Раздался звонок, прервавший безостановочную речь мамаши Беста. Эдвард открыл дверь и в темном проеме показались четыре крупных белка глаз двух чернокожих гигантов. Это пришли супруги Канетти. Мамаша Беста чуть не лишилась дара речи. Для неё, как, впрочем, и для других граждан Соединенных Штатов шестидесятых годов, увидеть чернокожих в гостях у её сына, представителя элиты нации, капитана подводной лодки, было против всяких правил. Тони Канетти сразу же ощутил неловкость своего положения и замер в проеме двери, не решаясь войти внутрь.
— Проходите смелее, — поспешил сказать Бест, протягивая руку Тони для приветствия. — Какая у тебя замечательная супруга.
— Это Луиза, сэр…, — представил супругу Тони, все ещё испытывая стеснение и прижимаясь к стене прихожей.
— Эдвард, — представился Бест и в свою очередь познакомил вошедших с присутствующими белокожими дамами, которые, уставившись друг на друга, внимательно изучали внешние данные, не решаясь заговорить. — Мои родственники: мама Элизабет и супруга Эльза Бест.
Когда Эдвард произнес фамилию Эльзы, его мать вздрогнула и захотела что-то сказать, но Эдвард, на всякий пожарный случай, не делая паузы, пригласил всех в зал. Все вошли и увидели празднично накрытый стол, рядом с которым стояла официантка из офицерской столовой, специально нанятая для обслуживания гостей. Раздался очередной звонок, и вскоре компания увеличилась ещё на одну пару гостей. После полагающихся при встрече приветствий и знакомства, Бест усадил всех за стол и немного волнуясь сказал:
— Я собрал здесь моих самых близких родственников и друзей. Я не рассказывал тебе мама, — он обратился непосредственно к Элизабет, — об одном эпизоде из моего последнего похода, в котором присутствующие здесь сослуживцы проявили мужество и высокий профессионализм. Старшина Канетти, — Бест указал на Тони, — представлен к награде за спасение утопающего…
— Какого утопающего? — ещё не поняв, о ком идет речь удивленно спросила мать Беста у старпома, с которым была ранее знакома.
— Вашего сына, мэм, — спокойно ответил старпом, — капитана подводной лодки «Гоуст» Эдварда Беста.
— Капитана? — теперь пришло время удивляться Эльзе. — Ты капитан? — волнуясь, спросила она с сильным немецким акцентом.
Мать Беста заплакала навзрыд, причитая:
— Боже мой! За что всё это нам… Не хватало мне потерять ещё и сына.
Все бросились её успокаивать. Женщины, как это бывает в подобных случаях, солидарно пустили слезу.
— Ну что ты, мама, — сказал Бест, быстро подбежав к стулу, на котором она сидела.
Он прижал её голову к себе и, поглаживая рукой, тихо произнес:
— Всё уже в прошлом. Не надо так расстраиваться.
— Я тебе не говорила этого раньше, — чуть успокоившись сказала Элизабет. — Но твой отец именно утонул, а не…
Она опять зарыдала, но теперь и Бест был озадачен этой новостью. Все предшествующие годы считалось, что его отец погиб при исполнении каких-то секретных обязанностей. Он, как и Бест, был морским офицером. Теперь выяс-нялось, что отец, купаясь в океане, банально утонул, не рассчитав свои силы. Понятно, почему она так эмоционально восприняла известие о спасении сына чуть было не утонувшего где-то в океане. Не хватало ей ещё и второго утопленника.
Первоначально, этим сообщением Бест планировал смягчить взаимоотношения матери и супруги. В этом и состоял его план. По расчетам Эдварда, дамы должны были броситься в объятья друг друга, жалея любимого сына и мужа. Но сценарий не пошел изначально, как только Элизабет появилась в прихожей. Мамаша Эдварда проигнорировала приветствие невестки, и для него стало ясно и понятно, что желанное им налаживание добрых взаимоотношений будет не скорым. Разбираться в семейных делах было некогда, потому что в прихожей стали появляться приглашенные. Эдвард отложил семейные разборки на более позднее время. Но у него возник к себе вопрос: а возможно ли примирение его любимых женщин как таковое?
Вечер с молодоженами пролетел в одно мгновение, но с одной особенностью — тосты с пожеланиями попеременно произносились только сослуживцами и их жёнами. Элизабет и Эльза скромно молчали. Гости, недолго думая, сообразили, что Бестам лучше остаться одним и разобраться наконец в своих взаимоотношениях. Старпом, как старший из присутствующих гостей, поблагодарил за приглашение, и они с Канетти и их женами тихонько удалились.
Некоторое время все трое молчали. Затем Элизабет нахмурившись сказала:
— Я полагала, Эдвард, что ты должен был всё же не спешить с этой женитьбой. Нельзя же так опрометчиво кидаться вниз головой в каждую встречную юбку…
— Мама…, — интонацией, показывающей на недопустимость таких резких оценок, Эдвард попытался успокоить мать, но это было пока бесполезно.
— Что произошло? — ещё с большим накалом в голосе продолжала Элизабет. — Тебя словно подменили, околдовали.
