За командиром МАП полковником Горихвостовым, к примеру, числилась кличка «птица». Приклеил её один из оперативных дежурных, вычитавший в энциклопедии, в ходе своих бесконечных дежурств, что есть такая птица горихвостка. Теперь при смене с дежурства так и говорили:
— А «птица» где?
— Та полетела в Петропавловск-Камчатский на совещание к градоначальнику. Танкер с топливом должен подойти — вот он и помчался выбивать «эквивалент» на весь полк.
— «Эквивалент» в смысле спирт?
— Ну не керосин же? Его нам и так затарят. А с «эквивалентом» посложнее — предстоит борьба с подводниками из Рыбачьего.
— Это с теми бедолагами, что потеряли К-129-ю?
— Верно.
— Меня тоже запрягали на поиски лодки. Но всё бесполезно — океан поглотил её вместе с экипажем.
— Не повезло мужикам.
— А семьям каково?
— Говорят, пенсии до сих пор за мужей не начисляют.
— Ты же знаешь — для пенсии нужны трупы. А их нет. Поэтому, они до сих пор числятся пропавшими без вести. Всё как у нас в авиации.
— У нас, всё же, проще. Прокукарекал в эфир, мол, квадрат такой-то, падаю, мать вашу за ногу…
Раздался звонок оперативного дежурного ТОФ-а, что из славного города Владивостока, прервавший беседу двух, как говорили раньше, сталинских соколов.
— Есть дежурный МАП!
Связь была как всегда паршивой, но дежурный уловил, что спрашивают командира полка.
— Птиц… Отставить! Горихвостов в Петропавловске. За него начальник штаба… Есть! Соединяю!.. Маша! — обратился дежурный МАП к связистке. — Переключи на «вьюрка»!
Тут вообще было сборище пернатых. Начальник штаба подполковник Вьюрков не был исключением и носил фамилию певчей птицы из отряда воробьиных. Ему «кликуху» придумали без труда — она вытекала из самой его фамилии. Даже начальник тыла, которому по должности не положено было летать на самолетах и вертолетах МАП, носил птичью фамилию Орлов. Похоже, что кто-то из кадровиков умышленно комплектовал полк комсоставом с птичьими фамилиями. Одним из исключений из этого правила был «французская вонючка». Он прибился к МАП-у волею судьбы, бросившей его на окраину страны Советов испытывать вертолет-амфибию МИ-14. С аварийностью на ТОФ-е было не вполне нормально, поэтому его приписали к полку и как спасателя, и как противолодочника. В этот раз, его посылали в качестве противолодочника. Впрочем, стратеги из штаба флота, спланировали в группу поиска вражеской подлодки и другие «единички»: МИ-8-й из Долинска с островного Сахалина и МИ-6-й из материкового городка с названием Большой Камень. Координировал работу авиаторов экипаж ИЛ-38-го, который, кроме того, что сбросил на «вражену» — любимое выражение пилота подполковника Рожнова — радиогидро-акустические буи, мог двенадцать часов подряд «висеть» над районом поиска, ведя учет и анализ всей информации и выдавая ценные указания.
«Вьюрок» отозвался скоро:
— Вонифатьева на вылет! Срочно! Пошлите за ним машину! Задачу поставлю на аэродроме! Вперед!
— Есть!
МАП завертелся по заранее отработанным схемам — на то они и летчики, чтобы быстро реагировать на происходящее. Не прошло и получаса, как Вонифатьев оторвал свой экспериментальный вертолет-амфибию, прозванную почему-то на немецкий манер «Ахтунг», от ВВП — взлетно-посадочной полосы. На борту «Ахтунг» имел неплохое снаряжение: магнитометр АПМ-60, для обнаружения подлодки по аномалии магнитного поля; опускаемую гидроакустическую станцию АГ-19, работающую в режиме шумопеленгования с дальностью обнаружения до четырех километров; циркулирующую самонаводящуюся торпеду АТ-1, для поражения цели на глубине до двухсот метров и дальностью системы самонаведения до пятисот метров; глубинные бомбы и комплект из восемнадцати буев с дальностью обнаружения подлодки до четырех километров.
Все свои надежды на обнаружение подводного супостата Вонифатьев, он же «французская вонючка», возлагал на своего штурмана Петю Боева, по кличке «ковбой». Учитывая, что у летчиков в составе экипажей не было акустиков, и вообще отсутствовала как таковая акустическая подготовка, решили спихнуть эту проблему на авиационных штурманов — мол, выкручивайтесь, как хотите, но чтоб…. была и точка! «Ковбой» не растерялся, прихватил у командира канистру «эквивалента», и добыл записи шумов подводных лодок супостата у гидроакустиков-противолодочников из Петропавловска-Камчатского. Нужные шумы он записал на свой собственный магнитофон, вперемежку с запрещенными тогда песнями Владимира Высоцкого и ливерпульских «битлов». Так что к противолодочным действиям экипаж был вполне подготовлен — почему его и задействовал «вьюрок».
— «Коршун», я «Стрелец»! Прием! — послышался в шлемофоне Вонифатьева голос начальника штаба.
— Я, «Коршун»! Прием! — ответил командир МИ-14-го, подтверждая тем самым, что готов к работе.
— Целеуказание от «Тучи»! Как понял? — опять прозвучало в динамике.
— Понял! Целеуказание от «Тучи»! Прием!
