помните! На карту поставлен престиж не только разведки, но и флота в целом. Не хотелось бы ошибиться кэптен Бест.
— Сэр! — восклицание Беста как бы зависло в воздухе, но на его лице отразилась такая степень готовности выполнить приказ вышестоящего начальства, что министр не мог этого не заметить. Он подошел вплотную к Бесту и произнес:
— Я обращаюсь именно к вам, потому что в океане только вы один будете создавать успех или очередную неудачу разведывательной операции. Мне и самому чертовски хочется, чтобы у вас всё получилось.
Министр жестом усадил Беста на диван и сходу переключился на Госдеповца:
— Так, что там, в области юриспруденции?
— Сэр! Господа! — закартавил уверенный в своей правоте представитель Госдепа. — Я не вижу международных препятствий в осуществлении вашей миссии. СССР официально не объявил о гибели своей подводной лодки. По всем действующим международно-правовым нормам, это имущество не принадлежит никому. Оно ничейное. Но…
— Вот тут-то и начнется, — вслух, на правах председательствующего, заметил Бредли.
— Да, сэр, есть определенные нюансы. СССР — это СССР! И с этим надо считаться, даже несмотря на правовые преимущества. Если ваша деятельность вскроется… От имени Госдепартамента, я уполномочен официально предупредить вас о возможной и исключительно негативной реакции Советов. Полетят головы! Да вы и сами знаете — наш Президент не любит шума! У него и так непростые отношения с Брежневым. Поэтому, ещё раз прошу вас взвесить все «за» и «против». Собственно, у меня всё, господа. Вам решать! Сэр!
— Спасибо, Майкл, — поблагодарил Госдеповца Нитце. — Вы, как всегда, красноречивы.
Госдеповец откланялся и с чувством выполненного долга величаво покинул помещение.
— Поставили вы мне задачку, — уже менее уверенно произнес министр ВМС. — Так что будем делать, господа?
— Погружаться на дно, — спокойно резюмировал директор разведки флота, давая понять своему министру, что ни он, ни его разведчики, не отступят от своего замысла. Но это уже будет другая разведкрыша по имени ЦРУ и все лавры достанутся им, а не военно-морским силам.
Наступила пауза — министр задумался. Затем, он поочередно взглянул в глаза всем присутствующим, как бы взвешивая те самые Госдеповские «за» и «против», и, наконец, бесповоротно изрек:
— Черт с вами, я согласен! Ждите здесь моего сообщения из Белого дома. Если понадобитесь, я вызову!
Министр прихватил специально подготовленную Бредли папку с описанием возможностей «Гоуст» и убыл в Белый дом на доклад самому Президенту.
— Бест! — разродился Бредли, как только они остались одни. — Какого беса! Мы с шефом тут напрягаемся, а вы… Спите на ходу!
— Виноват, сэр! — Бест встал и тут же, потеряв равновесие, рухнул на диван.
— Да бросьте вы, Джеймс! — вступился директор разведки флота. — Сами замордовали капитана. На нем же лица нет!
Действительно, за последнее время экипаж и его капитан Эдвард Бест были настолько измотаны своими выходами в океан, что уже буквально валились с ног. Всё бы ничего, но не было самого главного — результата их беспрерывной и опасной морской работы. Они чувствовали себя не в своей тарелке. Над ними стали подшучивать даже судоремонтники, привыкшие после очередного безрезультатного похода за боеголовками, ставить «Гоуст» на починку в сухой док. В экипаже стали выпивать. Каждый приход в родной Бангор сопровождался буйной пьянкой, отрыжка которой ещё долго летела вслед капитану от зачастивших на подлодку проверяющих. Стали поговаривать о возможной замене Беста, что для него означало крушение всех нынешних надежд и достижений предыдущей службы. Морально, он сам и его непростой экипаж были угнетены. Все ждали развязки, которую стали связывать именно с новым походом. Поэтому на традиционно последовавший от директора разведки вопрос об экипаже, командир ответил просто:
— Экипаж рвется в бой, сэр!
Нитце появился через несколько часов. Он сказал, что мог бы отзвониться и раньше, но, выполняя указания Президента о соблюдении строжайшей тайны, прибыл, чтобы лично передать «добро» из рук в руки. Инструкция была такова: в экипаже, никто, кроме непосредственных исполнителей, не должен знать об истинной цели похода. Вроде как вышли искать проклятые всеми боеголовки-невидимки советских баллистических ракет…
Затурканный последними наставлениями сверху, Бест в тот же день вылетел в Бангор. Что на него нашло, он и сам не знал, но к моменту выхода из самолета его можно было упаковывать и выносить как обыкновенный багаж.
— Швайнэ! — не удержавшись, вскричала по-немецки Эльза, увидевшая мужа-свинку в непристойном виде.
Она, как и договаривались накануне по телефону, прибыла встречать его в аэропорт Бангора.
— Ты… как тут оч-ч-чутилась? — это были последние слова капитана Беста, прежде чем он отключился.
Эльза заметила среди встречающих кого-то из экипажа. Делать нечего, пришлось попросить его о помощи и совместными усилиями запихнуть в такси бесчувственное тело.
— Не расстраивайтесь, мисс, — успокоил моряк, представившийся по имени Билли. — Всё в порядке.
— Я вас попрошу…
— Что вы мисс! Капитан Бест — самый лучший капитан Штатов. За него мы стоим горою! Никто ничего не узнает. Даже не думайте об этом.
У дома Эльза, теперь уже с помощью таксиста, дотащила пьянчужку до кровати и полночи проплакала, причитая о своей загубленной молодости, о далёкой и любимой Австрии, о бедных родителях.
Первоначально, под впечатлением от увиденного, она хотела вызвать мать Беста и упрекнуть её, мол, смотрите — это и есть ваш ненаглядный сыночек! Но вскоре успокоилась, тихонько прилегла на краю кровати и заснула. Наверное, ей снились заснеженные горы Тироля, где она любила кататься на горных лыжах или долина Фиргенталь, сохранившая уклад старинной деревенской жизни. Возможно, ей снились Умбальские водопады, да мало ли что ещё могло присниться белокурой красавице Эльзе. В этом сказочном сне не хватало одного — достопочтенного принца, который должен был взять её и повести под венец. Бест на эту роль, в своем нынешнем состоянии, явно не подходил. Ему больше подошла бы другая роль. Ибо он, свесившись наполовину, но, ещё окончательно не упав с кровати, попеременно издавал какие-то хрюкающие и булькающие звуки — не то обыкновенного хряка, не то морского чудовища.
Наступило утро. Когда Эльза открыла глаза, то первым делом увидела Беста, стоящего на коленях у её изголовья. Он долго целовал её и извинялся, извинялся, извинялся… Он клялся ей в верности и любви, пообещав, что подобное свинство больше не повторится.
Бест умчался готовить экипаж к походу, попутно разрешив Эльзе в пылу покаяния и примирения слетать в Европу к своим родителям. Эльза соответственно дала обещание проводить его в поход и вернуться домой ровно через две недели. Вскоре в проливе Худ снова появились знакомые очертания атомохода «Гоуст». На примелькавшемся в акватории бугорке опять кому-то махали платками. Жители Бангора, несмотря на всякие там секреты, окружившие плотной пеленой эту субмарину, четко знали — это родственники экипажа Эдварда Беста, в очередной раз провожавшие своих кормильцев. Народ традиционно не расходился до тех пор, пока не становилось ясно и понятно — подлодка погрузилась.