— Так оно и есть, мама, — спокойно ответил Эдвард. — Я околдован прекрасной Эльзой и совершенно об этом не жалею. Более того, именно я был инициатором и настоял на скорейшей женитьбе. Я желал её всеми фибрами души. Мне не хотелось её упустить или потерять. Я не желал, чтобы она досталась кому-то ещё. Возвращаться в Штаты одному, без неё — для меня было немыслимо. Ты даже не представляешь, как я люблю её и не стесняюсь говорить об этом, понимая…, — Бест на секунду прервал свою проникновенную речь.
— Что, ты понимаешь? — Элизабет тут же использовала возникшую паузу.
— Я понимаю, мама…, что предал тебя и наш негласный уговор быть только вдвоем. Но, я прошу тебя простить меня и сменить гнев на милость.
Для пущей убедительности, он стал на колени и театрально протянул к матери обе руки.
— Право, Эльза здесь совсем не виновата. Полюби её, и мы будем втроем, как прежде с тобой, прогуливаться по набережной Бангора, любоваться красотами залива Пьюджет-Саунд. Я тебе это обещаю.
Мать жестом приказала ему встать с колен и своим обыкновенным голосом сказала:
— Мне сейчас сложно разобраться во всем и тем более кого-то прощать. Потребуется некоторое время, — она взглянула на Эльзу и та тут же молча встала со стула. — Пожалуй, я пойду. Проводи меня, — обратилась Элизабет к сыну.
— Да-да, мама, — робко сказал ей Эдвард, и они вдвоем пошли в прихожую.
Выходя из зала, Элизабет обернулась, взглянула на Эльзу и впервые заговорила с ней. Собственно и не заговорила, а просто попрощалась.
— До свидания, Эльза.
— До свидания…, — Эльза не нашлась как назвать её: мэм, Элизабет или как-то ещё.
Бест подмигнул супруге и обняв мать за талию, вывел её в прихожую, говоря на ходу:
— Ну, вот и ладно, мама. Вот и хорошо.
— Только не думай, что я уже простила тебя… предатель!
Она развернулась к нему и легонько стукнула кулачком в грудь, первый раз за весь вечер улыбнувшись, но тут же опять стала серьёзной и сказала:
— Будь осторожен, сынок. Какое-то проклятье все ещё витает над нами. Помни отца!
— Да, мама. Я буду осторожен. Не беспокойся.
— Когда уходите?
— На днях, мама. И я прошу, не оставляй Эльзу одну. Для неё это первое испытание ожиданием. Да что тебе говорить, ты ведь всё прекрасно понимаешь.
— Да, сынок. Твоя мама ещё не забыла, как ждала отца, а потом и тебя. Береги себя, Эдвард!
— Ты мама тоже, береги себя и… Эльзу!
Элизабет ничего не ответила. Она лишь взглянула ему в глаза, и он понял, что она хорошая мама, гордая мама и любит его по-прежнему сильно, но так просто не сдастся на милость молодой красивой сопернице. Тем не менее, она мама моряка и поступит праведно — возьмет Эльзу под опеку. Он понял это по её взгляду. Элизабет поцеловала его в лоб и они расстались. Молодожены же, как это и положено в первые месяцы совместной жизни, слились в единое целое и провели очередную бурную ночь.
Утром Бест, прикрывая рукой самостоятельно зевавший из-за недосыпания рот, примчался на своем «Форде» к бетонному плавпирсу, где был ошвартован атомоход. На причале в парадной форме стояли его подводники в прежнем полном составе. Никто не покинул экипаж, о чем и доложил ему старпом. Бест подошел к строю и вместо общего приветствия, поздоровался с каждым членом экипажа за руку. Этим жестом он показал, что, как и прежде, они вместе и любые задачи им по плечу. Начальство так же оценило этот жест и безусловно было довольно им — капитаном Эдвардом Бестом. Провожать экипаж в поход, помимо их непосредственного начальника кэптена Джеймса Бредли, прибыл и новый директор разведки ВМС США адмирал Фредерик Халфингер. Как только его немецкую фамилию озвучили на причале, связист в свойственной ему манере заметил Дюреру:
— В вашем полку прибыло, господин Фюрер.
— В море сочтемся, крысолов, — парировал Дюрер.
Механик, он же главный ядерщик, не на шутку задумался — чтоб ему такое учудить этому ненавистному связисту, раз уж тот остался в экипаже. Меху, по-прежнему, не нравились намеки связиста. К тому же было непонятно немецкая фамилия у адмирала или норвежская. Может быть датская? Хотя какая разница — все они были защитниками Соединенных Штатов. Но связиста надо проучить — механик знал это точно. Так же точно, как он знал — случись что, и он первым бросится спасать это явление природы и неудачных родов, этого, черт бы его побрал, связиста-крысолова.
Уходили в океан тихо, без пышных проводов. Но, несмотря на секретность этого похода, на одной из возвышенностей береговой черты пролива Худ, можно было заметить скопление народа — человек пятьдесят, не менее. В бинокли, переходящие из рук в руки в ходовой рубке, подводники с «Гоуст» высматривали своих жен и детей, махавших им руками и платками. Один из платков был ярко синего цвета и принадлежал жене капитана. Бест не выпускал из рук свой бинокль — он нужен был ему для работы. Но эпизодически и он поглядывал на возвышенность, отыскивая среди провожающих свою любимую жену. Она стояла обособленно, рядом с рослой женщиной, в коей Бест без труда узнал свою мать, и махала ему своим платком.