— Ну, вот и ладно, — сказал он вслух сам себе. — Вот и хорошо.
— Вы что-то сказали, сэр? — поинтересовался дежурный офицер, который должен был мгновенно дублировать команды капитана к исполнению.
— Да, Билл, — нашелся Бест. — Держись в створе фарватера. И… разверни пеленгатор репитора гирокомпаса на маяк.
Дежурный офицер периодически посматривал в окуляр, якобы уточняя место подводной лодки, а на самом деле разыскивая в толпе своих.
— Контролируй пеленга на принятые для прокладки курса ориентиры, — присовокупил к сказанному ранее, Бест.
— Есть, сэр! — обиженно произнес дежурный и развернул пеленгатор на трубу теплостанции, которая использовалась как один из ориентиров. Пеленг на маяк он уже имел.
В рубке разместились только те, кому положено по штатному расписанию и кому капитан эксклюзивно разрешил присутствовать на выходе из пролива Худ: главному реакторщику, как только отошли от причала; его «другу» Генри, имевшему в подчинении мичманов-связистов, справляющихся с его обязанностями не хуже, чем он сам; интенданту, загрузившему подлодку всем необходимым на этот поход и ещё нескольким напросившимся подводникам из подвахты.
Вскоре подводный атомоход, если смотреть на него с берега, превратился в маленькую точку, которая словно поплавок то появлялась, то исчезала среди длиннющих гребней океанских волн. Прошло ещё некоторое время, и поплавок исчез — лодка погрузилась. Родственники подводников стали расходиться по домам, украдкой поглядывая на Эльзу, даже, не пытаясь с ней заговорить, что было для нее весьма странным. Элизабет прокомментировала
— Привыкай, Эльза. Ты для них теперь главная. Случись что, они прибегут именно к тебе. И ты будешь обязана принять их и решить все проблемы с вышестоящим начальством Эдварда. Таковы правила.
— Да, Элизабет, — скромно ответила Эльза и они вместе убыли в жилой городок, где жили семьи подводников.
Отношения, складывающиеся между ними, ещё нельзя было назвать идеальными. Элизабет, старалась показать своё старшинство буквально во всём, что, естественно, не нравилось Эльзе. Но она не конфликтовала, полагая, что всё отрегулируется естественным путем. Теперь, узнав, что она является женой самого капитана атомной подводной лодки, Эльза стала пересматривать многие позиции и поднимать свой статус как во взаимоотношениях среди жен военнослужащих, так и в её непростых отношениях с матерью Эдварда.
«Собственно, а почему я должна уступать, — размышляла она. — Мне двадцать шестой год и я уже не та, что была раньше. Тем более, что на мою шею повесили какие-то непонятные, но ответственные обязанности».
Иногда, Эльза забывалась и вместо приветствия по-английски, говорила по-немецки:
— Гутен так! — чем приводила своих собеседников в замешательство, но тут же поправлялась, повторив приветствие на родном для всех английском языке.
Она скучала по родителям, перед которыми чувствовала свою вину; по своим младшим брату и сестре — с ними даже не объяснилась; по великолепной Австрии — маленькой стране в центре Европы. Но больше всего она скучала по Эдварду, ставшему для неё всем — и любимым мужем, и главой семьи, и, может быть, даже смыслом её существования на этом свете. Она ещё не научилась ждать и часто, по ночам, плакала, причитая в полголоса:
— Ну, где же ты, милый? Где? В этом огромном и глубоком океане… Как ты там?
Бест также страдал. У него впервые возникло новое чувство — чувство тревоги и ожидания. Он беспокоился за судьбу своего любимого и близкого человека, часами глядя на фотографию Эльзы. Он поместил фотографию в красивую рамку и установил её на своем капитанском столе на самом почетном месте под портретом президента Соединенных Штатов. Вам покажется странным, но он тайно целовал фотографию через стекло рамки и считал это нормальным явлением. Он не мог ею налюбоваться и с нетерпением ожидал встречу с оригиналом. Никогда Бест не думал, что так можно скучать по любимому человеку.
Незаметно прошли две недели похода. Подлодка прибыла в район выполнения специальных задач. Бест взял в руки микрофон радиотрансляции и уверенным голосом сказал:
— Господа, у микрофона капитан. Мы находимся в районе, расположенном в четырехстах милях к северу от атолла Мидуэй. Именно здесь приводняются советские баллистические ракеты. Пока вы были в отпуске, на подводной лодке проведена модернизация. Нас оснастили новой ЭВМ — это необходимо для обработки информации, поступающей от так называемой «рыбки» — глубоководного аппарата. В саму «рыбку» вмонтировали новую фотоаппаратуру. Мы пока не можем поднимать предметы со дна, но я думаю, что эта работа впереди. А пока от нас требуется обозначить наши находки гидроакустическими маяками-ответчиками. Все это должен был сказать вам на пирсе адмирал Халфингер, но он посчитал, что в целях сохранения военной тайны, не стоит вести какие-либо разговоры о нашей деятельности даже в окружении своих же кораблей. Помните об этом! Адмирал поручил мне поставить задачу экипажу и поведать то, о чем я только что сказал. Итак, внимание! Ставлю боевую задачу: экипажу обеспечить спецгруппе необходимые условия по поиску головных частей советских баллистических ракет; спецгруппе — выполнить поисковую операцию в полном объеме! Спасибо за внимание и да поможет нам Господь!