Позывной «Туча» принадлежал ИЛ-3 8-му и всё бы ничего, но тут он услыхал неприятное для него сообщение:
— Раз уж тебя задействовали, по завершении отработаешь спасательный вариант с фактическим приводнением! На страховке МИ-6-й. Позывной «Телец»! Соблюдать меры безопасности! Как понял?
— Понял! Отработать приводнение! На страховке «Телец»! Прием!
— Понял правильно! Конец связи!
Сама процедура поиска подводной лодки — это длительное по времени нудное дело. Примерно, то же самое, что искать иголку в стоге сена. Да и была ли подводная лодка? Вот в чем вопрос? Говорят — была! Но когда? И главное — где? Тем не менее, приказ — есть приказ! Два часа майор работал в поте лица, исполняя все вводные «Тучи» по поиску «вражены». Он уже сбился со счета, вычисляя количество зависаний над назначенной точкой. Его спецы работали четко, опуская и выбирая обратно кабель-трос с гидроакустической станцией на заданную «Тучей» глубину постановки. Так было и в очередной раз, когда гидрофоны нескольких буев с интригующим названием «Чинара» уловили шум, схожий с шумами подводной лодки и выдали информацию в бортовой приемник «Тучи». Работа закипела:
— «Коршун»! Я «Туча»! Предположительно, контакт с подводной лодкой. Осуществить «Поиск по вызову»! Даю координаты…
Такая же вводная давалась и на две другие «единички». Их построили строем «фронта», то есть на одной линии, так что каждый мог видеть друг друга побортно — слева или справа. С точки зрения тактики действий, это был поиск на прямом галсе параллельными курсами. Галс прокладывался так, чтобы середина строя вертолетов прошла через исходное место обнаружения подлодки. Курс движения был определен по уже просчитанными «Тучей»
ЭДЦ — элементам движения цели и составлял тридцать градусов. Скорость цели — пятнадцать узлов. Вертолеты периодически зависали и опускали в море гидроакустические станции, работавшие в режиме шумопеленгования. Цель, а это был тот самый имитатор АПЛ «Гоуст» с большой шумностью, то нащупывалась, то пропадала, маневрируя курсами и глубиной по заданной программе. Гидрология моря, а это не что иное, как физические параметры водной среды — соленость, плотность, температура, скорость распространения звука в воде и тэ дэ, и тэ пэ — также не была идеальной для поиска «вражены». В конце концов, её и потеряли.
Ещё ранее, Вонифатьев выставил все свои восемнадцать гидроакустических буев. А вообще, совместными усилиями авиационной группировки, был создан рубеж из барьера буев протяженностью сто сорок километров. Но супостат, так больше и не попался.
Топливо у вертолетчиков, несмотря на подвесные баки, заканчивалось. Всё это, вместе взятое, а также фамилия старшего группировки Рожнов — он должен был обязательно «лезть на рожон» — привело к тому, что и произошло далее.
«Туча», он же Рожнов, в гневном порыве приказал всем выполнить контрольное бомбометание. Авиаторы дружно один за другим шлепнули в море изрядную часть своих противолодочных глубинных бомб, но на поверхность так ничего и не всплыло. Но вот радиограммы со всех находившихся в Охотском море судов, и особенно от рыбаков, посыпались мгновенно. Похоже, что кто-то из них оказался вблизи от района бомбометания и изрядно труханул. Командир «Тучи» собирался запустить ещё более эффективное оружие — самонаводящуюся торпеду АТ-1, но тут в шлемофоне раздался голос оперативного дежурного штаба морской авиации ТОФ-а:
— «Туча»! Вы что там озверели! Бомбите рыбаков! Всем, кроме «Тельца» и «Коршуна» на базу! Данные по цели передать противолодочным силам Камчатской флотилии. Как поняли? Приём!
— Понял! Всем на базу! Наблюдаю караван судов, двигающихся в залив Буссоль. На месте супостата, я бы поднырнул под один из них. Я «Туча», прием!
— Вас понял! «Единички» из Рыбачьего их уже караулят! Удачи, командир! Конец связи!
Вообще-то, у «Тучи» были все основания топить «вражену» в своем внутреннем море, но разного рода чрезвычайных ситуаций на ТОФ-е было больше чем предостаточно. Поэтому, вышестоящее начальство и охладило пыл ретивого летчика — не хватало ещё утопить своих же рыбаков. В итоге, авиаторы разлетелись по своим аэродромам, передав всю наработанную информацию противолодочным кораблям. Остались только «Телец» и «Коршун» — он же «Ахтунг». Пилоты друг друга знали не понаслышке, бывало вместе опрокидывали не один пузырь, но четко соблюдали дисциплину переговоров в радиоэфире:
— «Телец!» Я «Коршун»! Начал снижение! Перешел на минимальный режим!
— Понял! Работаешь на малых оборотах! Визуально, тебя наблюдаю! Я «Телец»! Прием!
При больших оборотах двух турбовинтовых двигателей ТВ Д-2, мощностью одна тысяча двести лошадиных сил каждый, несущий винт создавал на поверхности моря своеобразную воронку, в которую вертолет мог сам же и угодить. Поэтому, Вонифатьев работал на малых оборотах, соблюдая минимальный скоростной режим. Ещё одну проблему создавали резиновые уплотнения грузового отсека — они не обеспечивали герметичность при соприкосновении с водной поверхностью. Сам отсек был выполнен в форме лодки, на которую собственно и приводнялся вертолет-амфибия. Борттехник и штурман как раз спускали