Старпом взял, протянутый капитаном микрофон, и для пущей строгости проорал по радиотрансляции:
— По местам стоять! Застопорить ход! Держать дифферент ноль градусов! Глубоководный аппарат — к погружению!
— Пойду к «спецам», — сказал Бест старпому и отправился в специально оборудованный отсек поисково-глубоководных работ.
Отсек представлял из себя часть обычной подводной лодки с двумя переходными люками. Ещё недавно здесь стояли часовые, следившие за тем, чтобы подводники проскакивали в соседние отсеки, не останавливаясь и не заходя в помещения со спецаппаратурой. Теперь режим был упрощен, но, по-прежнему, в помещения допускались только сам Бест и его старпом. Остальные подводники могли лишь перемещаться из отсека в отсек. Они знали о поисково-глубоководных делах по сообщениям, озвученным начальством. Совсекретные детали не раскрывались.
— Капитан на посту! — проорал кто-то из «спецов» и все присутствующие вытянулись по стойке «смирно».
— Расслабьтесь, — не по-уставному отреагировал Бест на оказанные ему знаки внимания. — Как у нас дела?
— Опускаем «рыбку», сэр, — прокомментировал действия расчета по постановке глубоководного аппарата тот самый «спец», что плакался в прошлый раз, когда они потеряли «рыбку». Предугадывая вопрос капитана, он сказал:
— У нас теперь новый цельный семимильный кабель компании «Ю.С. Стил», так что обрывов не будет, сэр.
— Хотелось бы в это верить, — с сомнением в голосе ответил Бест. — Если мне не изменяет память, в начале прошлых испытаний, тоже самое говорилось и о предыдущем кабеле. Не так ли, Гилберт?
Гилберт — это как раз и был тот самый специалист по утоплению невинных «рыбок». Он, как провинившийся школяр, покраснел и промолчал, не ответив на реплику капитана. Сам капитан в это время сосредоточенно листал журнал документации. В нем все действия расчета должны были подробно фиксироваться. Как всякий уважающий себя начальник, он должен был обнаружить недостатки и указать на них.
— Ну, вы как дети, — Бест обнаружил первое нарушение. — Почему журнал не пронумерован и не прошнурован? Где отметка начальника секретной части и штамп о постановке на учет? Гилберт, разве на офицерских курсах в Мэр-Айленде не было занятий по учету секретных документов?
— Сейчас исправим, сэр, — ответил один из операторов, носящий легендарное имя Ричард.
— Я надеюсь на тебя «Львиное сердце», — Бест тут же припечатал ему кликуху и Ричард с журналом пулей вылетел в соседний отсек, где располагалась секретная часть подлодки.
— Кстати, — поинтересовался Бест. — На какой глубине наша «рыбка»?
— Девятьсот десять футов[5], сэр… девятьсот двадцать…, — Гилберт считывал показания глубиномера прямо с компьютера «Юнивак 1124» и докладывал их Бесту. — Прошли предельную глубину погружения «Гоуст» девятьсот девяносто футов, сэр!
— Мы можем просмотреть картинку? — ненавязчиво спросил капитан, для которого, как, впрочем, и для всех остальных подводников вселенной, было немыслимо увидеть что-то изнутри — на подводных лодках не предусмотрены иллюминаторы. — Я, кроме набегающей на перископ волны, ничего не видел из подводного царства.
— Тут и смотреть особо нечего, сэр, — сказал рыжебородый оператор, до этого тихо сопевший над какой-то научной энциклопедией. — Всё в черно-белом цвете… Ричард знает, что там за бортом — он опускался на батискафе «Триест». Помните, когда «Трешер» утонула[6]?
— Еще бы не помнить, — с досадой ответил Бест. — «Морская лисица» воткнулась в дно на глубине восемь тысяч двести футов со скоростью не менее ста узлов. Её поэтому и нашли не сразу. Я думаю, она вошла носом в грунт футов на пятьсот, не меньше. Хотя, первоначально, имела положительный дифферент на корму. Нас всех тогда долго мурыжили — доходило до перепроверки сварных швов прочного корпуса, сокращения предельной глубины погружения. Что там говорить, субмарина «Трешер» наделала шороху.
— А вот и Ричард, — рыжебородый прервал начавшийся было спор с капитаном, а это всегда чревато непредсказуемыми последствиями как для спорщика, так и для окружающих. — Капитан интересуется «Трешером», — обратился он к вошедшему оператору.
— Сэр! Ваше замечание устранено! — не обращая внимания на просьбу Жака и следуя уставу, отрапортовал Ричард и далее, узнав о чем шла речь, сказал:
— Наша лодка, сэр, — припомнил оператор с французским именем Жак, — при прежнем капитане, — эту фразу он выделил особо, — в пятьдесят девятом году, также чуть не затонула. Я тогда был матросом и только меч-тал служить в Управлении военно-морских исследований, заниматься подводными изысканиями. Так вот, из-за поступления воды в первый отсек, дифферент на нос достиг шестидесяти градусов…